Imago

– Нет, - Роберт с достоинством вскинул подбородок. Слова Арклайт его задели, мужское самолюбие было не просто ранено - Филиппа растоптала его словно морлоковский хребет, а ведь все это было только для нее! Чтобы они могли, не таясь, пойти куда угодно: в парк, там, или в кино, и не ночью, и чтобы люди на них не оборачивались! Саднящая гордость вынудила мутанта подняться, несмотря на ноющие колени.
– Это мое личное дело, Филиппа. Скоро ты все увидишь.

– А по-моему я уже видела достаточно.

– Послушай… - Призм шагнул к ней, но девушка шарахнулась его, словно прокаженного. Отступая, она ударилась бедром об угол стола, и зло прищуренные глаза туманно блеснули слезами.

– Ничего слушать не хочу! Если вы, сэр, готовы позволять творить с собой всякую неведомую херню, то вперед, шуруйте к Синистеру, вас никто не держит! Пусть он вам еще и клизму с кислотой сделает для остроты ощущений, вы, очевидно, большой их любитель…

– Умолкни, Арклайт!
– прогрохотал Роберт, за два шага подлетая к резко замолчавшей Филиппе. Она отшатнулась, заслоняясь рукой, вся сжалась, ожидая удара, и Призма словно с размаху шибанули в грудь, однако ярость рвалась из него толчками, будто кровь из открытой раны.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Я сказал: это мое дело и только мое. Ясно?

– Кристально, - процедила Арклайт, пятясь и поводя плечами. Злость в ее голосе иссякла, теперь он сочился гадливым презрением, боевой огонек в глазах потух, а улыбка вышла кривой, будто приклеенной. Лицо девушки напоминало восковую маску.
– И как мне только наглости хватило совать нос в твои дела. Прости меня, Роберт, - его имя в ее устах прозвучало резче пощечины, - больше такого не повторится. Никогда.

– Я не это имел в виду… - пробормотал Призм сконфуженно, простирая к ней руки, но Арклайт отшатнулась от него, попятилась, сжимая кулаки и глядя на мутанта раненой волчицей, со смесью боли, обиды и злости.

– Эссекса своего имей, - хрипло отрезала Филиппа, обходя мужчину и отталкивая его протянутые ладони. Роберт потянулся к ней, ухватил ее за запястье, и Сонтаг остервенело дернулась, и грани на его пальцах оцарапали тонкую персиковую кожу на внутренней стороне ее руки. Тонкие алые полосы напоминали следы от кошачьих когтей, а ведь он всего лишь взял Арклайт за руку. Иногда после секса Призм замечал пятна крови на простынях; Филиппа несколько дней могла морщиться при каждом шаге и шуршала упаковками от таблеток, закрывшись в ванной. Она говорила, что все хорошо, и Призм верил, потому что боялся признать, что даже одно неосторожное прикосновение может ранить Арклайт.

Филиппа раненым зверем забилась в угол спиной к мужчине, стояла, обхватив себя за плечи и уронив голову на грудь, и Роберт после нескольких минут гнетущей тишины нерешительно направился к двери. Каждый шаг словно обрывал один трос, на которых мутант балансировал над пропастью, обрывался. Он надеялся, что Арклайт его позовет, попросит не уходить, но Сонтаг молчала, даже не обернулась, когда дверь тихо, печально скрипнула, выпуская Призма в коридор, и кристаллические пальцы обозленно вцепились в ручку; взбунтовалась раненая гордость, раздражение поднималось змеей из травы. Это его тело, и ему решать, что с ним делать. Арклайт не понимает. Не может понимать.

В коридоре, стоило двери в комнату Сонтаг захлопнуться, Призм обессиленно прислонился к стене. Ссора с Филиппой отняла у него те немногие остатки сил, что оставались у него после процедуры, а еще нужно было дойти до своей комнаты, где в последнее время мутант почти не ночевал. Он привык засыпать рядом с Арклайт, прижимающейся к нему через одеяло, - иначе синяков можно набить об его ребра, - чувствуя ее тепло и дыхание на своей шее, и теперь одиночество пугало его сильнее экспериментов Синистера. Рядом с ней Призм чувствовал себя живым, нужным, а, уходя все дальше и дальше от комнаты Филиппы, вновь превращался в брошенный кусок стекла.

