Имя души
Шрифт:
— Не только сферы влияли на разумы канохов? — почти усмехнулся я.
— Да, очень похоже. К сожалению, его сил хватило только на это.
— Даже это не мало. Он у вас сильный маг? — В этот момент я старался избегать слова «Был».
— Очень сильный, но не всемогущий.
«Дрэ, открою секрет, так может любой взрослый дракон, даже будучи в камне. Нужно только достаточно времени». — На этот раз голос Горпаса не напугал меня. Похоже, он частенько слушает мои мысли.
«Горпас, — Мой мысленный голос прозвучал сердито, — ты что-нибудь слышал о частной жизни? Не думаешь, что в какой-то момент я захочу уединиться, скажем, с дамой?»
«Э-э,
«Спасибо», — ответил я, вздохнув и вернулся к Алату. Тот, наверное, и не увидел моего хмурого лица, предназначавшегося дракону.
— Пойду. — Кряхтя, Алат с трудом встал с камня. — Ногам бы отдых дать.
— А я бы с удовольствием помахал оружием, — ответил я вставая. Свернув спину, услышал хруст, тряхнул руками и головой покачал, касаясь ушами плеч.
— Не то, что утром? — ехидно заметил Паркат, сидевший неподалёку. Его голос казался приглушённым из-за близости хируша. Наверное, по той же причине я не услышал их с Летунами приближения. Ветер, единственный здесь хируш, тоже поднялся, но я мысленно сказал, что брать меня в воздух пока не надо. Он чуть покружился на месте и занял мой камень.
Паркат почти не отводил от меня взгляда, а я старался не обращать на его пристальный взгляд внимания, иначе начинал допускать ошибки. Он однажды сказал, что раз уж я знаю боевую технику канохов, то нужно в неё и уметь. Правда, в тот же самый момент я думал, что язык канохов имеет большую гибкость, потому что даже такая конструкция из слов является грамотной.
Вскоре немногие остатки сил покинули мои руки, и я снова пошёл на камень, двигая хируша в сторонку. С его стороны послышалось приглушённое шипение, а пасть чуть приоткрылась, но мне не показалось, что он злой.
— Да-а, быстро ты. — Паркат отчего-то выглядел довольным. Алат пошёл прогуляться по краю, но старался держаться от него на расстоянии метра.
— Посмотрел бы я на тебя, мастер, — огрызнулся я, приподняв голову с ладоней. Как-то сама собой в тот же момент разыгралась зевота. — Проклятие, ещё и не выспался.
— Что такое?
— Да Дертас приходил, — ответил я, смахивая подступившие от зевка слёзы. — Услышал он нас в библиотеке.
— Я своё мнение не буду менять, как думаешь, так и делай. — Ему, казалось, судьба каноха безразлична. — Постарайся только от беды его сберечь.
— Ого, до этого момента я думал, тебе всё равно.
— Нет, конечно. — Возмущение в голосе мастера белой ленты звучало и раньше, но на этот раз оно казалось мне искренним.
Снова повисла пауза, но, благодаря ему, она оказалась недолгой:
— Между прочим, ты идёшь завтра на Мораван?
— Мор… А-а, забыл! — Ладонь сама собой опустилась на лоб. — Иду.
После недолгой болтовни мы ещё немного отдохнули и по команде Алата направились к шестиугольному зданию.
К нему подводила каменная заросшая дорожка, которую мы смогли увидеть только у самого крыльца, а вход внутрь находился на высоте, в нескольких ступеньках. Внутри, не побоюсь этого слова, древнего строения звук наших шагов отражался от стен, украшенных фресками. Каждая сторона из шести хранила отдельное событие.
На одной из них художник изобразил ялов за их Стеной, тогда ещё не укреплённой сплетёнными древесными стволами и чашами-факелами. Каждый такой тёмный силуэт на парапете держал в руках лук и целился в сторону смотрящего. Земля на переднем плане, покрытая густой травой, оказалась усыпана стрелами,
а кое-где я даже увидел серые в потёмках канохские тела. Ошибки быть не может — их телосложение я бы не перепутал, да и примеры поблизости.— Это непокорённый ялийский народ, — сказал Алат, подойдя ближе и увидев моё задумчивое лицо. — Их Стену нам ещё ни разу не удавалось пройти.
— Надеюсь, и не придётся. Вас не так, чтобы много.
— Когда-то мы верили, что способны весь мир захватить.
Сразу за этой я глянул на следующую картину во всю стену. Пейзаж, безусловно, отличался, на нём изобразили часть порушенной стены и единственный уцелевший бастион, возвышающийся над смотрящим. От туда меж зубцов свешивалось небольшое тело. Что послужило причиной смерти марна, я бы точно не сказал, но по стене крепости к моменту запечатления протекло уже несколько красных линий. Ощущения от фрески меня одолели смешанные. С одной стороны потрясающая детализация — каждый камушек видно, и можно разглядывать часами, как ковёр на стене, но сюжет заставлял вспомнить: канохи — вовсе не святые.
— Дайте угадаю, это момент взятия Ралона?
— Правильно. Хотя теперь люди его Норгдусом назвали.
— Горькая картина, — ответил я со вздохом.
— Не такая, как эта. — Алат обратил моё внимание на следующую.
На третьей фреске я увидел пылающие корабли на пристани того самого пока ещё Ралона. Впрочем, от порта под дымом и пылью, скрываясь от соглядатаев и случайных взглядов, отходило несколько не столь пострадавших суден. Над морем собирались тучи, сверкали молнии, дело могло перерасти в шторм. В какой-то момент я даже издалека услышал гром. Дым начал подниматься к небу, по крышам застучали большие капли, в лицо даже ударило ветром, а меж тем сбегающие корабли, удаляясь к горизонту, становились всё меньше и меньше.
Единственное, что ещё могло вернуть меня в реальность — эхо от шагов, которого на улице быть просто не могло. Оно находилось как бы поверх всего того шума, что звучал на пристани, где я оказался. К сожалению, в следующее мгновение уши наполнил звон стальных клинков, крики и стоны раненных, боевые кличи тех, кто ещё мог сражаться. Что-то вроде: «За свободу!», «В изгнание!», а может, мне это всё только казалось? Многих слов я разобрать просто не мог — они звучали, как то, что Паркат произнёс в библиотеке на Втором канохском.
Неожиданно меня тряхнуло, потом ещё раз, и только на четвёртый, уже довольно болезненный тычок в живот, я начал возвращаться в реальность. Чтобы больше не тыкали, сразу же решил сказать, авось через видение пробьётся:
— Достаточно, я возвращаюсь.
Перед глазами спустя, наверное, спокойных ударов двадцать, появились Паркат, снова тянущий ко мне руки, Алат-Гот, смотрящий на меня с недоумением на лице и Летуны, которым, похоже, совершенно на меня плевать. Непроизвольно рука потянулась к голове, и я провёл ей по лицу.
— Простите, такое иногда случается.
— Какое?
— Да как сказать, у меня в разуме картины могут ожить, — пожал я плечами. — Не знаю, показывают они прошлое или это просто бред. Для посторонних вроде не опасно.
— Теперь всё хорошо? — спросил Паркат.
— Да. Пойдёмте наверх, — предложил я, глядя на винтовую лестницу в центре зала. — Не хочу больше никого беспокоить.
В раздумьях я даже не заметил, как преодолел метров восемь вверх. Смотреть на остальные картины вообще никакого желания не возникло, хотя, быть может, потом, в будущем?