Империя истребления: История массовых убийств, совершенных нацистами
Шрифт:
Детская «эвтаназия»
Подготовка к убийству наиболее слабых и уязвимых из всех жертв нацистов, детей-инвалидов, развернулась еще до войны. В начале 1939 г. в деревне Помсен близ Лейпцига до сведения профессора Вернера Кателя, директора педиатрической клиники Лейпцигского университета, был доведен случай младенца Герхарда Кречмара, страдающего тяжелой формой инвалидности. Катель убедил его родителей подать Гитлеру через канцелярию фюрера (Kanzlei des Fuhrers, или KdF) письменную просьбу о разрешении на убийство из милосердия, которое по существовавшим на тот момент законам подлежало судебному преследованию. Такого рода события отнюдь не были редкостью: ежедневно канцелярия фюрера получала 2000 подобных ходатайств. Ознакомившись с просьбой родителей убить их сына («это чудовище»), Гитлер поручил своему личному врачу Карлу Брандту изучить дело. Брандт, посетив родителей Кречмара в июле, договорился о его убийстве; через несколько дней его осуществил лично Катель. Очевидное внимание нацистских чиновников к случаю Герхарда Кречмара, возможно, объясняется особой тяжестью и многочисленностью врожденных заболеваний мальчика; впоследствии Гитлер устно уполномочил Брандта и начальника канцелярии фюрера Филиппа Булера действовать в подобных случаях аналогично. Это означало переход от убийства нерожденных детей, которое было узаконено в июне 1935 г. в случае выявления генетических нарушений, к убийству младенцев, детей и подростков, цинично именуемому детской «эвтаназией» {26} .
26
Этот важный случай был реконструирован Ульфом Шмидтом: Ulf Schmidt, 'Reassessing the Beginning of the "Euthanasia" Programme', German History, vol. 17, no. 4 (October 1999), pp. 543–50. О фамилии ребенка см.: Ulf Schmidt, Karl Brandt: The Nazi Doctor – Medicine and Power in the Third Reich (London: Hambledon Continuum, 2007), pp. 117–18. Об убийстве Кателем ребенка см.: Udo Benzenhofer, 'NS-"Kindereuthanasie": "Ohne jede moralische Skrupel"', Deutsches Arzteblatt, vol. 97, no. 42 (October 2000), pp. A2766–72, here p. A2766.
Чтобы не допустить публичного раскрытия роли канцелярии фюрера, основной функцией которой было рассмотрение обращений и петиций Гитлеру от представителей немецкой общественности, а значит, и роли самого Гитлера, создатели программы детской «эвтаназии» учредили подставную организацию под названием «Рейхскомитет по научной оценке серьезных наследственных заболеваний» (Reichsausschuss zur wissenschaftlichen Erfassung von erb- und anlagebedingten schweren Leiden). Филипп Боулер приказал своему заместителю и начальнику II Главного управления (государственных и партийных дел) канцелярии фюрера Виктору Браку заняться организацией программы убийств в рамках «эвтаназии». Брак в свою очередь поручил текущее управление детской «эвтаназией» Гансу Хефельману, руководителю отдела IIb II Главного управления, который отвечал за дела, связанные с министерствами рейха, а также за прошения о помиловании. Небольшая группа планирования работала быстро, и уже 18 августа 1939 г. Министерство внутренних дел – единственное государственное ведомство, имевшее представителя в Рейхскомитете, – направило региональным правительствам строго конфиденциальный циркуляр. Поскольку в рамках детской «эвтаназии» предполагалось убивать детей-инвалидов, не находящихся на стационарном лечении, Рейхскомитету, чтобы получить непосредственный доступ к потенциальным жертвам, требовалось сотрудничать с органами здравоохранения. Циркуляр налагал на акушерок, врачей родильных домов и акушерских отделений, а также на врачей общей практики обязанность регистрировать новорожденных и детей в возрасте до трех лет, страдающих «имбецильностью», «монголизмом», уродствами (особенно отсутствием конечностей) и параличом. Уведомления направлялись в ответственный орган здравоохранения, а оттуда – на условный адрес Рейхскомитета. Исключительно на основании этих регистрационных формуляров три консультанта Рейхскомитета – педиатр Эрнст Вентцлер из Берлина, детский и подростковый психиатр Ганс Хайнце из города Бранденбурга-на-Хафеле и вышеупомянутый Вернер Катель – решали, будут ли дети переведены в так называемое специальное детское отделение и, таким образом, включены в программу убийств; самих детей они не видели и даже не знакомились с их историями болезни. Тот факт, что на этом раннем этапе к программе не был привлечен никто из Министерства юстиции рейха, показывает, что планировщики осознавали незаконность своих действий {27} .
