Империя ученых (Гибель древней империи. 2-е испр. изд.)

Очевидно, что в китайской империи торговый капитал, не составляя самостоятельной социальной силы, не мог быть силой исторически продуктивной. «Бедность рождается из богатства, слабость рождается из силы, смута рождается из порядка, опасность рождается из успокоенности», – комментировал Ван Фу пышную и праздную жизнь верхов ханьского общества. Его сентенция навеяна классическим трактатом по военному искусству «Сунь-цзы», но в ней отразилась реальная диалектика исторического процесса в императорском Китае. Эта диалектика может быть описана в виде цикла, начинавшегося с установлением политического единства после периода внутренних войн. На первых порах развитие торговли и денежной экономики вследствие стимулируемого ими роста социальной мобильности способствовало укреплению центральной власти и увеличению ее материальных ресурсов. Однако в конечном счете рост влияния денежного капитала вел к разорению масс крестьянства и расстройству связей между различными уровнями торговой деятельности. В политической сфере он порождал избыток потенциальных кандидатов на службу, что выразилось, помимо прочего, в исключительно высокой цене личных связей во II в. Сужение каналов административной карьеры имело своим следствием растущую отчужденность провинциальной элиты от центральной власти, усугублявшуюся паразитизмом торговой аристократии. Эта отчужденность вызывала паралич экономической деятельности в обеих сферах. Она заставляла торговую аристократию прибегать к экстренным насильственным мерам для поддержания прежнего уровня доходов, а провинциальную элиту – замыкаться в рамках локальной общности, переходя от рыночных отношений к централизованному перераспределению на местном уровне.

В итоге империя распадалась на изолированные, но отличавшиеся глубоким социальным расслоением (результат предыдущего исторического развития) локальные общества. Так было во времена царствования Ван Мана, завершившего первый подобный цикл в китайской империи. Характерный пример – поведение Ли Туна, земляка и близкого сподвижника Лю Сю. Ли Тун происходил из потомственной купеческой семьи и одно время служил на западной границе офицером в армии Ван Мана. Затем, сообщает его биограф, «поскольку он был богат, имел досуг и был выдающимся человеком в своей округе, ему не понравилась служба, и он вернулся на родину». Впоследствии Ли Тун склонил к мятежу Лю Сю и поддержал его со своей дружиной [Хоу Хань шу, цз. 15, с. 1б].

Аналогичные процессы в обществе наблюдаются и накануне краха позднеханьской династии. Сошлемся на эпизод из биографии Чжэн Тая, относящийся к 70-м годам II в., времени обманчивого расцвета денежной экономики. «Зная, что в Поднебесной грядет смута, – говорится там, – Чжэн Тай тайно собрал удальцов. Его семья была богата, имела 400 цин земли, а еды [для прокорма собравшихся людей] постоянно не хватало. Слава его гремела по всему Шаньдуну» [Саньго чжи, цз. 16, с. 21б]. Автор жизнеописания, не поняв объективных причин поведения Чжэн Тая, дал ему поверхностное объяснение, но в остальном его рассказ является ценным свидетельством начавшейся задолго до гибели империи натурализации хозяйства и перестройки позднеханьского общества: все, что производилось в хозяйстве Чжэн Тая, потреблялось на месте. Конкретнее об организации локальных общностей в период краха центральной власти можно судить по биографии младшего современника Чжэн Тая – Ян Цзюня, который с началом внутренних войн увел в горы более сотни семей. Там он «оказывал помощь бедным и нуждающимся, уравнивал достаток семей... Было там шесть семей, состоявших рабами у сородичей и соседей. Цзюнь всем им дал средства» [Саньго чжи, цз. 23, с. 8б]. Известно, что местные вожди в подобные времена могли регламентировать все стороны жизни подвластных им людей вплоть до устройства браков.

Пока что не все высказанные выше положения удалось подкрепить достаточным количеством фактов. Но у нас еще будет возможность привлечь эти факты попутно с главной линией изложения. Сейчас важно отметить, что различные аспекты социальной жизни в ханьском Китае – семейный уклад, хозяйственная деятельность, политика – были подчинены действию двух тенденций, одновременно противоборствовавших и обусловливавших друг друга. Мы видим теперь, что отчужденность между родственниками, служебная карьера и экономическое могущество – звенья одной цепи, составлявшей то, что можно назвать элитистским началом в ханьском обществе. Это начало кажется источником поступательного развития древнекитайской империи, но, будучи социально разрушительным, оно не имело исторической перспективы. Ему противостояло «общинное» начало, исторически консервативное, но представлявшее социум и порядок. Сочетание двух этих начал обусловило неоднозначный характер движущих сил исторической эволюции ханьского общества. Посмотрим, как проявилась эта неоднозначность в формах и методах политической борьбы в позднеханьской империи.

Глава 2 Задыхающаяся империя

Драма позднеханьской династии

История позднеханьской династии начинается в 25 году, когда Лю Сю провозгласил себя императором Гуан У-ди. Отпрыск ханьского дома, будущий государь в молодые годы не помышлял о желтом одеянии монарха и даже был готов служить Ван Ману. Лишь после того, как падение узурпатора стало неминуемым, Лю Сю поднял мятеж у себя в Наньяне и, играя на проханьских настроениях, быстро выдвинулся в число претендентов на престол. К 25 году ему удалось установить контроль над большей частью центрального и восточного Китая. Став монархом, Лю Сю заручился поддержкой ряда военных вождей северо-запада и в течение десяти лет распространил свою власть на всю территорию империи.

