Инквизиция: царство страха
Шрифт:
Итак, вернемся в Синкторрес. Нам уже известно, что в этом отдаленном городе, расположенном во внутренних районах Валенсии, в 1530-х гг. учителя Мигеля Косту обвинили в лютеранстве и сожгли заживо на аутодафе в столице провинции (см. главу 5). В начале 1700-е гг. далекие потомки Косты (или так называемые потомки) обнаружили, что не могут освободиться от своего предка. Он преследовал их, словно периодические приступы лихорадки.
В 1705 г. Антонио Коста, один из потомков осужденного, пытаясь освободиться от этого «недуга», обратился с чрезвычайной легальной петицией. Он в отчаянном тоне сформулировал проблемы, с которыми столкнулся в городке Синкторрес.
Много лет назад его отец, которого тоже звали Антонио Коста, обратился в инквизицию Валенсии с просьбой принять его в качестве сотрудника — шпиона этого учреждения. Но так как инквизиция приказала провести расследование относительно
859
AHN, Inquisicion, Legajo 1198, Expediente 32 (в этом документе нет нумерации папок). Все последующая информация о Косте в данном разделе заимствована из этого файла.
Чем глубже вникаешь в это дело, тем более сюрреалистичным оно кажется. Антонио Коста-старший (так мы назовем его, чтобы отличать от сына), подал свое первое прошение на должность агента инквизиции 4 февраля 1671 г., ровно за тридцать четыре года до протеста своего сына.
Проблемы, которые встали перед ним, были вызваны всеобщим подозрением. Ведь он был потоком Мигеля Косты, «освобожденного» инквизицией в 1536 г. Поэтому страдания Антонио Косты-младшего вытекали непосредственно из темного дела об исповедании лютеранства, заведенного за 170 лет до того.
Попытаемся представить себе атмосферу, царившую в хозяйстве Коста в начале XVIII века. Испания приходила в упадок, была внутренне изолированной. В середине XVII века товары продолжали доставлять в Мадрид на ослах и мулах, а не в повозках, как во Франции [860] .
В сельских районах жители покинули многие деревни, остальные были изолированными, селян оставалось мало. Зачастую деревни находились на расстоянии одного дня пути друг от друга [861] . Однако увеличивающиеся трудности не оказали влияния на высокомерие, которым славились испанцы. Ведь «не имелось в Испании ни одного человека, который не считал бы себя в сто раз более важным, чем он был на самом деле» [862] .
860
Graizboard (2004), 34.
861
Там же, 37.
862
Garcia Mercadal (1999), т. II, 757.
В случае Косты это высокомерие, безусловно, сдерживалось, а причиной стала плохая репутация семьи. Коста должен был испытывать ненависть к своим несчастным однофамильцам, наказанным инквизицией много лет назад. Семейство погружалось в мир изоляции и подозрений. И все это происходило из-за людей, которых ныне живущие вообще не знали, из-за тех, кто ушел в мир иной почти два столетия назад, кто мог быть предками, а мог ими и не оказаться…
Рассмотрение дела в городе Синкторрес затягивалось. Архивы инквизиции Валенсии были глубоко запрятаны, судебное дело Мигеля Косты от 1536 г. приложили к петиции Антонио-старшего. Ведомости расходов трибунала Валенсии датировались 1533, 1536, 1544, 1572, 1606 и 1666 гг. Проблема, с которой столкнулся Коста, заключалась в том, что многие из свидетелей в первоначальном расследовании его «чистоты крови» заявляли, что он происходит из семьи конверсос.
После двенадцати лет бюрократических проволочек, 20 апреля 1684 г. Коста наконец-то отправил письмо, в котором заявил: он подозревает, будто некоторые свидетели считали, что он происходит их семьи братьев Бартоломе и Мигеля, чьи санбенито висели в церкви Морелья.