27
Friedlander, Origins of Nazi Genocide, pp. 40–1 and 45–6; Benzenhofer, 'NS-"Kindereuthanasie"', pp. A2768–70.
Еще до создания первых «специальных детских отделений» преступники с леденящей душу дерзостью говорили о скором введении «эвтаназии». В психиатрической больнице Эгльфинг-Хаар под Мюнхеном директор Герман Пфаннмюллер устраивал специальные экскурсии по своему учреждению – чтобы продемонстрировать бесполезность его пациентов. С 1933 по 1939 г. Эгльфинг-Хаар посетили более 21 000 человек, в том числе 6000 членов СС, иные из которых в финале экскурсии рекомендовали установить у входа пулеметы и уничтожить всех пациентов. После войны баварский школьный учитель Людвиг Лехнер так вспоминал свой визит в Эгльфинг-Хаар осенью 1939 г. – вскоре после того, как был освобожден из концлагеря Дахау, куда попал за участие в деятельности антифашистской группы:
Осенью 1939 г. я стал свидетелем преступления, которое выбило из колеи даже меня, в частности тем, каким образом оно было совершено, – притом что к тому времени, через несколько месяцев после освобождения из концентрационного лагеря Дахау, я привык уже ко многому. В то время широкой публике разрешили посещать психбольницы. Поскольку в 1934–1935 гг., в ходе профессиональной подготовки, я изучал психологию и поэтому обладал некоторыми специальными познаниями, естественно, мне было особенно любопытно, как работает психиатрическая лечебница. По этой причине я решил посетить одну из таких экскурсий. Показав нам несколько разных отделений, директор психбольницы, которого звали Пфаннмюллер, привел нас в детское. Оно производило впечатление чистого и ухоженного. На пятнадцати – двадцати пяти койках лежало столько же детей в возрасте от одного года до пяти лет. В этой палате Пфаннмюллер особенно подробно разъяснил свои намерения.
Суть сказанного Пфаннмюллером я вспоминаю следующим образом: «Для меня как национал-социалиста эти существа (он имел в виду детей), естественно, являются лишь обузой для здорового тела нашей расы. Мы не убиваем (возможно, вместо слова "убиваем" он использовал некий эвфемизм) их с помощью яда, инъекций и т. д., потому что это только дало бы новый материал для пропаганды ненависти иностранной прессе и господам особого рода из Швейцарии. Нет, наш метод, как вы видите, намного проще и намного естественнее». С этими словами, воспользовавшись помощью медсестры из палаты, он вытащил ребенка из кровати. Продемонстрировав ребенка, словно мертвого кролика, он со знающим видом и циничной ухмылкой сказал: «Этот протянет еще два-три дня». Образ этого толстого ухмыляющегося человека с издающим рыдания скелетом в мясистой руке, в окружении других обреченных на голодную смерть детей, до сих пор стоит у меня перед глазами. Более того, затем убийца сказал, что они лишили детей еды не внезапно, но сокращали пайки постепенно. Одна дама, также участвовавшая в экскурсии, спросила с возмущением, которое ей с трудом удалось сдержать, не была бы быстрая смерть посредством инъекции более милосердной. После чего Пфаннмюллер еще раз пропел дифирамбы своим методам, считая их более практичными с учетом фактора иностранной прессы. Открытость, с которой Пфаннмюллер описывал свои методы лечения, можно объяснить только как результат цинизма или глупости. Более того, Пфаннмюллер не скрывал, что среди детей, которых предстояло умертвить вышеупомянутым образом, были и психически здоровые, а именно дети евреев».
Пфаннмюллер убивал детей в Эгльфинг-Хааре еще до официального начала детской «эвтаназии». Здесь стоит отметить, что, несмотря на возмущение таким обращением с детьми, предложение посетительницы, о котором упоминает Лехнер, тревожно само по себе: она ставит под сомнение методы Пфаннмюллера, но не его цели {28} .
