Имя собственное

Накрапывал весенний дождик, с зонтика срывались крупные капли, так похожие на слёзы бедной сестрёнки, что Рая готова была снова разреветься. Почему-то особенно пугал невольно и часто возникающий образ Веры, увиденный в первую минуту встречи.

Исхудавшее лицо с запавшими глазами и эти жёлтые, выступающие при каждом натужном вдохе ключицы.

День явки к следователю по повестке нагрянуть не замедлил.

Неподалёку от здания полиции Рая присела на скамейку. Было ещё рановато. Молодые ребята в форменной одежде с погонами сновали через входную дверь туда и обратно. С привизгом отъезжали и подкатывали служебные легковушки с мигалками.

Стоило тщательно обдумать предстоящий разговор с капитаном Ерёминым. Мысль, что она неким образом причастна к смерти Николая, постоянно будоражила сознание. И тут же отметалась как невозможная.

Однако самой себе следовало бы сказать всё с самой высокой степенью откровения. Как на исповеди! Грешна, честный отче!

«Я бросилась к рулю в состоянии наивысшего аффекта. Желала ли моя душа гибели этого человека? В тот момент – да! И я сделала то, что сделала, желая именно этого! Слепая, жуткая месть, которая немалой долей тяжести обрушилась на меня.

Но в ту роковую минуту мне было совершенно безразлично всё, я предполагала даже собственную гибель и не боялась этого. Но ведь, еле владея травмированным телом, я никак не сумела бы справиться со взрослым мужчиной. Правда, смутно помнится, пыталась, потянувшись руками к его горлу. А вот это уже смахивает на попытку самооправдания.

Хотя именно такое умозаключение напрашивается и, вероятно, должно стать лейтмотивом в разговоре со следователем Ерёминым. Ведь установлено же, водитель скончался от компрессионного удара рулевой колонки в грудную клетку. В протоколах дорожной полиции сказано предельно ясно: “…выезд на полосу встречного движения… в состоянии алкогольного опьянения… не справился с управлением транспортным средством…” Какие ещё нужны доказательства?

Так кем же я предстою перед законом в данном происшествии? Полагаю, что ни обвиняемой, ни подозреваемой, а только лишь потерпевшей».

Рая взглянула на себя в зеркало пудреницы.

«Внешний вид на уровне, только поможет ли это? Говорят, в драку следует ввязаться, а там будет видно».

Капитан Ерёмин был любезен и даже поднялся из-за стола навстречу робко вошедшей посетительнице. Форменный китель туго обтягивал крутые плечи. Сейчас он почему-то казался выше и крупнее, чем при первом знакомстве в больнице. Аккуратный пробор, модная двух-трёхдневная щетина, флёр от хорошего парфюма.

Они расположились за длинным совещательным столом напротив друг друга. Рая внутренне ёжилась от пристального взгляда следователя, но особого беспокойства не выказывала.

«Отчего бы, собственно? Наверняка обычная серия вопросов для протокола: что, где, когда? Да и время, наверное, давно подошло передавать уже заключение в суд для закрытия уголовного дела».

Капитан смотрел неотрывно и, казалось, с сочувствием:

– Как вы желаете построить нашу дальнейшую беседу? Письменно, устно, с адвокатом, понятыми, без свидетелей, наедине?

Раиса пожала плечами. Длинная неуютная пауза настораживала, и, обрывая её, следователь заговорщицки тихо спросил, улыбнувшись при этом:

– Ответь мне, девочка, – капитан перешёл на «ты», более привычный стиль общения с подследственными, – зачем, а главное, из каких побуждений ты это сделала?

– Что, простите, я сделала? – Рая подняла бровь.

– Удивляешься! Почему не помогла тяжелораненому человеку, а наоборот, ускорила его кончину, перекрыв руками дыхательные пути. Ты намеренно задушила его, вот что ты сделала! Выкладывай, почему и за что?! – треснул он ладонью по столу.

Раиса вздрогнула и судорожно прижала сумочку к груди:

– Андрей Николаевич! Вы о чём вообще? Тем моментом я находилась в полубессознательном состоянии! Про себя-то практически ничего не помню!

– Как бы не так, любезная Раиса Михайловна! – Ерёмин раскрыл перед собой чёрную, на молнии папку. – Как бы не так. Позволь зачитать заключение судебно-медицинского эксперта, обследовавшего тело погибшего в рамках следственного производства по уголовному делу. Есть над чем призадуматься. Преамбула… это неинтересно… а вот здесь, прошу заострить внимание.

…экспертизой установлено: на теле погибшего Хромова Николая Ивановича обнаружены повреждения, не вполне соответствующие травмам, полученным при дорожно-транспортном происшествии. Имеющие место переломы двух рёбер, ушибы и резаные раны лица, полученные им при аварии, не могли повлечь смерти потерпевшего.

В противовес аварийным повреждениям, при детальном обследовании выявлены дополнительные травмы, к ДТП отношения не имеющие. К таковым относятся переломы отростков щитовидного хряща и подъязычной кости, приведшие к асфиксии и, как следствие, к смерти потерпевшего.

Наиболее вероятной причиной гибели в данном случае следует считать механическую асфиксию от сдавливания руками органов шеи потерпевшего, что и привело к летальному исходу.

Судмедэксперт, кандидат медицинских наук Айрапетов Г.К.

– Что скажешь, уважаемая?

– Это какой-то бред… – Раю бросило в жар.

– Отнюдь, скажем прямо. Обследование производил наш давнишний друг, традиционный судмедэксперт, который работает на расследовании убийств не один десяток лет. В незыблемости его вердикта о летальном исходе сомневаться не приходится. Знаешь, что это такое в юриспруденции?

Летальный исход есть совершение противоправных действий, приведших к смерти человека. Точка!

А теперь слушай, что следует из этих твоих противоправных действий!

Первое. Я просто обязан сейчас вызвать наряд и заключить тебя в следственный изолятор на срок, необходимый для следственных действий и суда. Второе. Как обычно, расследование подобных дел процесс небыстрый, с полгода, если не больше, посидишь с такими же убийцами в вонючей камере с железными кроватями. И, наконец, третье. Срок лишения свободы по твоей статье, по опыту, не менее семи лет колонии. Будешь отвечать по всей строгости закона! Не говоря уже о том, что будет с сестрой, когда она останется без единственной родственной поддержки. Я знаком с вашей семейной ситуацией досконально.

Рая слушала капитана с каменным лицом, но при упоминании Верочки слёзы непроизвольно хлынули из глаз и голова упала на худенькие локти, распластанные по столу.

Рухнула вся придуманная решимость быть непримиримой и своей вины не признавать. Одна только мысль о застенках и разлуке с Верой повергла её в полную прострацию. По расхожему выражению дознавателей, подследственная «поплыла».

Ерёмин молча ходил по кабинету, заложив руки за спину. Когда рыдания утихли, он протянул Рае стакан с водой. Та, судорожно отхлебнув, поперхнулась, закашлялась и, уронив стакан на ковёр, упала перед следователем на колени. Поймав его руку, прижала к губам и взглянула в лицо. Щенячью преданность и покорность излучали её глаза. Согбенная фигура выражала готовность выполнить любое распоряжение нового хозяина.