Иллюзия брака

— Вы едва не переступили очень опасную черту… И мне бы хотелось, чтобы вы пообещали одно: не подходить к ней так близко. Никогда.

В голосе Брайена раздражение уступило место тревоге. Я ощущала на себе его взгляд — жадный, обеспокоенный, изучающий. Брайен порывисто шагнул ко мне и снова застыл на месте, будто не решаясь приблизиться.

Наверное, люди также относятся к раненому хищнику: хотят помочь, но опасаются подходить ближе.

— Боитесь меня? — предположила я, стараясь не обращать внимания на ту панику, что родилась в душе при мысли об этом. — Думаете, орден магов не так уж сильно ошибался насчет таких, как я?

— Я боюсь не вас, — спокойно ответил Брайен. — А за вас. Тяга к саморазрушению никого не доводила до добра.

Я фыркнула, так высокомерно, как только могла. Слова Брайена вызвали у меня рефлекторное желание защищаться. Нет, он не мог быть прав! Да что он вообще знает обо мне?

— Вам не о чем волноваться: я не употребляю ни алкоголь, ни стимулирующие магические вещества, ни (даже!) никотин. Я не разрушаю себя изнутри.

— Месть — наиболее ядовитая вещь из всех вами перечисленных.

— Вы судите об этом по опыту других? Из — за того, что видели на войне?

Я вздрогнула, когда Брайен приблизился. Я ожидала, что он возьмет меня за плечи и хорошенько встряхнет, как в том переулке, но вместо этого он прошел чуть дальше и медленно опустился в кресло.

— Нет, это мой собственный опыт.

Я замерла, как громом пораженная, а затем тоже не спеша опустилась в кресло напротив Брайена и вопросительно взглянула ему в лицо, безмолвно ожидая продолжения.

— Моя внешность довольно прозрачно намекает на то, что во мне течет кровь выходца с островов. Хотите знать подробности?

Я кивнула. Что-то внутри сжалось от тона, каким это было предложено: самоирония мешалась с чем-то более едким и, похоже, уже отжившим, но оставившим след на душе.

— Отец был офицером, его каким — то образом занесло в Иоланию, где он соблазнил и бросил мою мать.

Я распахнула рот и так же молча закрыла его, не зная, что тут можно сказать. Несмотря на особенность дара, человеческая подлость всегда обескураживала меня. И я совершенно не понимала, что чувствует Брайен по этому поводу. Впрочем, гадать мне не пришлось.

— Вот так. Я не могу похвастаться ни родословной, ни даже обычной порядочностью своего отца. — Его голос стал жестче. — Он знал обо мне, но это не сподвигло его ни на женитьбу на обесчещенной девушке, ни на помощь ей.

— Мне… жаль.

Брайен нетерпеливо мотнул головой, будто ему не хотелось, чтобы я вмешивалась.

— История не об этом. Моя мать была вынуждена уйти из дома, чтобы не навлечь позор на сестер, иначе бы те не смогли выйти замуж. Она, в отличие от отца, никогда не бежала от ответственности.

Я взглянула на него исподлобья, невольно проникаясь симпатией к его матери. Принцип заботы о других, о тех, кто сопричастен с тобой, был мне хорошо знаком.

— Ей пришлось много и тяжело работать, но мы все равно едва сводили концы с концами. Родные не помогали нам, раз и навсегда вычеркнув из семьи «паршивую отцу».

Брайен ненадолго замолчал, разглядывая что-то позади моего плеча, а затем решительно продолжил:

— Когда мне исполнилось двенадцать, пробудился дар. Он позволил поступить в военную школу и открыл другой путь, который помог выкарабкаться из нищеты. К сожалению, моя мать уже не застала этого времени.

Я облизнула пересохшие губы и чуть надтреснутым голосом, уже догадываясь об ответе, спросила:

— Что с ней случилось?

— Сгорела от лихорадки. У нее не было денег на лекаря, она работала до последнего дня. Пыталась наскрести на аренду комнатки, которую снимала.

— А.

— Я не знал о ее болезни и о том, что арендатор поднял плату! Иначе бы я занял денег, что-нибудь бы придумал. Я бы нашел выход!

Брайен на мгновение опустил голову и вцепился пальцами в светлые, пепельные пряди.

— Когда я узнал об этом. Моим первым желанием было разнести этот дом, наказать и арендатора, поднявшего плату, и лекаря, отказавшего в помощи больной женщине, и даже равнодушных соседей!

Боль в его голосе заставила меня переместиться ближе. Сама того не понимая, я повторила его недавнюю позу: встала рядом с креслом на колени и схватила Брайена за ладонь, словно пыталась вытащить из океана тьмы, поглотившего его.

— Но вы не стали этого делать, — тихо проговорила я.

Брайен поднял на меня взгляд, и по спине пробежали мурашки. Прежде такую сдерживаемую ярость я видела лишь в зеркале.

Уже не первый раз я подумала о том, что странным образом мы с Брайеном находили отражения друг в друге.

— Я подкараулил арендатора, — глухо ответил Брайен, смотря на меня сухими, покрасневшими глазами. — С моих пальцев почти сорвалось заклинание, но в последний момент я отвел руку. Никто не пострадал.

— Сколько вам было?

— Четырнадцать.

В груди болезненно кольнуло. Совсем мальчишка! Неудивительно, что он едва не сорвался. Да и дар, наверняка, еще плохо контролировал.

О том, что мне было немногим больше, когда наемники напали на дом, я старалась не думать.

— Як тому, — медленно проговорил Брайен, внимательно глядя на меня, — что понимаю, как иногда хочется отомстить. Знаю, насколько сильно сжигает изнутри ярость, как давит на грудь боль, не позволяя дышать, но… Нельзя в этом растворяться. Не стоит переступать черту, за которой вас уже нет, а есть только темнота. В ней легко утонуть и крайне сложно выплыть.

В комнате повисло молчание — неуютное, полное напряжение и тревоги. Я не отнимала руки, но и не поднимала глаз на Брайена. Внутри желание спорить конфликтовало с пониманием правоты слов Брайена.

Я и сама чувствовала, что едва не рухнула в пропасть. У эмпатов есть кодекс, позволяющий сохранить и честь, и рассудок. Я нарушила сразу несколько правил.

Сомневаюсь, что это бы понравилось моей семье. Что бы сказала мама? А отец?

И в то же время, какой — то противный, тонкий внутренний голос нашептывал мне, что меня вынудили. Не стоило ломать жизнь человеку с моей силой. Чего они ждали от меня?

Брайен словно уловил ход моих мыслей. Он тяжело вздохнул, а затем резко поднялся, выдернув свою ладонь из моей.