Но это не надолго. Арклайт простит его, несомненно простит, когда узнает, что все это было ради нее…

– Эй, Призм!
– зычный мужской оклик гулким эхом прокатился по коридору, и квадратная ладонь Гарпуна хлопнула мутанта по плечу.
– Что-то вы, ребята, сегодня расшумелись - стены трясутся. Повздорили что ли с Арклайт?

– Вроде того, - пробубнил Роберт, на что Гарпун добродушно усмехнулся.

– Ссоры, примирения - в том вся соль отношений, верно? Чтобы кровь кипела, чтобы ее хотелось одновременно убить… и поцеловать, - Ноатак смешливо фыркнул, подталкивая Призма локтем под ребра.
– Не кисни, Арклайт хоть и вспыхивает легче пороха, зато отходит быстро. Подуется да перестанет. Только вы в следующий раз скандальте где-нибудь в другом месте, а то амуры у вас, а потолок на головы нам сыплется. Кстати!..
– мутант щелкнул пальцами, высекая малиновую искру.
– Тебя же Эссекс искал. Весь из себя загадочный, как пьяная первокурсница на выпускном, просил прийти тебя как можно скорее. Слушай… - мужчина замедлил шаг, потирая затылок, - не хочу лезть в ваши с ним… хм, дела, но ты это, Призм, - Гарпун шмыгнул носом, и его брови треугольником сошлись над переносицей, - поосторожнее с ним. Хоть он нам и платит, но тварью ползучей, - его голос упал до еле слышного шепота, - он от этого быть не перестает, так что ты… Ну, в общем, ты понял. А то если он на тебя руки наложил, то и за остальных наших примется, и за Арклайт в том числе. Ты… подумай как-нибудь об этом, хорошо?
– хлопнув еще раз мутанта по плечу, Гарпун прибавил скорости, обгоняя Роберта. В ушах набатом стучал пульс, саднила треснувшая переносица, глаза, удрученно посеревшие, сравнявшиеся цветом с грязным льдом, задумчиво смотрели вслед мутанту, а после угрюмо почернели. Никто не хочет лезть в дела других, однако все вклиниваются, советуют, поучают. Развернувшись на пятках, Призм, пошатываясь, направился в противоположную сторону.

Мистера Синистера нельзя заставлять ждать.

***

Антикварное радио с потрескавшимися лаковыми боками и с позеленевшей от времени медной окантовкой по всему корпусу пело мягким баритоном Бинга Кросби, которому мечтательно вторил саксофон и с высокомерной томностью подыгрывал рояль. Старые динамики звучали слегка приглушенно, золотой нитью мерцал узор, вьющийся по краям, и каркас поблескивал инкрустрацией из рыжевато-карих стеклышек. В свете бестеневой лампы они бликовали перламутрово-белым, такие же отсветы скользили по острию скальпеля в руках Эссекса, серебристо стекали по лезвиям ножниц и зажимов, искрами замирая на кончиках пятидюймовых трубчатых игл. Жидкость в пузатой колбе над зажженной газовой горелкой бурлила и пенилась, пузыри лезли из узкого горлышка, лопались и жирной пленкой подсыхали на мутных стенках колбы; огонь шипел, ловя редкие капли реагента, вскидывал гибкие синеватые языки. Кисловато-горький запах, густой и воглый, забивался в нос и в горло, вынуждая давиться и сглатывать, но при каждом глотке широкий ремень фиксатора будто туже сжимал шею Призма. Плотная перевязь давила на грудную клетку, металлическая обод на штифтах удерживала голову мутанта, и держатели плотно обвивали его конечности - ни пошевелиться, ни подвинуться. Роберт чувствовал себя рыбой на разделочной доске: еще живой, но обреченной. Призм скосил глаза, ища взглядом Эссекса; ученый стоял спиной к нему, споласкивая руки в белесом растворе, и негромко подпевал радио. Он тщательно вытирал ладони, втирал вещество в кожу, ловя пальцами вязковатые капли, не позволяя им намочить края медицинского халата. Лицо Синистера было спокойным, даже безмятежным, однако темный росчерк морщинки меж темных бровей выдавал его напряжение. Мутант сглотнул, кадыком уперевшись в фиксатор, нервно царапнул ногтями по столу, и Эссекс повернул голову на звук.

