Иностранка

— И ты пришел оттуда пешком?

— Ну, довольно с него сейчас вопросов! — остановил Густав взбудораженных женщин. — Беги, дружок, скорей домой, обрадуй свою мать!.. Надо послать телеграмму отцу, ведь он сейчас в Лотарингии.

Через час квартиру Шантелье осадили репортеры. Никогда еще к этому старому дому не было приковано столь большое внимание прессы.

Жака фотографировали в разных видах — и одного, и рядом с матерью.

История, которую рассказал он, была короткой. Его схватили в тот момент, когда, отстав от Мадлен, он побежал в сквер к фонтану, чтобы снова зарядить свой пистолет водой.

Немолодой человек с сединой в волосах, в светлом пальто, подошел к нему и неожиданно стал ему выговаривать. Он-де всю дорогу шел за ним следом, видел, что он приставал к девочке и очень плохо вел себя. Теперь он не успокоится, пока не отведет Жака к его родителям. Тут он схватил мальчика за руку, и не успел тот опомниться, как уже сидел в машине, зажатый между этим типом с сединой и молодым человеком с темными усиками. Они тут же опустили шторы на боковых стеклах и перед сиденьем шофера. Свет проникал только сквозь заднее стекло, но Жаку не давали обернуться.

Жак стал рваться, кричать и просить, чтобы его отпустили. Тогда похитители заткнули ему платком рот и стали крепко держать за руки.

Сколько они ехали, Жак не знал. Не знал он и того, куда его наконец привезла машина. Прежде чем он вышел из машины, ему надвинули берет на глаза. Поддерживая под руку, его провели в подъезд, втолкнули в лифт, а затем долго вели каким-то длинным коридором. Наконец он услышал, как впереди распахнулась дверь, потом еще одна, и вот скрипнула третья. Тогда только ему разрешили открыть лицо.

Жак оказался в большой, скромно обставленной комнате. В ней стояли кровать, шкаф и обеденный стол. За окном виднелось нагромождение зданий. Жак искал Эйфелеву башню, надеясь по ней определить, в какой части города находится, но башни не было видно, ее заслоняли дома.

— Ты будешь жить здесь! — сказал Жаку человек с сединой.

Жак заплакал.

— Что я вам сделал? Отпустите меня!.. — кричал он.

Но человек ушел, ничего ему не ответив и заперев за собой все три двери.

Вначале Жаку было ужасно жутко. Он забился в угол и рыдал так долго, что у него опухли глаза.

В отчаянии он хотел разбить окно и выброситься вниз. Но увидел, что в стекла впаяна мелкая стальная сетка.

Три раза в день какая-то женщина приносила еду, молча ставила ее на стол и уходила. На другое утро она принесла ему книжки.

Никто Жаком не интересовался, и никто, кроме женщины, не приходил.

Он был один-одинешенек. И, если бы не книги, наверно, умер от тоски.

Сегодня рано утром Жака разбудил незнакомый ему человек и приказал быстро одеться.

Жаку снова завязали глаза, спустили вниз на лифте, усадили в машину и опять долго возили по городу.

Жак очень волновался, а сидевший рядом человек успокаивал его и говорил, что Жак скоро будет дома.

Наконец машина резко затормозила. Человек распахнул дверцу:

— Быстро выходи!.. — приказал он.

Жак выпрыгнул на тротуар, он был оглушен неожиданной свободой. Пока он пришел в себя и понял, где находится, машина исчезла в общем потоке…

К вечеру позвонил Морис Шантелье. Он уже знал, что Жак дома, был очень взволнован, и голос его дрожал.

Когда шумная ватага газетчиков наконец покинула квартиру Шантелье, Мадлен принесла Жаку письмо из Одессы.

— Вот это здорово! — обрадовался Жак. — А я сидел там и много думал о том, ответят они нам или нет.

— Давай напишем им скорей ответ! — предложила Мадлен. Здесь, в привычной обстановке квартиры Шантелье, она уже больше не робела и не стеснялась Жака. Все постепенно входило в свою колею. Но что-то переменилось в самом Жаке. Он как-то сразу повзрослел, стал задумчивым и сосредоточенным.

Когда он узнал о том, почему его похитили и что ему грозило, он долго молчал, а потом сказал:

— Когда я вырасту, буду таким, как отец!..

Мадлен с Жаком условились на другое утро идти вместе в школу и заранее предвкушали, как обрадуются его освобождению ребята.

Однако когда назавтра Мадлен зашла за Жаком, квартира Шантелье оказалась запертой. Мадам Шантелье и Жак внезапно уехали из Парижа.

— От беды подальше! — сказал Ив, который видел, как они уезжали. — Время теперь тяжелое, от ультра можно всякое ожидать… Ведь Морис здорово им всыпает!..

Мадлен огорчилась. Она была так рада возвращению Жака и так гордилась, что и ее доля участия есть в том, что он наконец свободен. Теперь она снова будет скучать о нем…

Глава девятая

Мадам Жубер твердо заявила Густаву, что через две недели вместе с Мадлен едет в Одессу. Она это делает для того, чтобы поправить материальные дела их семьи. Денег на поездку она у него не просит, пусть только он купит для Мадлен кое-какие вещи, которые понадобятся ей в путешествии.

Густав не возражал. В конце концов со своими бедами он должен справиться сам. Ни мадам Жубер, ни Мадлен ничем ему не помогут. Может быть, даже лучше, если в это время мадам Жубер будет подальше и не станет надоедать ему своими непрошеными советами…

Его несколько раз вызывали в полицию, допрашивали. Каждый раз он возвращался оттуда усталый и злой. Свидетельские показания, собранные следователем, были крайне противоречивы, потому что прохожие наблюдали столкновение машин с разных сторон. Находились и такие, что прибежали к месту происшествия после того, как услышали удар. Из тщеславного желания быть свидетелями такого нашумевшего происшествия, они убеждали следователя, что видели все от начала до конца и подчас выдумывали такое, что еще больше запутывало следствие.

Однако — и это самое главное — технические измерения показывали, что при той скорости, с которой сближались машины, Густав, возможно, и не имел времени уклониться от столкновения. Он был виновен в той же степени, что и шофер «круппа», и это уже снимало с него часть ответственности.

Помогали и политические обстоятельства.

В результате аварии погиб один из видных ультра, о преступлениях которого много писалось в газетах. Полиции было невыгодно устраивать судебный процесс, где бы невольно возник вопрос, почему этот преступник оставался на свободе и так открыто разъезжал по Парижу. Получив указание свыше, следователь старался, чтобы в газеты не проникли новые подробности. Он твердо держался той версии, что имел место несчастный случай, и брал во внимание только те показания, которые это подтверждали. Так невольно петля, которая, казалось, может вот-вот затянуться на шее Густава, мало-помалу ослабевала…