Антонио-старший был прежде всего методичным человеком. Чтобы доказать, что он не является потомком этих лютеранских еретиков, пришлось достать свидетельства о браке тех, кого он считал своими предками. Коста вообще отрицал, что был родственником Бартоломе и
Мигеля. Он считал это нелепым предположением!Антонио доказывал, что происходит от тезки, Антонио Косты, сына Винсенте Косты и Барбары Молинер, которые вступили в брак в 1533 г. Антонио (их сын) родился в 1539 г., а в 1572 г. женился на Барбаре Поло из Синкторреса. Брачные свидетельства этих предков тоже прилагались к исчерпывающим юридическим документам объемом в несколько сотен страниц.
Бюрократический набор подобного типа стал обычным для второй половины XVII века. Для каждого, начиная от самого знатного вельможи и заканчивая самым бедным крестьянином, было важно доказать свое происхождение до шестого, седьмого, восьмого колена и далее, чтобы они сами и их семьи не стали париями. Если чистоту родословной выявить невозможно, то ее следовало придумать.
Но даже если у людей возникали такие хлопоты и они несли такие расходы, как Антонио-старший в 1684 г., успех не гарантировался. Спустя двадцать четыре года, как мы видели из петиции его сына, дело так и не решили. Окончательный ответ был получен только в 1713 г., спустя 176 лет после того, как Мигель Коста был «освобожден» на аутодафе в благородном и прекрасном городе Валенсия.
Чистота родословной стала одной из наиболее мерзких голов гидры инквизиции. Это не было тем, что сразу приводило к смерти. Но и приговоры к незначительному покаянию, как мы наблюдали в предыдущей главе, могли разрушать семьи. Одержимость чистотой крови оказалась способом, обеспечивающим изоляцию членов общества. После изгнания морисков этот метод сделался очень эффективным оружием для продолжения наказаний вымышленных врагов из очень далекого и легендарного прошлого.
Законность доктрины чистоты крови в иберийском обществе остается спорной. Получив в руки результаты расследования чистоты происхождения Антонио-младшего (объем документа составляет почти 800 аккуратных рукописных страниц), выясняешь: это — навязчивая идея, мания, которая завладела умами людей, часть социального калейдоскопа тогдашнего общества. Согласно этой доктрине, дети расплачивались за грехи своих отцов в настоящем поколении, а затем — и в ряде следующих. Поэтому не без оснований некоторые историки рассматривали чистоту крови в качестве зерна современной идеи расизма [863] .
863
Gil (2000-01), т. III, 37. См. работы: Schorsch (2004), 201; Fredrickson (2002), 40. По вопросу относительно возможности возникновения расизма в период классической античности см. тезис Айзека (2004). О том, так ли это, или же он представляет собой современное изобретение Западной Европы, ведутся активные дебаты. Следует помнить: расизм в отношении африканцев в средневековый период был широко распространен в исламском мире. Однако имеющиеся данные дают основания полагать, что в Европе этот вопрос оказался сложнее, а предубеждение первоначально (вплоть до XVI века) имело тенденцию распространяться из религии. Собственно расовые позиции здесь не работали. См. работу Грина (Green (2007)), где приводится исчерпывающее обсуждение по данному вопросу.
Какова же среда, в которой зародились эти идеи? Иберия в XV веке жила словно бы в осаде: города защищали стены, улицы были узкими и отрезанными от всего, кроме куска голубого неба над крышами. Но из городских укрепленных крепостей нельзя увидеть мир за их пределами. Этот мир отвоевали у мусульманского противника только после многолетней борьбы и потерь. Выгоревшая на солнце сельская местность стала зоной страха.
Житель Иберии XV века спрашивали: «Каким образом можно справиться с этими страхами, чтобы они не уничтожили нас окончательно?»
Ответ на этот вопрос заключается в том, чтобы представить себя на месте других людей. При объяснении страхов необходимо рассмотреть качества, которые разъединяют, а также то, что объединяет людей. Конверсос являлись иными из-за своих еврейских предков, из-за родословной. Так изобрели расу, в которой национальность и религия были связаны. Маймонид, великий еврейский мудрец, рожденный в средневековой Иберии, когда-то написал, что люди всех наций способны стать евреями [864] .
864
Netanyahu (1997), 6, п. 30. Также не следует забывать, что не существует такой «расы», как евреи. Это совершенно ясно подтверждают примеры в работах Нетанияху и Патая (Patai and Patai (1989)).