Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты
Шрифт:
Однажды Бирон спросил Кульковского:
– Что думают обо мне россияне?
– Вас, ваша светлость, – отвечал он, – одни считают Богом, другие сатаною и никто – человеком.
Известная герцогиня Бенигна Бирон была весьма обижена оспой и вообще на взгляд не могла назваться красивою, почему, сообразно женскому кокетству, старалась прикрывать свое безобразие белилами и румянами. Однажды, показывая свой портрет Кульковскому, спросила его:
– Есть ли сходство?
– И очень большое, – отвечал Кульковский, – ибо
Такой ответ не понравился герцогине, и, по приказанию ее, дано было ему пятьдесят палок.
Вскоре после того на куртаге, бывшем у Густава Бирона, находилось много дам чрезмерно разрумяненных. Придворные, зная случившееся с Кульковским и желая еще над ним посмеяться, спрашивали:
– Которая ему кажется пригожее других?
Он отвечал:
– Этого сказать не могу, потому что в живописи я не искусен.
Но когда об одном живописце говорили с сожалением, что он пишет прекрасные портреты, а дети у него почему-то непригожие, то Кульковский сказал:
– Что же тут удивительного: портреты он делает днем…
Поэт Василий Кириллович Тредиаковский часто показывал свои стихи Кульковскому. Однажды он поймал его во дворце и, от скуки, предложил прочесть целую песнь из одной «Тилемахиды».
– Которые тебе, Кульковский, из стихов больше нравятся? – спросил поэт, окончив чтение.
– Те, которых ты еще не читал! – ответил Кульковский.
Тредиаковский, желая поддеть и сконфузить Кульковского, спросил:
– Какая разница между тобой и дураком?
– Дурак спрашивает, а я отвечаю, – ответил Кульковский.
Одна престарелая дама, любя Кульковского, оставила ему после смерти свою богатую деревню. Но молодая племянница этой госпожи начала с ним спор за такой подарок, не по праву ему доставшийся.
– Государь мой! – сказала она ему в суде. – Вам досталась эта деревня за очень дешевую цену!
Кульковский отвечал ей:
– Сударыня! Если угодно, я вам ее с удовольствием уступлю за ту же самую цену.
Один подьячий сказал Кульковскому, что соперница его перенесла свое дело в другой приказ.
– Пусть переносит хоть в ад, – отвечал он, – мой поверенный за деньги и туда за ним пойдет!
Кульковский ухаживал за пригожей и миловидной девицею. Однажды, в разговорах, она сказала ему, что хочет знать ту особу, которую он более всего любит. Кульковский долго отговаривался и наконец, в удовлетворение ее любопытства, обещал прислать ей портрет той особы. Утром получила она от Кульковского сверток с небольшим зеркалом и, поглядевшись, узнала его любовь к ней.
Прежний
сослуживец Кульковского поручик Гладков, сидя на ассамблее с маркизом де ля Шетарди, хвастался ему о своих успехах в обращении с женщинами.Маркиз, устав от поручика, встал и, не говоря ни слова, ушел.
Обиженный поручик Гладков, обращаясь к Кульковскому, сказал:
– Я думал, что господин маркиз не глуп, а выходит, что он рта раскрыть не умеет…
– Ну и врешь! – сказал Кульковский. – Я сам видел, как он во время твоих рассказов раз двадцать зевнул.
Пожилая госпожа, будучи в обществе, уверяла, что ей не более сорока лет от роду. Кульковский, хорошо зная, что ей за пятьдесят, сказал:
– Можно ей поверить, потому что она больше десяти лет в этом уверяет.
Генерал фон Девиц на восьмидесятом году от роду женился на молоденькой и прехорошенькой немке из города Риги. Будучи знаком с Кульковским, он в письме сообщил ему о своей женитьбе и прибавил:
– Конечно, я уже не могу надеяться иметь наследников…
Кульковский генералу ответил:
– Конечно, вы не можете надеяться, но всегда должны опасаться, что они будут.
Сам Кульковский часто посещал одну вдову, к которой ходил и один из его приятелей, лишившийся ноги под Очаковом, а потому имевший вместо нее деревяшку.
Когда вдова показалась с плодом, Кульковский сказал приятелю:
– Смотри, братец, ежели ребенок родится с деревяшкою, то я тебе и другую ногу перешибу.
Кульковский однажды был на загородной прогулке, в веселой компании молоденьких и красивых девиц. Гуляя по полю, они увидели козленка.
– Ах, какой миленький козленок! – закричала одна из девиц. – Посмотрите, Кульковский, у него еще и рогов нет!
– Потому что он еще не женат, – съязвил Кульковский.
Красивая собою и очень веселая девица, разговаривая с Кульковским, между прочим, смеялась над многоженством, позволенным магометанам.
– Они бы, сударыня, конечно, с радостью согласились иметь по одной жене, если бы все женщины были такие, как вы, – сказал ей Кульковский.
Молодая и хорошенькая собою дама на бале у герцога Бирона сказала во время разговоров о дамских нарядах:
– Нынче все стало так дорого, что скоро нам придется ходить нагими.
– Ах, сударыня! – подхватил Кульковский. – Это было бы самым лучшим нарядом.
Герцог Бирон послал однажды Кульковского быть вместо себя восприемником от купели сына одного камер-лакея. Кульковский исполнил это в точности, но когда докладывал о том Бирону, то сей, будучи чем-то недоволен, назвал его ослом.