Империя Греха

Но это последнее ощущение внутри, когда я впиваюсь ногтями в ладонь.

Затем я смотрю на него, на незнакомца из той ночи, и меня снова поражает его величественное присутствие. Он выглядит как-то иначе, чем тогда, более серьезным, жестким. Высокомерным.

И я не могу не думать о его доминирующих приказах, когда он трахал меня.

О тех грязных приказах, которые подсознательно заставляют меня сжимать бедра.

Я внутренне трясу головой, пытаясь отогнать эти образы.

Что он вообще делает здесь? Пожалуйста, скажите мне, что он здесь только с визитом и не работает в том же здании, что и я.

Это было бы просто... жестоко.

Как только я оставила все позади, что-то решило последовать за мной. И не просто что-то. Кто-то.

Британский незнакомец, который должен быть в Нью-Джерси, где я оставила его после того, как он трахнул меня до бесчувствия.

— Ты здесь работаешь?

Я вздрагиваю от глубокого тенора его голоса, и электрическое ощущение пронзает все мое тело. Я почти забыла, какой у него властный голос, какой он мягкий и приятный на слух.

Боже, только почему у него акцент?

Я понимаю, что он спрашивает меня. Либо это так, либо он говорит с несуществующим человеком. Я понимаю, что молюсь, чтобы он увидел призрака, притаившегося в углу. Это было бы менее катастрофично, чем альтернатива.

Следующий шаг отрицания: надеяться, что ему просто любопытно посмотреть на случайную незнакомку в лифте.

Хотя он не кажется мне таким.

— Да, — говорю я так спокойно, как только могу. — Мой... первый рабочий день.

Пожалуйста, оставь это. Пожалуйста.

Моя молитва, очевидно, не была услышана, когда он спрашивает, все еще не поворачиваясь ко мне лицом:

— Какой отдел?

— IT.

— Как тебя зовут?

— Джейн.

Мой голос стал ниже, и я надеюсь, что он этого не заметит, не почувствует дрожь.

Но то, что он делает, еще хуже.

Он поворачивается.

Теперь он стоит лицом ко мне, и я вижу его, его точеное лицо, с резкими чертами и пронзительными глазами, смотрящими на меня.

Он так упоительно красив, так привлекателен, что против этого должно существовать правило. А когда он смотрит? Это делает его необъяснимо горячим и пугающим одновременно. Его губы сжаты в линию, такую же неодобрительную, как и его глаза.

— Это неправда, не так ли? Если я правильно помню... тебя зовут Анастасия.

Черт.

Дерьмо.

Нет.

Он узнал меня. Даже с совершенно другой внешностью, он узнал меня. Не должен был, но узнал. И, проклятье, неужели я сказала ему свое настоящее имя? Как я могла быть такой беспечной, просто как?

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Я притворяюсь безразличной, хотя физически отталкиваюсь от металлических перил.

Это дешевая тактика, но она должна быть эффективной. Людей постоянно принимают за других. Это не должно быть чем-то иным. Кроме того, я сделала все возможное, чтобы стать противоположностью той, кем я являюсь. Меня бы не узнали те, кого я знаю годами, не говоря уже о тех, с кем я провела несколько часов.

Он подходит ко мне, или, скорее, преследует, двигаясь плавно и хищными шагами, от которых я едва не задыхаюсь.

А может, дело в том, как он пристально смотрит мне в глаза, словно разрывает каждый мой фасад на части и копается пальцами в разбитых частях внутри меня.

И тут до меня доходит причина моей гипервентиляции. Меня заживо сжигают его острые лесные глаза. Они давят и плавят меня, и я должна перестать смотреть в них.

Но я не могу.

Мне кажется, что если я прерву зрительный контакт, то окажусь в еще большей опасности, чем сейчас.

Что он воспользуется переменами, конфискуя ту часть меня, которую я скрывала от всего мира.

Даже от самой себя.

— Ты точно знаешь, о чем я говорю.

Он протягивает руку к моему лицу, и я вздрагиваю, но на самом деле он не собирался приближаться к моему лицу.

Его пальцы сгибаются вокруг моего горла, и он впивается подушечками в плоть моей шеи, в то время как его другая рука нажимает на кнопку «стоп» и что-то еще.

Но я не сосредотачиваюсь на этом.

Я не в состоянии.

Не тогда, когда вся моя кровь приливает к тому месту, где его рука находится по бокам моего горла. Хватка не жесткая, чтобы лишить меня дыхания, но достаточно твердая, вызывая воспоминания о той ночи.

Воспоминания о том, как он прикоснулся ко мне, обездвижил меня и поджег в результате взрыва. И эти мысли терзают меня прямо сейчас.

Они разрывают меня на куски.

Поджигают.

Дробят кости.

И я не могу остановить ни образы, ни жар, проникающий в мои нервные окончания, особенно в те, к которым он прикасается.

— Ты меня не знаешь, поэтому это мой первый и последний совет тебе. Не играй со мной. Я не только тебя поимею, но и получу удовольствие от того, что разорву тебя на части и полакомлюсь останками.

Я привыкла жить под угрозой. Когда мне ставят ультиматум и никогда не оставляют выбора. Но его способ сделать это, с холодным спокойствием, прорезает фей в моем животе. Они становятся черными, что является сигналом к бегству.

Но я не могу.

Не с его дикой хваткой на моем горле. В ней ощущается контроль, кипящая твердость, и она гораздо более безжалостна, чем доминирование, которое я испытала, когда он трахал меня.

В нем чувствуется оттенок гнева или недовольства. Возможно, и то, и другое.

— Теперь скажи мне, как тебя зовут. Настоящее имя.

— Д-Джейн...

Я не хотела заикаться, но увы, сделала это, и он, должно быть, услышал, потому что его хватка сжалась на моем горле.

— Я не приветствую обманщиц, красавица. Особенно коварных.

— Я не... не... обманщица...

Он должен мне поверить. Иначе новое начало, которое я нарисовала для себя, будет недействительным.

Он не может знать, кто я на самом деле.

Никто не может.

— Твоя кровь, которую я обнаружил на презервативе, свидетельствует об обратном.

Я задыхаюсь, хриплю и дрожу, а он стоит неподвижно. Как камень, холодный, который можно использовать как оружие.

— Я думал, ты не девственница.

Я сжимаю губы, не в силах произнести ни слова.

— Оказывается, ты все-таки была девственницей, и раз ты солгала о своем имени, значит, ты привыкла лгать. Так скажи мне, какова твоя цель, а? Что тебе нужно, Анастасия?