С 1940 г. было создано более тридцати «специальных детских отделений», принимавших детей, отобранных для убийства. Большей частью они открывались в обычных больницах на территории рейха (включая Австрию); их руководители тесно сотрудничали с Рейхскомитетом. Однако, за исключением случаев, когда дети уже были помещены в специальные учреждения, программа могла работать только в том случае, если родители сами отдавали своих детей убийцам. Как правило, это обстоятельство не составляло проблемы: родители обычно не знали истинной цели передачи детей и власти получали от них согласие под ложным предлогом, сообщая, что в этих отделениях их детей могут вылечить. Изначально сотрудникам здравоохранения было дано указание воздерживаться от принудительных мер. Однако те родители, которые упорно отказывались расстаться со своими детьми, подвергались давлению. С сентября 1941 г. в соответствии с указаниями начальника имперского здравоохранения и статс-секретаря Имперского министерства внутренних дел Леонардо Конти чиновникам здравоохранения было разрешено угрожать родителям, которые не желали расставаться со своими детьми, лишением опеки. Такое запугивание обычно срабатывало. Чтобы добиться отказа от детей и согласия на их «лечение» от матерей из рабочего класса, чьи мужья во время войны были мобилизованы, Рейхскомитет обращался в местные центры занятости с просьбой выдать им рабочие задания {29} .
28
Добровольное показание Людвига Леннера (Nbg. Doc. NO-863), 30 March 1947, цит. в: Ernst Klee, 'Euthanasie' im NS-Staat. Die 'Vernichtung lebensunwerten Lebens' (Frankfurt am Main: Fischer Taschenbuch, 1985), pp. 88–9. Об экскурсиях см.: Michael Burleigh, Death and Deliverance: 'Euthanasia' in Germany, c. 1900–1945 (Cambridge: Cambridge University Press, 1994), pp. 43–6.
29
Об «особых детских отделениях» и инструкциях сентября 1941 г. см.: Klee, 'Euthanasie', pp. 300–4. О родителях см.: Friedlander, Origins of Nazi Genocide, pp. 59–60.
Первое «специальное детское отделение» было создано летом 1940 г. в Гёрдене (Бранденбург). Его директором был психиатр Ганс Хайнце – как и Вернер Катель, один из трех консультантов Рейхскомитета. Старшим врачом отделения числилась доктор Фридерике Пуш; кроме того, она обучала методам убийства пациентов врачей из других «специальных детских отделений». Всего Рейхскомитет направил в отделение в Гёрдене 172 ребенка; из них 147, или 85 %, были там убиты. Если циркулярное распоряжение Министерства внутренних дел от 18 августа 1939 г. предписывало регистрировать новорожденных и младенцев в возрасте до трех лет, то в Гёрдене более 40 % убитых находились в возрасте от трех до тринадцати лет. (В вышеупомянутой психиатрической больнице Эгльфинг-Хаар старше трех лет были почти 60 % жертв.) Как правило, детей убивали по одному. В большинстве случаев использовался барбитурат фенобарбитал, который вводился в виде таблеток или инъекций, чтобы вызвать гипостатическую пневмонию, от которой и умирали дети. Таким образом можно было имитировать смерть от «естественных причин». (В Эгльфинг-Хааре этим способом были убиты 93 % детей.) Процесс умерщвления ребенка занимал от двух до пяти дней. К концу войны в «специальном детском отделении» в Гёрдене погибло в общей сложности 1270
детей. Еще 430 детей были отправлены из Гёрдена в газовые камеры так называемой операции Т4 (Aktion T4) и убиты там {30} .30
Thomas Beddies, 'Die Einbeziehung von Minderjahrigen in die nationalsozialistischen Medizinverbrechen – dargestellt am Beispiel der brandenburgischen Landesanstalt Gorden', Praxis der Kinderpsychologie und Kinderpsychiatrie, vol. 58, no. 7 (2009), pp. 518–29, here pp. 520–1 and 524. О причинах смерти и двух примерах из Эгльфинг-Хаара см.: Julia Katzur, 'Die "Kinderfachabteilung" in der Heil- und Pflegeanstalt Eglfing-Haar und die nationalsozialistische "Kindereuthanasie" zwischen 1940–1945', unpublished doctoral thesis, Technische Universitat Munchen, 2017, pp. 107–8 and 129.
