Иностранная военная интервенция и гражданская война в Средней Азии и Казахстане. Том 1 (Сборник)
Шрифт:
Ее невозможно стряхнуть.
Я ею дышал,
Пропитался насквозь...
Как долог, мучителен путь!
И нет на вопросы — ответов,
Земля поглощает тела.
И время стремительно
Мчится вперед,
Летит оно будто стрела.
Прерывистым стало дыханье,
Лишь тень пробегает,
Теряется вновь,
В чужих растворяясь стихах.
Эпитафия
«Epithaf». По Питеру Синфилду
На этих стенах пророки чертили огнем письмена.
Но стены под солнцем тают, словно вчерашний снег.
Посеяны чьей-то рукою странные семена.
Их дожди поливали, их утрамбовывал бег
Славных и неизвестных. Солнце идет в зенит.
Галлюцинаций море, словно прибой, шумит.
А мы бредем по дороге вперед и только вперед.
Терпения не хватает, и это из года в год...
Стерта с надгробья надпись, стерта с листа печать.
Утра не будет, снова кто-то начнет кричать.
Знанье — плохой советчик, если пропал закон.
Пляшут безумцы, зная силу и власть свою.
Что же поставишь снова в этой игре на кон,
Если стоишь, качаясь, пропасти на краю?
Только кошмары душат, призраки так тонки,
Чьи-то копыта топчут высохшие венки.
А мы бредем по дороге вперед и только вперед.
Терпения не хватает, и это из года в год...
Стерта с надгробья надпись, стерта с листа печать.
Утра не будет, снова кто-то начнет кричать.
Псих XXI столетия
«21st Century Schizoid Man». По Питеру Синфилду
Кошачьим когтем скальпель наведен.
Нейрохирург жестокостью украшен.
И паранойей дверь облита наша.
Век двадцать первый психами рожден.
Кровавой пыткой — проволоки стон.
Политика хоронят в пенье псалма.
Невинные горят в огне напалма.
Век двадцать первый психами рожден!
Смерть — семя жадности, слепого жалкий трон.
Поэт голодный жаждет детской крови.
Что он найдет в безжалостной любови?
Век двадцать первый психами рожден...
Двор Багрового Короля
«The Court of the Crimson King». По Питеру Синфилду
Багровой масти наш король,
Его тюрьма темна.
Ее разбил рассветный луч,
Растаяла она.
А я спешу к его дворцу,
Сегодня там турнир.
Волынка вновь меня зовет
На королевский пир.
Отыщет старый канцлер там
Забытые ключи.
Заменит солнце наш король
На тусклый свет свечи.
А королева нам поет.
Печален рокот лир.
И скорбный марш ведет меня
На королевский пир.
Король Багровый, для чего
Цветок ты растоптал,
Пока садовник добрый наш
Зеленый лавр сажал?
Оркестр гремит, терзает слух,
И фокусник-кумир
Всех собирает в этот день
На королевский пир.
И плачут вдовы по утрам,
И шутят мудрецы.
И ложь смеется, будто бы
Они — ее гонцы.
А желтый шут струну порвал.
Расшит его мундир
Улыбками. Он не спешит
На королевский пир.
Я говорил с ветром
«I talk to the wind». По Питеру Синфилду
Живой спросил у мертвеца:
«Скажи мне, где ты был?»
«Нигде, везде — и без конца
Я с ветром говорил!»
«И что же он сказал тебе?
Что ветер отвечал?»
«Ах, Боже мой, хвала судьбе:
Летел он и молчал...
Когда я с ветром говорю,
Уносит он слова.
Когда я с ветром говорю —
Кружится голова...
Снаружи я иль я — внутри?
Того не знаю сам.
Заря моя, свети, гори,
И боль дари глазам!
Я просто с ветром говорю,