Инклюз
Шрифт:
— Чем? — прошептал, уже готовый к ответу, Мелкий.
— А чем такого идола кормить, как не кровушкой нашей? — не подвел его Равли. — В исстарние времена прям резали людей-то. Но позже народ одумался, мужики, кто покрепче, сами приходили, жилы себе резали да идолу на язык кровь спускали. Потом веревкой перетянут вот тут, — Равли ухватил себя за локоть, — и кто своим ходом до дому дойдет, а кого под руки сведут. Слабнет человек без крови. Были и такие, кого идол принуживал: те всю кровь до капли отдавали. Но редко, ему и так хватало. Хотя злился, что не насмерть людей режут, не так ему сладка кровь, когда тот, кто дал ее, живой остался.
— А
— Нипочем! Помалкивай про такое! И эрлу неуважение, и дело опасное. Говорю вам, оттого лисы не кажутся, что снова в идоле сила завелась. Мы не чуем, а у лис нюх особый! Как бы навовсе не ушли отсюда-то!
— А кто этого идола поставил? И зачем? — спросил я.
— Кто… люди ж и поставили. Пращуры наши. Затем поставили, чтобы жисть себе облегчить.
— Какое облегчение от кровожадного идола?
— А такое, — вздохнул Равли, — что, ежели идола поставить, то тот, кого из бревна искусники вырезали, реже станет живьем являться. Идол, он навроде языка или рта. Мы вот рот от себя отдельно оставить не можем, и он у нас один, больше не положено. А тот, чей идол, он же не таков. У него, может, таких идолов дюжина была, и с каждого он кормился. Удобно. Самому шастать не надо, тока, если охота придет беды людям наделать.
— А вот это и вправду страшновато, — я даже передернулся, представляя то, о чем говорил Равли. — Кто ж он такой-то?
Равли развел руками.
— Имени не знаю. Не положено было вслух говорить, что б не накликать. Все и так знали. Но года-то шли. Кто знал, молчал, а кто не знал, так и не услыхал. Кануло имя. Да и сам он пропал. Все уж думали насовсем. Но ежели идол силу набирает, стало быть, ворочается он. Помнишь, — Равли помрачнел, — вы мне сказывали, как эльфов в лесу днем увидали? И десятник ваш решил, что эрлов дед чего-то наворожил? Вот, мне сдается, прав он, десятник. Почуяли эльфы, что беда идет. И лисы вот тоже. У эльфов шаманство ихнее, у лис чутье природное. Тока мы обделенные, тогда только чухаемся, когда прям в нос нам суют.
— Да ну, не пугайся и нас не пугай! — хмыкнул Ольвин. — Раньше-то понятно жили, в лесу молились колесу. Всякий обидеть мог. А теперь мы есть — дружина. Сотня с десятком, да рыцарей трое, да сам эрл. Кто нашей кровушки захочет — живым не уйдет!
— Угу. Кабы так славно бы, — покачал головой Равли. — Ладно вечереет. Пойдем?
— Мы побросали кости на землю для лис. Может, придут по темноте, а сами поспешили в замок. У каждого были дела поближе идолов и тех, кого они представляют.
Говорят, нет зрелища роскошнее королевской охоты. Вот не возьмусь спорить, не видал.
Наш эрл (я ем его хлеб, потому да считаю своим) Векс охоту любил. Уж раз в четыре-пять дней непременно уходил в лес с копьем, луком и кем-нибудь из опоясанных приятелей. И непременно возвращался, если не с косулей, так хоть с фазаном. Но большие охоты были в Иртвеле редкостью. Старший Равли помнил: меньше дюжины, а ведь жил в замке четвертый десяток лет. К такому бы событию готовиться, да что-то я особой суеты не замечал. И, несмотря на это, когда настало утро охоты, все было готово, и это самое "все" было таково, что и король от зависти камушки с собственной короны пообкусывает (или зубы об них в труху стешет).
Мое место было скромное, зато с хорошим обзором. Нас, конных стрелков, еще при волчьих хвостах выгнали за ворота с тем, чтобы мы,
растянувшись редкой цепью, перегородили свежесжатое поле напротив замка. На флангах стояли десятники, а меня, новичка, воткнули в середку, где, если что, вреда поменьше будет.Держа Буша под уздцы, я любовался на то, как выезжает на рассвете из замка эрл с остальной охотой.
Первыми показались егеря, все в зеленом, разукрашенном медными пряжками и оловянными значками, непременно в виде дубовых листьев. Каждый в отставленной руке нес рог, и как будто все время готовился в него затрубить. Но этого, конечно, до поры не случится. Кони их ступали медленно, но видно было, что все они — отличные Гюнтеры, крепкошеии, с сухими бабками.
За егерями бежали псари, и каждый вел на сворке трех-четырех псов, рыжих и пегих клыкачей из тех, что в одиночку управляются с подсвинком, а слаженной сворой валят оленя или держат невредимым до прихода охотника — как прикажут.
За псарями ехали оруженосцы с флажками, а сразу следом — рыцари в яках, разрисованных головами зверья, и щитами в парусиновых чехлах, на которых были нарисованы следы медведя или кабана.
Егеря уже миновали нашу цепь, когда из ворот показался эрл с супругой. Оба они несли у седла короткие копья с крестовиной позади широкого жала, а у эрла плюс к тому висел на луке легкий лабрис на длинной ручке. Раньше я не особенно обращал внимание, во что эрл одевается, а сегодня рассмотрел, что на нем поверх кольчуги сюрко цвета давленой клюквы.
Его жену я видел впервые. Хорошего роста, с волосами, забранными под берет одетая в платье того же цвета, что и сюрко мужа. Платье плохо мялось, когда она двигалась, и я подумал, что, на самом деле, это бригантина. Не сразу удалось мне вспомнить ее имя — Ошенн.
Приказ десятника я помнил лучше, поэтому, едва рыцари проехали мимо, я вскочил на Буша и, ровно в тот момент, когда караковая кобыла эрла поравнялась со мной, сжал шенкели, и развернул Буша на месте так энергично, что он всхрапнул. Нам, стрелкам, положено следовать в полусотне шагов позади эрла.
Солнце всходило, а мы рысью продвигались через поле, вспугивая перепелок и кроликов. Ни тем, ни другим сегодня ничего не угрожало, но пестрые птицы вспархивали из под копыт со звуком распарываемого шелка, кролики же бесшумно улепетывали зигзагами и затаивались, но всадники были повсюду и зверьки снова убегали, слишком глупые для того, чтобы просто переждать.
Хотя нас и подняли, чуть ли не затемно, не мы были первыми. Еще с вечера по холмам рассыпались подростки, которые выглядывали (вернее выслушивали и вынюхивали) кабаньи лежки, не тревожа секачей и маток, а только запоминая. Сейчас они подавали сигналы флажками, а оруженосцы дублировали их для эрла и рыцарей.
Поле кончилось, начались перелески. Цепь утратила правильность формы, но мы все же старались выдерживать дистанцию, не допуская больших дырок в "сети" и не сбиваясь в кучу. Передо мной и чуть правее маячили красные спины эрла и его жены. Я не выпускал их из виду, одновременно понуждая Буша продираться через подлесок.
Затрубил первый егерский рог. Почти сразу же ему начал вторить второй. Гул рогов начался на левом фланге, прошел правее, но, не дойдя центра цепи, стал возвращаться. Эрл обогнал рыцарей и галопом, удивительным в зарослях живокости и бузины, понесся туда, где егеря заметили зверя. Ошенн отставала от него на пару лошадиных корпусов.