Обманом, хитростью, давлением и угрозами власти заставляли большинство родителей отдавать своих детей. Психологическое, социальное и экзистенциальное напряжение, вызванное войной, когда отцы отправлялись на службу в вермахт, а некоторые матери были вынуждены работать, тоже было важным фактором, принуждавшим родителей соглашаться или даже самим просить, чтобы их дети были переданы на попечение государства. Однако это согласие не следует отождествлять с желанием их смерти: многие родители искренне надеялись, что таким образом страдания их детей будут облегчены. Впрочем, были и те, кто добровольно отдавал своих детей в программу «эвтаназии», прекрасно понимая, что именно она подразумевает. Немалое число родителей соглашались на убийство своих детей-инвалидов, потому что видели в этом возможность избавиться от обузы. Другие сами призывали к их смерти под влиянием духа времени. Отец одного пациента психиатрической больницы Эгльфинг-Хаар интересовался, выступая также и от имени своей жены: «Не будет ли лучше исключить такого ребенка из расового корпуса, ведь это, думаю, будет также и в интересах государства?» {31}
31
См.: Gotz Aly, Die Belasteten. 'Euthanasie' 1939–1945: Eine Gesellschaftsgeschichte (Frankfurt am Main: S. Fischer, 2014), esp. pp. 153–61. О примере Эгльфинг-Хаара см. Gerhard Schmidt, Selektion in der Heilanstalt 1939–1945. Neuausgabe mit erganzenden Texten, ed. Frank Schneider (Berlin/Heidelberg: Springer, 2012), p. 137. О напряжении, вызванном войной, см.: Katzur, '"Kinderfachabteilung"', pp. 161 and 168.
Как показывает вышеупомянутая статистика из Гёрдена, не все дети, переведенные в специальные отделения для убийств, были на самом деле умерщвлены. Например, согласно сохранившимся медицинским документам из «специального детского отделения» в Эгльфинг-Хааре, всего было убито 312 детей и подростков (из них 26 – после перевода в «специальное детское отделение» в Кауфбойрене), а 91 ребенок, то есть 22,58 %, выжил; другими словами, погибли более 3/4 детей, переведенных в детское отделение. Что касается подавляющего большинства выживших детей, то врачи после первичного осмотра на месте приходили к выводу, что те не относились к категории «недостойных жить», и тем самым отменяли решения, принятые ранее консультантами Рейхскомитета. Этих детей быстро выписывали, чтобы освободить место для новых пациентов. Однако даже тогда не все родители забирали своих детей. Например, родственникам пациентов учреждения для умственно отсталых детей в Мосбахе недвусмысленно заявили: «По приказу Имперского министерства внутренних дел психиатрическая больница Шварцахерхоф должна быть немедленно освобождена. Немедленно заберите своего ребенка, иначе он будет переведен в другое учреждение». Родственники 71 ребенка откликнулись на этот призыв и забрали своих отпрысков, а родственники остальных 28 детей ничего не сделали. Учреждением, в которое перевели этих 28 детей, стал центр умерщвления Графенек {32} .
32
О количестве убитых и выписанных в Эгльфинг-Хааре см.: Katzur, '"Kinderfachabteilung"', pp. 127–8. О Мосбахе см.: Klee, 'Euthanasie', p. 308 (курсив в оригинале).
С 1939 по 1945 г. в рамках программы детской «эвтаназии» – то есть в «специальных детских отделениях» по схеме Рейхскомитета – были убиты свыше 5000 детей. Следует, однако, помнить, что в эту цифру не входят дети с умственными и физическими отклонениями, убитые в рамках других программ «эвтаназии». Во время операции Т4, а также после ее официального прекращения в других учреждениях – без «специальных детских отделений» – тоже убивали детей. Убивали их с помощью наркотиков, голода или преднамеренного лишения ухода, при этом руководство о проводимой программе «эвтаназии» заранее не уведомляли. В частности – хотя и не исключительно, – детей старше четырнадцати лет убивали в газовых камерах операции Т4. Из общего числа жертв программы Т4 4500, то есть почти 6 %, не были взрослыми. Если учесть эти данные, вероятное общее количество детей и подростков, ставших жертвами кампании по уничтожению людей с умственными и физическими отклонениями в Третьем рейхе, превысит 10 000. Дети были также и среди пациентов польских психиатрических лечебниц, убитых немецкими войсками после вторжения в Польшу в сентябре 1939 г. {33}
33
Petra Fuchs et al., 'Minderjahrige als Opfer der Krankenmordaktion "T4"', в Thomas Beddies and Kristina Hubener, eds, Kinder in der NS-Psychiatrie (Berlin: be.bra, 2004), pp. 55–70; Benzenhofer, 'NS-"Kindereuthanasie"', p. A2772. Геррит Хохендорф (Gerrit Hohendorf (†)) считает, что программа детской «эвтаназии» стала причиной 6800 смертей (письмо автору от 5 декабря 2019 г.).