Новый император снискал себе лавры, которых обычно удостаивались основатели династий. По его собственным словам, он «приводил Поднебесную в порядок мягкостью» [Хоу Хань шу, цз. 1б, с. 18б]. В ходе войн Гуан У-ди неоднократно специальными эдиктами освобождал захваченных пленников-рабов. Он поощрял конфуцианское образование и выказывал знаки особого почтения к ученым мужам. В 31 году он резко сократил штаты провинциальной администрации, так что, по свидетельству хрониста, «из десяти служащих остался один»; было упразднено свыше 400 уездов [Хоу Хань шу, цз. 1б, с. 2а-2б]. Тогда же Гуан У-ди начал серию реформ в армии, отменил всеобщую воинскую повинность, ликвидировал в центральных районах должности военных губернаторов – дувэев, распустил военный флот. Придворные историографы объясняют эти меры миролюбивым нравом императора и с восторгом отзываются об их последствиях: «После роспуска войск воцарился мир в Поднебесной, было мало беспорядков, документация об отбывании повинностей сократилась в десять раз» [Хоу Хань шу, цз. 1б, с. 12б). В действительности Гуан У-ди больше беспокоила угроза мятежа его бывших боевых соратников.

В судьбе позднеханьской династии многое предрешил характер группировки Гуан У-ди и его правления. Опорой Лю Сю стал блок влиятельных магнатов, главным образом из Наньяна (они составляли более трети его ближайших сподвижников), Хэнани, Хэбэя и отчасти северо-запада|1|. Политическое сотрудничество окружения Лю Сю подкреплялось брачными узами. Сам он вначале породнился с богатым семейством Го, с помощью которого ему удалось подчинить Хэбэй. Вторая супруга Лю Сю происходила из семьи его видного земляка Инь Ши, имевшей свыше 700 цин земли и более тысячи воинов [Хоу Хань шу, цз. 32, с. 12а, 17а].

Гуан У-ди восстановил в полном объеме бюрократическую систему, но позаботился о сохранении своего личного контроля над ней, вручив, как говорилось, исполнительную власть цензорату и Палате документов из «внутреннего двора». Гуан У-ди держал административный аппарат в ежовых рукавицах. «В то время, – сообщает хронист, – многих чиновников внутреннего и внешнего двора отбирал сам император, проверяли их со всей строгостью, и это было крайне обременительным делом. Глав Палаты документов и высших сановников на аудиенциях силком усаживали на передние места, никто из чиновников не смел говорить прямо» [Хоу Хань шу, цз. 29, с. 7а-б].

Равным образом основатель позднеханьской империи постарался обезопасить себя от посягательств принцев крови. Следуя ханьским традициям, он раздал родственникам уделы, но каждому удельному правителю приходилось терпеть возле себя советника, назначавшегося двором, и отсылать около половины своих доходов в императорскую казну. Сам Гуан У-ди не упускал случая напомнить, кто настоящий хозяин империи. Так, в 53 году по его приказу было перебито несколько тысяч «гостей» удельной знати (Хоу Хань шу, цз. 1б, с. 27а]. Попытки некоторых принцев крови совершить переворот неизменно заканчивались провалом. Одним словом, удельные правители не стали в позднеханьском Китае фактором большой политики.

Намеченные Гуан У-ди черты династийного правления обозначились явственнее при его преемниках, вслед за основателем династии бравших жен из влиятельных семей его окружения. Такая тенденция при пассивности бюрократии и слабости удельных правителей, на долю которых оставалась лишь праздная жизнь, приправленная дворцовыми сплетнями и мелкими интригами, таила в себе серьезную угрозу прерогативам царствующего дома со стороны родственников жены императора. Государыня считалась особой не менее священной, чем ее царственный супруг, с которым она составляла «одно тело». Как «мать Поднебесной», она совершала вместе с мужем обряды в императорском храме предков, а после смерти супруга представляла его в своем лице, вручая «небесное повеление на царствие» новому государю, а в случае его несовершеннолетия выполняла обязанности регентши. Гуан У-ди хорошо знал об опасности, угрожавшей трону со стороны кланов императриц – в конце концов он имел перед глазами пример Ван Мана, возвысившегося именно как родственник императора по женской линии. Хронисты подчеркивают, что Гуан У-ди не вверял большой власти свояченикам [Дунгуань ханьцзи, цз. 2, с. 3б-4а]. Есть, однако, основания усомниться в правдивости сообщений придворных историографов, воздававших хвалу Гуан У-ди за умение сдержать аппетиты своих, как говорили в Китае, «внешних родственников». Так, сановник Цай Мао доносил о бесчинствах, творимых ставленниками императрицы Инь, которые «преступают законы и не подвергаются казни за убийства, не несут наказания за причиненные людям ранения» [Хоу Хань шу, цз. 26, с. 16а].

В 57 году Гуан У-ди скончался, дожив до 61 года. На престол вступил его 29-летний сын Лю Чжуан, принявший имя Мин-ди. На сей раз на небосклоне дворцовой политики засияла звезда именитой семьи Ма из Гуаньчжуна, семьи новой императрицы. Отец последней, Ма Юань, был сподвижником Гуан У-ди и в конце концов приобрел такое влияние, что император счел за благо дать ему отставку. Племянник Ма Юаня только после смерти дяди добился разрешения направить своих двоюродных сестер в императорский гарем в ранге гуй жэнь – «знатной дамы»². В 60 году младшая дочь Ма Юаня была объявлена супругой Мин-ди, и три ее брата сделали быструю карьеру.