Иногда они возвращаются
Шрифт:
– На обратном пути возьмешь такси?
– Зачем. Всего четыре квартала. Прогуляюсь - для фигуры полезнее.
– Одну из моих учениц остановили на Саммер-стрит, соврал он.
– Вероятно, хотели изнасиловать.
– Правда? Кого же это?
– Диану Сноу, - назвал он первое пришедшее на ум имя. Учти, она не паникерша. Так что ты лучше возьми такси, хорошо?
– Хорошо.
– Она присела перед ним, взяла его голову в ладони и заглянула в глаза.
– Джим, что происходит?
– Ничего.
– Неправда. Что-то происходит.
– Ничего серьезного.
– Это
На него вдруг повеяло могильным холодком.
– С чего ты взяла?
– Прошлой ночью ты стонал во сне, приговаривая:
"Беги, Уэйн, беги".
– Пустяки.
Но он лукавил, и они оба это знали. Салли ушла.
В четверть девятого позвонил мистер Нелл.
– Насчет этих ребят ты можешь быть спокоен, - сказал он.
– Все они умерли.
– Да?
– Он разговаривал, заложив пальцем только что прочитанное место в книге.
– Разбились на машине. Через полгода после того, как убили твоего брата. Их преследовала патрульная. За рулем, если тебе это интересно, был Фрэнк Саймон. Сейчас он работает у Сикорского. Получает, надо думать, приличные деньги.
– Так они разбились?
– Их машина потеряла управление и на скорости в сто с лишним врезалась в опору линии электропередачи. Пока отключили электроэнергию, они успели хорошо прожариться.
Джим закрыл глаза.
– Вы видели протокол?
– Собственными глазами.
– О машине что-нибудь известно?
– Краденая.
– И все?
– Черный "форд-седан" 1954 года, на боку надпись "Змеиный глаз". Между прочим, не лишено смысла. Представляю, как они там извивались.
– Мистер Нелл, у них еще был четвертый на подхвате. Имени не помню, а кличка Крашеный.
– Так это Чарли Спондер, - тотчас отреагировал Нелл. Он, помнится, однажды выкрасил волосы клороксом и стал весь белополосатый, а когда попытался вернуть прежний цвет, полосы сделались рыжими.
– А чем он занимается сейчас, не знаете?
– Делает карьеру в армии. Записался добровольцем в пятьдесят восьмом или пятьдесят девятом, после того, как обрюхатил кого-то из местных барышень.
– И как его найти?
– Его мать живет в Стратфорде, она, я думаю, в курсе.
– Вы дадите мне ее адрес?
– Нет, Джимми, не дам. Не дам, пока ты мне не скажешь, что у тебя на уме.
– Не могу, мистер Нелл. Вы решите, что я псих.
– А если нет?
– Все равно не могу.
– Как знаешь, сынок.
– Тогда, может быть, вы мне...
Отбой.
– Ах ты, сукин сын, - Джим положил трубку на рычаг. Тут же раздался звонок, и он отдернул руку, точно обжегся. Он таращился на телефонный аппарат, тяжело дыша. Три звонка, четыре. Он снял трубку. Послушал. Закрыл глаза.
По дороге в больницу его нагнала полицейская машина и умчалась вперед с воем сирены. В реанимационной сидел врач с щетинкой на верхней губе, похожей на зубную щетку. Врач посмотрел на Джима темными, ничего не выражающими глазами.
– Извините, я Джеймс Норман, я хотел бы...
– Мне очень жаль, мистер Норман, но ваша жена умерла в четыре минуты десятого.
Он был близок к обмороку. В ушах звенело, окружающие предметы казались далекими и расплывчатыми. Взгляд блуждал
по сторонам, натыкаясь на выложенные зеленым кафелем стены, каталку, освещенную флуоресцентными лампами, медсестру в смятом чепце. Пора его крахмалить, барышня. У выхода из реанимационной, привалясь к стене, стоял санитар в грязном халате, забрызганном спереди кровью. Санитар чистил ногти перочинным ножом. На секунду он прервал это занятие и поднял на Джима насмешливые глаза. Это был Дэвид Гарсиа.Джим потерял сознание.
Похороны. Словно балет в трех частях: дом - траурный зал - кладбище. Лица, возникающие из ниоткуда и вновь уходящие в никуда. Мать Салли, чья черная вуаль не могла скрыть струящихся по щекам слез. Отец Салли, постаревший, точно обухом ударенный. Симмонс. Другие сослуживцы. Они подходили, представлялись, пожимали ему руку. Он кивал и тут же забывал их имена. Женщины принесли кое- какую снедь, а одна дама даже испекла огромный яблочный пирог, от которого кто- то сразу отрезал кусок, и когда Джим вошел в кухню, он увидел, как взрезанный пирог истекает янтарным соком, и подумал: "Она б его еще украсила ванильным мороженным".
Руки-ноги дрожали, так и подмывало размазать пирог по стенке.
Когда гости засобирались, он вдруг увидел себя со стороны, словно в любительском фильме. Увидел, как пожимает всем руки и кивает головой и приговаривает:
"Спасибо... Да, постараюсь... Спасибо... Да, ей там будет хорошо... Спасибо..."
Гости ушли, и дом снова оказался в его распоряжении. Он остановился перед камином. Здесь были расставлены безделицы, скопившиеся за их совместную жизнь. Песик с глазками-бусинками, выигранный Салли в лотерею во время их свадебного путешествия на Кони Айленд. Две папки в кожаном переплете - его и ее университетские дипломы. Пластиковые игральные кости совершенно невероятного размера - Салли подарила их ему, после того как он просадил шестнадцать долларов в покер. Чашка тонкого фарфора, приобретенная женой на дешевой распродаже в Кливленде. И в самой середине - свадебная фотография. Он перевернул ее лицом вниз и уселся перед выключенным телевизором. В голове у него начал созревать план.
Зазвонивший через час телефон вывел его из дремы. Он потянулся за трубкой.
– Следующий ты. Норм.
– Винни?
– Мы ее шлепнули, как глиняную мишень в тире. Щелк дзинь.
– Я буду ночью в школе, ты меня понял? Комната 33. Свет включать не стану. Темно будет, как тогда в тоннеле. И с поездом я постараюсь что-нибудь придумать.
– Что дядя, не терпится поскорее закруглиться?
– Да, - сказал Джим.
– Так что приходите.
– Может быть.
– Придете, - сказал Джим и повесил трубку.
Когда он подъехал к школе, уже почти стемнело. Он поставил машину и на привычное место, отпер своим личным ключом заднюю дверь и поднялся в офис английского отделения на втором этаже. В офисе он открыл шкаф с пластинками и, перебрав около половины, нашел нужную: "Звуковые эффекты". На третьей дорожке стороны А была запись под названием "Товарный поезд 3:04". Он положил пластинку на крышку переносного проигрывателя и достал из кармана плаща захваченную из дома книгу. Нашел отмеченное место, перечитал, покивал головой. Выключил свет.