Империя желания
Шрифт:
— Ты ехала с Кристофом в парк на его байке, верно?
— Ага.
— И что ты сделала?
— Кое-что
— Что именно?
— Разговаривали и… — я замолкаю, потому что он прямо передо мной, и я опьянена его запахом и мужским теплом, исходящим из его груди.
— И что?
Я вздрагиваю, и моя голова ударяется о стену, но это не имеет значения. Я теряю чувство боли и реальности, когда он такой большой передо мной. Из-за его огромных размеров я чувствую себя такой маленькой, и сжимаю бедра, потому что уверена, что он чувствует мое возбуждение, реакцию, которую я испытываю, потому что
— Продолжай. Что еще он сделал? Он прикоснулся к тебе?
— Ч-что?
— Он притронулся рукой к этому лицу? — он трогает меня за щеку, его кожа горячая. Или, может быть, моя, потому что я на грани возгорания.
— Нет.
Он проводит ладонью вниз к моему горлу, к точке пульса, которая вот-вот лопнет и выльется мое сердце.
— Как насчет здесь? Этот ублюдок тронул тебя здесь?
— Нет…
Рука, которая только что касалась моего лица, теперь сжимает мое горло. Крепко. Не настолько плотно, чтобы перекрыть мне кислород, но достаточно плотно, чтобы все мое внимание было сосредоточено на нем и на нервных окончаниях моей челюсти, где его большой палец касается ее.
Другой рукой он сжимает мою рубашку, и тянет ее, разрывая ее с большей легкостью, чем следовало бы любому мужчине. Я не вижу разлетающихся пуговиц, но слышу их звук, когда они разбегаются по лестнице.
Моя грудь выпрыгивает наружу, и даже при том, что она прикрыта бюстгальтером, это длится недолго. Он стягивает его вниз, разрывая бретельки на моем плече, и я задыхаюсь, звук настолько возбуждающий, что я не понимаю, что он исходит от меня.
Он обнажает мою бледную груди с двумя твердыми розовыми сосками, которые болят и твердеют с каждой секундой.
И попадающий на них воздух тут ни при чем.
Он хватает их своими большими руками, этими сильными, покрытыми жилками руками, и сжимает кончики вместе с такой силой, что я хнычу.
— Он трогал эти сиськи? Он щупал их, Гвинет?
— Нет… он этого не сделал.
— Он пробовал? Ты позволила ему?
— Нет… — я не могу перестать хныкать и стонать одновременно, потому что он сжимает мои груди вместе, сжимает мои соски и делает их более напряженными и чувствительными, чем я когда-либо испытывала раньше.
Я чувствую поток удовольствия, вызывая возбуждение в моих трусиках, и знаю, что он тоже это почувствует. Он собирается выяснить, насколько сильно он влияет на меня, когда отпускает мое горло и расстегивает молнию на моей юбке, позволяя ей упасть к моим ногам.
Он дотрагивается до меня через ткань моих трусиков, впиваясь своими длинными пальцами в мою нуждающуюся сердцевину с неистовой собственнической силой, которая заставляет меня подниматься на цыпочки.
— Как насчет этого места?
Мне не хватает кислорода, я не могу говорить. Я даже думать не могу. Его сила слишком грубая и густая, оборачиваясь вокруг моего горла, которое все еще покалывает от его хватки.
— Скажи мне, малышка. Он трогал мою гребаную киску?
— Нет…
— Он не сделал это? — он сжимает мои соски, затем скользит пальцами по моим капающим складкам и дразнит мой вход, и, хотя это происходит только сквозь ткань, я приближаюсь к краю, к которому может меня подтолкнуть только Нейт.
Край, где ничто и никто другой не имеет значения.
Край, где остаемся только я и он, без осуждения, ярлыков и чуши со стороны мира.— Он не может этого коснуться, — выдыхаю я.
— И почему же?
— Потому что это твое.
Его челюсти сжимаются, и я могу сказать, насколько он возбужден сейчас, потому что его ноздри раздуваются, и собственничество омывает меня волнами. Вот почему я говорю такие вещи. Я знаю, что они заставляют его потерять контроль и превратиться в могущественного доминанта, способного разорвать мой мир на части.
А потом он ругается, и я становлюсь влажнее от мысли, что он так меня хочет, что не может этого сдержать. Другие мужчины звучат грубо, когда они проклинают, он звучит горячее греха.
— Что мое? — его голос громче, глубже.
— Моя киска. Она твоя.
— Блядь.
— Пожалуйста, трахни меня.
Он закрывает глаза, и, хотя его челюсть напряжена, я думаю, он пытается вызвать некое терпение, но, когда он их открывает, то не успокаивается. Напротив, его глаза почти черные со всеми тенями, скапливающими его мужское лицо.
— Что ты только что сказала, малышка?
— Трахни меня, — теперь это почти шепот, немного неуверенный, потому что он сильно надавливает на мои соски и клитор, играет с тугими кончиками, дразня и катая их между большим и указательным пальцами. И давление пошатывается и вот-вот подведет меня.
Так что я позволила.
Я позволяю своим конечностям расслабиться, пока меня охватывает оргазм. Он долгий, плавный и легкий, как и все в нем.
Затем он поднимает меня и снимает с меня трусики, я осознаю это в своей дымке удовольствия, поэтому поднимаю дрожащие ноги по одной, чтобы помочь.
Сейчас я полностью обнажена — если не считать рваной рубашки и бюстгальтера, — а он все еще одет в строгий костюм, и по какой-то причине это еще больше усиливает жар. Чтобы сделать ситуацию еще более невыносимой, он засовывает мои трусики в карман. У него уже должна быть коллекция моего нижнего белья ванильного цвета, и я покупаю его, того же цвета, снова и снова.
А потом его руки снова на мне, одна сжимает меня за талию, а другая скользит в мою гладкую дырочку.
— Ты дрожишь, как лист после оргазма, и думаешь, что сможешь взять мой член, учитывая насколько ты туга?
— Я могу попробовать.
— Что, если ты не выдержишь? Что, если ты начнешь плакать от боли?
— Все нормально, — губы дрожат, а в горле пересохло, глотать неудобно. — Потому что потом тебе будет хорошо. Ты заставишь меня улыбнуться, когда я заплачу.
— Ты так уверена, что я сделаю это?
— Да.
— Но ты сказала, что будешь моей игрушкой, а игрушки ломаются.
— Но не я.
Странный взгляд пробегает по его чертам, когда он отпускает мое бедро и расстегивает штаны. Я не могу удержаться от тихого вздоха, который вырывается из меня.
Он огромный.
Я чувствовала его эрекцию на своем животе, моей заднице, моей киске — повсюду — и я предсказала, что он, вероятно, был большим, но ничто не могло подготовить меня к зрелищу передо мной.
Его член не только длинный и толстый, но еще и жилистый и твердый, такой твердый, что у меня слюнки текут, а киска сжимается вокруг его пальцев.