Иноки – воины России: шаги в бессмертие

Преподобный Сергий Радонежский 1 короткой летней ночью 17 июня 1370 года не спал, вдыхая пряный аромат дубравы, слушал уханье ночного филина. Он только что узнал время своего ухода из этого мира, возрадовался, что еще успеет услышать о разгроме ненавистной Орды и падении оков с многострадальной Руси. Он ожидал в эти дни прибытия в обитель очень важного, загадочного посетителя.

Вспомнились годы юности и молодости, когда он почувствовал свое предназначение и начал нести Слово Божие. Тогда он впервые познал, насколько велика разница между духовным учением Спасителя и миром плотских забот, в который были погружены люди, озабоченные стремлением выжить в этом жестоком обманчивом мире.

1

В описываемое время отец Сергий Радонежский был игуменом Троицко-Сергиевского монастыря. Однако мы, по прошествии веков, после канонизации, представляем его истинно Преподобным и можем писать это слово с заглавной буквы.

В проповедях, звучавших как колокола тревоги, он призывал к терпению и покорности воле Божией, к смирению, но бесконечно думал о страданиях простого люда, о том тумане и мраке, которым закрыто было будущее русского народа, утерявшего веру в себя и своих правителей.

А правители Руси, копируя повадки ордынцев, рвались рьяно к одному – получить от всесильной Орды право на сбор ясака – дани с русских княжеств, использовав право сильного, ободрать как липку, да оставить тайком себе треть собранного. Таковы были нравы князей. Все они хотели властвовать, опираясь на дикую силу Орды. Ордынские ханы с насмешкой и издевкой наблюдали за этой позорной, зачастую кровавой междоусобной враждой князей да бояр.

Могучая Орда все глубже вторгалась в русские просторы. Огромный паразит пустил ядовитые щупальцы в самое сокровенное – в сознание русского человека, истощив его внесенным ощущением бессилия и безнадежности будущего. Превращенные в вечных данников – райя 2 , русские люди уже почти смирились с неизбежностью проживать жизнь согбенно, влачить свои кандалы от младенчества до старости.

Преподобный со скорбью осознавал, что матери не хотят рожать рабов-данников, что все меньше становилось ратников в княжеских дружинах. Россия тихо увядала. Первым уходил сломленный Киев, могучий некогда и мудрый. Еще жила Киево-Печерская лавра, еще западали в душу киевлян проповеди православных иерархов, еще воодушевлял духовный подвиг монашеских общин. Но увядание побеждало. Невидимый червь точил народную душу. И вот уже хозяйничают в Киеве литовские князья. Речь литовская и польская на улицах забивает русскую. Да все чаще звучит речь кипчакская 3 . И смиренно горбятся плечи русичей, придавленные иноземным мечом и иностранным словом.

2

Райя – в древней мусульманской терминологии – иноверцы, ставшие вечными данниками. Подразумевалось, что это люди второго сорта, обязанные вовремя платить дань и исполнять беспрекословно другие обязанности.

3

Кипчакская речь – один из видов тюркского языка, на котором говорили многие этносы на Востоке.

Об этом выстраданно думал Отец Сергий. И великое таинство свершалось бесконечно долгими ночами, когда молитва уже не успокаивала душу Преподобного. Знал и понимал: духовный подвиг его становился безупречным примером. Тысячи разуверившихся молодых русичей шли к нему как к последнему жизненному приюту на земле, постригались в монахи с одной мыслью – уйти от безысходности, уйти от гнета, обрести духовную свободу, дорога к которой была закрыта в мирской жизни. Но более всего им хотелось уйти от печальной обреченности.

Победиши враги твои

Игумен узнал посетителя сразу. Узнал по глазам. Десять лет назад угловатым хрупким подростком он приходил в обитель с группой псковских паломников. В тот далекий день чудотворца Сергия посетили странные образы будущего. Такое с ним случалось и ранее, но в этот раз будущее предстало перед ним совершенно иначе: с грозным лязгом мечей и победными криками русского воинства. Он увидел эти дальние образы в восторженных глазах подростка, узрел события, которым только предстояло произойти в отдаленном будущем. Глаза паренька излучали не только восхищение и преданность. Они словно пытались рассказать о чем-то необычайно важном для судеб русичей.

Тогда, десять лет назад, великий Игумен Земли Русской увидел мгновением и запомнил образ из будущего – молодого крепкого мужчину в необычной одежде, с непривычным оружием. Мужчина с ясными, пылающими внутренним светом глазами словно рассказывал о своей судьбе, вплетенной в судьбу России. В его горящем взгляде виделись развивающиеся победные стяги возродившегося русского воинства.