Пациенты польских психиатрических больниц
Убийство младенца под Лейпцигом в июле 1939 г., став первым эпизодом «уничтожения никчемных жизней», дало импульс первой программе массовых убийств нацистской Германии. Однако еще в июле 1939 г., до того как процесс умерщвления детей набрал обороты, было принято решение расширить операции по уничтожению на взрослых пациентов психиатрических клиник. Вначале Гитлер поручил осуществление этой более масштабной программы «эвтаназии» начальнику имперского здравоохранения Леонардо Конти, но в результате борьбы за власть в нацистском руководстве канцелярия фюрера сумела добиться отмены приказа и перепоручения этой задачи двум уполномоченным по детской «эвтаназии» – Брандту и Булеру. Как и в случае с «эвтаназией» детей, административное руководство канцелярии фюрера скрывало вовлеченность в процесс как партии, представленной формированиями СС, так и государства в целом – подверженного бюджетному контролю. В октябре того же года, после окончания военной кампании против Польши, Гитлер подписал соответствующее разрешение, которое было подготовлено канцелярией фюрера на персональном бланке Гитлера, но так и не было обнародовано или опубликовано в каком-либо юридическом бюллетене. Хотя этот документ не имел законной силы, он послужил официальной основой для операций по убийству и использовался для того, чтобы принуждать врачей к сотрудничеству. Его текст, состоящий из одного предложения, гласил: «Рейхсляйтеру Булеру и доктору Брандту поручено расширить полномочия врачей, которые будут названы поименно, чтобы после тщательной оценки состояния здоровья они могли милосердно умертвить пациентов, которых посчитают неизлечимыми». Это письменное разрешение было датировано 1 сентября 1939 г., днем начала Второй мировой войны, для того чтобы связать убийство пациентов с мнимыми военными нуждами. Административные функции Булер снова поручил Браку и его II Главному управлению, которое уже занималось реализацией программы детской «эвтаназии» {34} .
34
Friedlander, Origins of Nazi Genocide, pp. 62–8; Ian Kershaw, Hitler 1936–1945: Nemesis (London: Allen Lane, 2000), pp. 252–5 and 259–61. О письменном разрешении Гитлера см.: HLSL, Evidence Files, PS-630, signed A[dolf] Hitler, 1 September 1939.
Разрешение Гитлера служило и другой цели: узаконить убийства больных, начавшиеся в оккупированной Польше. Практически одновременно с войной развернулась настоящая борьба за контроль над психиатрическими больницами на аннексированных польских территориях. Вермахт, СС и другие связанные с нацистской партией институции претендовали на эти здания – желательно полностью освобожденные – прежде всего для военных целей. Убийство психиатрических больных на оккупированных немцами северных и западных польских территориях началось 22 сентября 1939 г. с расстрела батальоном под командованием майора СС Курта Эйманна около 2000 душевнобольных из психиатрической больницы Коцборово (Конрадштейн) в городе Старогарде (Прейсиш-Штаргард; ныне Старогард-Гданьский), к югу от Данцига. В октябре и ноябре то же подразделение убило 1400 немецких душевнобольных из Померании – прусской провинции, граничащей с Польшей на севере. Губернатор провинции Франц Шведе-Кобург так инструктировал своих подчиненных: «Отбирайте наиболее отвратительных больных людей». Селекция осуществлялась конкретными врачами на месте, в учреждениях Померании. Жертвы из учреждений в Штральзунде, Лауэнбурге, Иккермюнде и Трептове на поезде доставлялись в город Вейхерово (Нойштадт) в недавно созданной соседней провинции (рейхсгау) Данциг – Западная Пруссия, которая включала в себя бывший вольный город Данциг и отобранную у Польши территорию Западной Пруссии. Там их отводили в близлежащий лес, где расстреливали в ямах, вырытых польскими политзаключенными из концентрационного лагеря Штутгоф под Данцигом. Первую жертву Эйманн расстрелял лично. После окончания расстрела узники Штутгофа зарыли ямы и сами были расстреляны батальоном Эйманна. Освободившиеся здания в Лауэнбурге и Штральзунде были переданы в распоряжение СС, а учреждение в Трептове впоследствии использовалось вермахтом под госпиталь {35} .
35
Rauh, 'Krieg gegen die "nutzlosen Esser"', p. 46; Ulrike Winkler and Gerrit Hohendorf, 'The Murder of Psychiatric Patients by the SS and the Wehrmacht in Poland and the Soviet Union, Especially in Mogilev, 1939–1945', в Kay and Stahel, eds, Mass Violence, pp. 147–70, here pp. 148–9; Friedlander, Origins of Nazi Genocide, pp. 136–7. Цит. Шведе-Кобурга и о первом выстреле Эйманна см.: Klee, 'Euthanasie', pp. 95 and 97.