– Нервничаешь?
– осведомился он участливо, бережно вытирая руки вафельным полотенцем. Пятна раствора расползались по ткани гнойной желтизной.
– Право же, не стоит. Все твои анализы в пределах нормы, даже чуть выше, твое тело реагирует на перемены вполне положительно, так что я настроен вполне оптимистично. Не волнуйся, Роберт, - ученый со снисходительной улыбкой натягивал перчатки, - совсем скоро мы сделаем из тебя настоящего мальчика.

На губах Призма треснул нервный смешок, но через миг напряжение стянуло весь рот, склеило, точно смолой, когда Эссекс любовно пробежал пальцами, оглаживая, по игле. Внутри она была полой, тянулась катетером к капельнице, которую ученый подкатил поближе к мутанту. Флаконы с буровато-коричневым веществом негромко брякнули, подпрыгивая в штативах, и колкая дрожь прокатилась по телу от прикосновения смоченного в спирте ватного тампона ко внутренней стороне руки.

– Здесь текстура стала куда мягче, - одобрительно заметил Натаниэль, надавливая, и стекло под его пальцами слегка промялось, - можно рассмотреть кровеносные сосуды… Пожалуй, отсюда и начнем. Надеюсь, ты не против, что без анестезии, Роберт, - Синистер приставил острие иглы чуть пониже локтя Призма, - присутствие каких-либо иных веществ в организме крайне нежелательно. Реакция может привести к довольно неприятным последствиям.

– Я… понимаю, - выдавил мужчина, шумно, натужно выдыхая: воздух застревал в глотке, распирал стянутую ремнями грудь. Он отчаянно жмурился в ожидании боли, и кристаллические веки грозили рассыпаться, раскрошиться. В жилах бурлил адреналин, звал вырываться, бежать, бежать куда подальше, но мутант лежал, затылком вжимаясь в операционный стол. Осталось ведь совсем немного, последний рывок до заветной цели. Мысли его, словно мотыльки у огня, роились вокруг Арклайт, Призм пытался вспомнить ее улыбку: мелкие черточки морщинок в уголках глаз, полные темные губы, плутовато изогнутые, будто бы Сонтаг улыбалась шутке, известной только ей; но вместо этого мутант видел ее встревоженное лицо, злой узкий прищур и влажный блеск слез за ресницами. После той ссоры они больше не виделись, Филиппа покинула базу тем же вечером, и ее уход ранил Призма. Тогда, когда мутант нуждался в ней больше всего, Арклайт предпочла уйти. Неужели она действительно решила уйти от него… Совсем? Почему? Из-за пары грубых слов, брошенных неосторожно, в запале? Он не хотел… Он… Роберт хотел, чтобы она была счастлива. Хотел быть счастливым, быть… Нормальным? Но Сонтаг он понравился и таким, однако желание иметь человеческое тело, доселе тихо тлевшее, разгорелось с одного ее взгляда, прикосновения, поцелуя. Эта операция была нужна ему, а не ей.

Призм вздрогнул, ощутив легкий укол.

– Ты готов, Роберт?
– Эссекс примерялся небольшим молоточком по игле.
– Не солгу - будет больно, но я уверен, что ты выдержишь. Думай о хорошем - о Филиппе, о той жизни, которая у вас будет. А может, и нет. Никогда не знаешь, что на уме у женщины, - ученый замахнулся, - будет очень обидно, если после операции Арклайт решит, что ты ей больше не нужен.

Страх и злость ожгли ударами кнута, но они лопнули, пропали в огненной вспышке, когда удар молоточка вогнал иглу в руку Призма. Острие едва вошло в тело мутанта, однако боль ошпарила до белого марева перед глазами; на несколько секунд он перестал чувствовать руку. Эссекс ударил снова, вонзая глубже, и рука отозвалась тихим влажным хрустом, как будто лопнула спелая слива, но из узких трещин брызнул не сок, а мутно-красная кровь. Ученый спешно повернул зажим на капельнице, и вещество тягуче потекло по трубке вниз. Оно не прошло и половины катетера, а Синистер готовил уже вторую иглу.