Имперский крест

– В вашей «системе» есть противоречия, доктор. С одной стороны, вы признаете только силу и стремление к господству, приводящие к рождению новой расы людей, а с другой – ратуете за высшую духовность. Но ваш «сверхчеловек» оказывается просто могучим и лютым животным.

Доктор нахмурился. Было видно, что слова Егора ему не понравились. Однако он взял себя в руки и спокойно возразил:

– Моя «система» основана на стремлении вырваться из порочного круга ложных ценностей.

– Таких, например, как безусловная ценность человеческой души?

– Я устал с тобой спорить, слэв. Да мне, немцу, и не пристало это делать.

– Бракованному немцу, – поправил Егор, глядя на карие вкрапления на голубых радужках доктора.

Лицо доктора слегка потемнело, но он совладал с собой и невозмутимо проговорил:

– Возможно. Но все-таки немцу.

– Сколько бедолаг прошло через ваши руки, доктор? Скольких вы подвергли вивисекции, а потом убили?

– Я не считал, – улыбнулся Морель. – Но твой случай исключительный. Тебе предстоит долгий путь биоандроидной модификации. Я буду делать из тебя настоящего арийца.

Егор хмыкнул:

– Думаете, получится?

– Этого я не знаю. Но процесс будет мучительным. Мы будем модифицировать клетки твоего тела. А те, что умрут, заменим искусственными.

Егора осенило.

– Фридрих был вашим детищем, доктор? – спросил он.

– Оберштурмфюрер Граубергер? – Морель усмехнулся. – Да. Его создал я. Исходный материал был неплох, и все же мне пришлось здорово потрудиться, чтобы сделать из него настоящего арийца. Но я вправе гордиться своей работой.

– Гордиться? – Егор насмешливо прищурился. – Этот истукан даже не был человеком.

– Около пятнадцати процентов его тела мне удалось сохранить. Так что, Фридрих Граубергер был человеком.

– Ваш Фридрих был фарфоровым истуканом, куклой. И кстати, из него получились прекрасные черепки.

Лицо доктора Мореля осталось неподвижно, но словно покрылось серым налетом. Он разомкнул тусклые губы и сказал:

– Ты пытаешься вывести меня из себя, слэв?

– Из себя? – Егор усмехнулся. – Бесполезное занятие, вас там уже давно нет. Вы просто чучело, набитое полимерами и обтянутое хорошо выделанной кожей.

Морель нахмурился:

– Послушай меня, слэв. Фридрих был моим лучшим произведением, а ты уничтожил его. Испохабил и раскурочил своими грязными руками. Я выполню приказ штандартенфюрера Клосса и сделаю из тебя арийца, но я приложу все усилия, чтобы ты познал адскую боль. Представь себе, что ты будешь чувствовать, когда я стану вытягивать из тебя нервы и заменять их нановолокнами. Ты будешь молить меня о смерти, но я буду честно делать свою работу. До самого конца.

– Не перетрудитесь, доктор. Вам, наверное, лет сто, и вы можете рассыпаться от перенапряжения.

– Смешно. – Морель повернулся к Егору, держа в руке шприц с голубым мерцающим раствором. – Должен предупредить, сам укол не будет болезненным, но то, что последует за ним… – Доктор улыбнулся, обнажив белые искусственные зубы. – …Это будет больнее всего, что ты испытывал в жизни. Тебе покажется, будто я воткнул тебе в глазные яблоки раскаленные гвозди. Боль будет длиться минут пять, но потом пойдет на спад. Надеюсь, у тебя крепкое сердце, слэв, и ты не умрешь от сердечного приступа.

Егор облизнул распухшие, сухие губы и угрюмо пообещал:

– Я убью вас, доктор Морель.

Бывший лейб-медик усмехнулся:

– Каждый, кто оказывается на этой кушетке, говорит так. Но, как видишь, я еще жив. Через пару недель ты скажешь мне спасибо, слэв.

– Спасибо за то, что превратите меня в помесь Страшилы с Железным Дровосеком?

Морель усмехнулся:

– Похоже, ты до сих пор не понял, что тебя ждет. Никакого страха смерти, никаких болезней, никаких сомнений. Никакого уродства, никаких темных волос и никаких карих глаз. Ты уподобишься ангелу, слэв!

– Бесполому существу с крыльями? Спасибо, но мне и так хорошо.

– Посмотрим, что ты скажешь через неделю. Если, конечно, выживешь.

Доктор Морель склонился над кушеткой, схватил Егора левой рукой за волосы, крепко прижал его голову к подушке и, больше не рассуждая, всадил ему в левый глаз иглу шприца.

Егор ничего не видел и ничего не чувствовал, кроме оглушающей боли… Впрочем, нет. Он чувствовал что-то еще. Словно в его теле поселилось какое-то существо – паразит, истачивающий его организм, тварь, пожирающая «слабые» клетки и заменяющая их новыми – подобно тому, как пчела пожирает пыльцу и перерабатывает ее в новый строительный материал – воск.

Сквозь марево боли ему вдруг вспомнились кадры из какого-то старого фильма: мужчина выхватывает из камина горящую головню и бьет этой головней женщину – прямо по красивому, гладкому лицу. Та, взревев, как дикий зверь, резко отшатывается, обожженная щека ее оплывает капельками воска, но затем красавица аккуратно проводит по щеке пальцами – и щека снова становится гладкой и свежей.

– Господи… – прохрипел Егор в бреду. – Помоги мне справиться с этим…

2

Неизвестно, сколько это продолжалось – быть может, пять минут, а быть может, пять дней. Перед глазами у Егора стояла желтая пелена, но адская боль начала утихать, а мускулы вздулись и затвердели под комбинезоном, словно канатные узлы. Он вдруг почувствовал себя могучим, свирепым зверем.

– Морель… – прохрипел Егор.

– А, проснулся. Очень рад. Я вколол тебе слишком большую дозу, но твой организм оказался на редкость здоровым и крепким. Прими мои поздравления.

Егор пошевелил рукой и поморщился.

– Зря вы это затеяли, – процедил он сквозь зубы.

– Почему?

– Потому что теперь я по-настоящему зол.

Морель улыбнулся:

– Не думаю, что это имеет хоть какое-то значение, парень. Эксперимент уже начался. Если ты не заметил, ты крепко привязан к кушетке.

Зверь в душе Егора бушевал и рвался наружу, и Егор решил его больше не сдерживать. Он напряг руки.

Пластиковые ремни, стягивающие его запястья, лопнули.

– Дьявол! – услышал Егор испуганный крик доктора.