Империя Раздолья. Огненное сердце
Шрифт:
– Это допрос?
– Сужаю круг конкурентов, - в его голосе появилась ирония.
– Спи, малышка.Воевода склонился надо мной, и я замерла. От него веяло теплом и чем-то вкусным. Он осторожно коснулся тёплыми губами щеки, провёл рукой по волосам и ушёл.
В доме стало совсем тихо. В ногах посапывал белоснежный кот. А я прокручивала в голове весь этот разговор, постепенно успокаивая панику. Пришлось честно признаться самой себе, что воевода мне нравился и очень давно. Впрочем, как и многим.
Это пугало! Потому что я себе пообещала никогда и ни с кем не встречаться, и мне совсем не хотелось повторить
– не улыбалось ещё больше . Тоже мне, удача... Как это вообще может быть приятным?
***
Проснулась я ночью, по вполне естественной необходимости. Никаких воздыхателей у постели я больше не обнаружила, даже кот куда-то ушёл. С другой стороны , это давало свободу перемещения, о которой мне так мечталось. О том, чем кончилась в прошлый раз такая свобода, я старалась не думать. На кресле рядом с кроватью висело нечто вроде платья. Кажется, это для меня. Я подтянула платье к себе, удивившись относительной лёгкости собственных движений. Надеть его оказалось не так просто, несмотря на простой покрой. Пришлось сначала запихнуть многострадальную левую руку в рукав, а затем натянуть на себя всё остальное.
Дело оставалось за малым - выйти во двор за дом и пройти несколько шагов к покосившемуся резному домику. Шаг, второй... Воодушевившись, я ускорила темп. До двери оставалась пара шагов, как меня до глубины души потряс вопль из-под моих ног :
– Мааааау!
В абсолютной темноте сверкнули два голубых огонька, и я с энтузиазмом поддержала вой! На крики выхромал заспанный Беорн, зажёг лучину и, увидев нас с котом, раздражённо сплюнул и так шарахнул посохом по полу, что мы разом заткнулись.
– Чего орёшь, девка?
Я воззрилась на кота, кот обиженно отвернулся, пряча от греха подальше свой облезший хвост. Пауза затягивалась.
– Мастер Беорн, я это... На улицу бы мне. За дом...
– Ну так ступай! Чего орать-то посередь ночи...
Старейшина что-то ещё проворчал и вернулся к себе, оставив лучину дотлевать в моей комнате.
А мы с котом наперегонки выскочили из дома.
Я постояла на крыльце. Пахло прохладой, млачевником и сеном. Совершенная, абсолютно круглая луна освещала дома и улочку. Я с упоением набрала густого летнего воздуха в грудь. И всё же жизнь восхитительно хороша! Особенно без боли. С тех пор, как я проснулась, я ни разу не почувствовала её в полной мере, а на остатки старалась не обращать внимания. Кот забрался на перила крыльца и гипнотизировал водную гладь реки. Отсюда был виден и мост в Заречье, и общинные пастбища и несколько одиноких домиков. Я осторожно погладила белого пушистика. Большой зверюга! Сначала он выражал некоторое недовольство, но потом расслабился и уже сам перебрался на руки, требуя продолжения. Только сейчас я обратила внимание на то, что его шерсть влажная, а сам он выглядит больным.
– Эй, когда же ты так успел облезть? Вчера же только был, как пушистая подушка! Заболел?
Кот мурчал и лез куда-то на плечо, путаясь в моих волосах. Я нетерпеливо отыскала
взглядом резной домик на заднем дворе, погладила кота и, не без усилий оторвав животину от себя - кошар был явно против!– опустила его на пол.
Сидя в домике в глубокой думе, я услышала доносящиеся с улицы девичьи хихикания. Одну узнала сразу, вторая была незнакома. Я поспешила на улицу.
– Ринка!
Хихиканье стихло.
– Кати? Ох, Драккати, это ты!
– Ринка кинулась мне на шею.
– Я уж думала, не увижу тебя! В общине такие слухи ходят!
– Это какие?
– Ну, что тебя того... Обесчестили и убили. А воевода спасти пытался, да только не успел!
Ринка ещё раз пискнула и радостно повисла у меня на шее. Ночь становилась всё темнее и темнее...
– Ринка, если ты меня сейчас не отпустишь, я точно умру.
Ринка непонимающе отстранилась.
– От удушья, Ринкания!
– Ой, прости, Дракки!
– Ринь смущённо убрала свои загребущие ручки.
– Рассказывай, как ты? Выглядишь как бледная немочь!
– От немочи слышу!
– буркнула я, но тут же улыбнулась.
– Я в порядке. Ну, почти. Голова иногда кружится, и рука как чужая, а так... Короче, не дождётесь! А что вы тут делаете среди ночи?
Девушки переглянулись.
– Слушай, - загадочно шепнула Ринка, - а ты уже насколько хорошо себя чувствуешь?
– Ну-у...
– В общем так. Это Никоя!
– Она взяла за руку девушку с тонкой трогательной косичкой.
– И мы идём... к заброшенному дому!
Теперь настала моя очередь удивляться:
– Зачем?
– Увидишь, - кокетливо качнула головой подруга.
Я колебалась.
– Надеюсь, пойдём не через колодец?
– Почему? А! Ты же ничего не знаешь! Да не бойся, волдырей больше не будет!
Как это не будет? Мы по воздуху, как птички, полетим? Но спорить с Ринкой я не стала. Раз подруга говорит, значит, так и есть. Перешептываясь, мы спустились по улочке вниз и миновали мост в Заречье. Никоя оказалась молчаливой и нашу беседу не поддерживала. Только рассказала, что её брат погиб, что она осталась одна, и что ей семнадцать лет.
– Слушай, Рин, я никогда тебя не спрашивала... А сколько тебе лет?
– Да вот весной было двадцать! Мы же ещё салинийскую наливку с корабля стащили, помнишь?
– Помню! И пили в девичьей до утра, а утром сварили уху с порчун-травой вместо петрушки!
– Мы рассмеялись.
– Потом вся община, что у нас обедала, сидела по задним дворам! Ух, старейшина лютовал! Три дня потом в поле картошку пололи! И смешно и грустно...
– А тебе сколько?
– Ринка отмеряла шаги в недорогих сапожках, всё больше ускоряясь .
– А я на год старше тебя. Я тут вообще самая старая!
– Такие мы старые, красивые и незаамууужнииее...
Мы захихикали.
– Слушай, Ринь, а где Аника? Что с ней?
– С ней-то всё в порядке. Коз пасёт в Заречье, сорняки полет. Вот ты мне скажи, что всё-таки у вас там произошло?
Ринкино любопытство - это отдельная песня!
– А что ты знаешь?
– осторожно поинтересовалась я. Ей только дай волю, по секрету всему свету...
– Ну, что вы из-за Жаника подрались. И что он вас разнимал. А потом приказал стеречь палатку с ней своей охране, а тебя повёз в Общину на своём вороном жеребце.