Преподобный запомнил в тот момент каждую деталь встречи. Внутренний голос тогда назвал дату – ровно десять лет спустя мальчик, став именитым воином, вернется и принесет благую весть, благодаря которой широко распахнется дверь для всей страны в новый мир. И вот теперь этот славный воитель, Даниил, стоял в центре храма, низко склонив голову. Преподобный глазами приказал страннику подойти поближе. Осенил его крестом и сказал, глядя в глаза:

– Я ждал твоего прихода. Не отходи никуда. После службы надобно с тобой поговорить. Разговор будет долгим, поэтому пройди на монастырскую кухню и скажи, что я велел принять тебя. Они знают, что это значит. Ступай…

Преподобный знал о посетителе много, ему была дана эта удивительная способность познания внутренней сути каждого человека, но ему важно было охватить объемным взором, осмыслить все развилки его жизненного пути, оценить сделанный выбор. Даниил не любил рассказывать о себе, поэтому его повествование было сбивчивым, нестройным. Родился он на западной окраине псковских земель. Родители его были из захудалых бояр, до того обедневших, что сами, всем своим небольшим, попавшим в немилость родом, запахивали небольшой семейный надел скудной земли. Семья решила уйти подальше от политики, войн, разбойничьих налетов шаек грабителей и жить простой сельской жизнью. Даниил, сбиваясь, перескакивая с одного участка жизненного пути на другой, рассказывал о многом: о своей службе в монгольских войсках, о дисциплине, превращающей монгольские рати в жестокую военную машину, бездушную, непоколебимую, не знающую ни страха, ни пощады. Описывал искусство стрельбы из удивительных составных монгольских луков, чью тетиву не мог натянуть даже крепкий русский ратник. А еще он рассказывал о тайных разведчиках, купцах, скоморохах, юродивых бродягах, дервишах, князьях, полководцах, снабжающих монгольских ханов самой важной, глубинной информацией о противниках. Поведал и о том, что, попав новобранцем в ордынское войско, с усердием изучал воинскую науку монгол, кавказских народов, грузинского царства, великой Трапезундской империи. Немало места в его рассказе было посвящено новому оружию, выбрасывающему с неслыханным грохотом свинцовые шары на дальние расстояния. Особо описал фортификацию каменных оборонительных стен и башен, способных выдержать любые штурмы и тяжелые удары катапульт. Такого оружия, таких знаний на Руси не было. Не было и воевод, владеющих воинским искусством нужного уровня.

В первый же вечер доверительной беседы Данилы положил перед Игуменом Земли Русской широкий тяжелый пояс, крепившийся изнутри к плечам, набитый золотыми монетами, тяжелыми золотыми перстнями с бриллиантами и драгоценными камнями высшей пробы. Рассказал, как добыл и сберег все эти сокровища для того, чтобы передать великому Игумену, поскольку ему одному дано знание пути возрождения земли русской.

Потом поведал Преподобному о дерзких, не поддающихся привычному осмыслению планах защиты Русского народа от ига Орды и, что еще опаснее – от покорения западным крестоносным воинством под руководством папских легатов.

Семья отрока Данилы

Каждый вечер в условленное время Даниил являлся к Игумену и продолжал свой рассказ о себе, об открывшемуся ему миру Золотой Орды, о тайных силах степной империи и ее уязвимостях. Но более всего Преподобного заинтересовала печальная история семьи молодого человека, решившего посвятить всю свою жизнь служению Отечеству.

Семье Данилы, жившей в небольшом уютном селе Озерном (название это пришло от озера, на берегу которого деревня и расположилась) долгие годы детства и отрочества, несказанно везло в неспокойное время, когда крестьянин сажал сбереженную голодной зимой пшеницу не зная, будет ли он ее собирать. В любой момент могли налететь разбойные ватаги, стремившиеся ограбить всех, кто встречался на пути. Они не могли напасть на города, охранные крепости. Зато добычей становились крестьянские семьи, когда нерадивые княжеские дружинники не замечали прорыва грабителей в охраняемые волости и села. Грабительские шайки состояли не только из ордынцев. Бывало, что и свои, русские, и православные литвины налетали с целью пограбить, взять силой накопленное серебро, продовольствие и припасы, отложенные на черный день, да забрать в полон, свезти на невольничьи рынки женщин и детей.

Однажды Данилка, которому только-только минуло двенадцать, возвращался домой из соседнего села, где гостил у родного дяди, добродушного гиганта Митяя. Начало смеркаться и он решил срезать обходной путь и пройти через густую березовую рощу, лежащую на полпути от дома до деревни Митяя. В самой густой чащобе услышал стон – то был стон мужчины, терпящего тяжелую, невыносимую боль. Услышал и призывы к Господу Богу о даровании легкой смерти. Поняв, что страдает человек православный, Даниил свернул с тропинки и громко позвал:

– Слушай, дядя, я Данила Кулагинский, хочу помочь тебе, поскольку я православный человек и должен тебе по силам помочь.

В ответ в густом кустарнике, совсем недалеко от тропинки, он увидел в кустах человека среднего роста, русоволосого с белым веснушчатым лицом, лежащего раскинув руки в зарослях орешника. У мужчины была разбита голова. Огромная рваная рана, нанесенная, похоже, булавой, была покрыта сукровицей, наползающей на левый глаз. В левом бедре застряла обломленная стрела. Рядом с раненым валялся лук необычной конструкции и наполовину заполненный колчан с толстыми длинными стрелами. У правой руки лежала кривая татарская сабля в отделанных серебром ножнах. Отец научил Данилу разбираться в оружии и снаряжении, потому он понял, что перед ним один из злейших врагов русских крестьян – бродник. Из тех, что небольшими, злобными, опасными разбойничьими шайками бродят по растерзанным татарами русским землям. Раненый разлепил спекшиеся губы: