Иной мир. Компиляция

Дно, увиденное им сверху, на самом деле было кустом, который заполнил собой весь провал. И этот куст скрывал под собой что-то твердое, и на это твердое Владимиру повезло приземлиться. На неровное и железное твердое. И левая нога, угодив чёрт его знает куда, освободилась не сразу, а сперва сломалась в двух местах, и только потом обрела свободу.

– Вот же дрянь, я сломал ногу, – Владимир лежал на ковре из костей, лесного мусора и корней. Совсем рядом лежало что-то крупное и металлическое. Неужели каток? Да, это был именно он, опрокинутый набок дорожный каток, который непонятно как очутился в провале.

– Вот ты идиот, Володя. Надо проверять, куда прыгаешь! – возмутился Вовка.

– Я идиот? Это ты идиот, Вовка! Ты сказал, что внизу ничего нет!

– А я знал, что тут ничего нет? Я просто наобум ляпнул, дубина ты березовая! Вот теперь давай, ногу восстанавливай! И думай, Володя! Думай о том, что тебе повезло! Да-да, повезло! Представь, если бы ты раскурочил не ногу, а голову! Что было бы тогда? А ведь это моя голова! Моя, Володя!

– Задрал орать, Вовка, да еще прямо в ухо. Успокойся, нога не проблема, пару минут и будем в норме!

Но подросток не успокаивался:

– Я дурак, признаю это, хотел пошутить, и не думал, что так выйдет! Ты зачем мне веришь, Володя? У нас на двоих всего одна пара глаз, и больше твоего я видеть не способен! Ох и дурак же я, ой дурак!

Владимир Росс не слушал вторую личность. Сосредоточившись на поврежденной ноге, он наблюдал за тем, как регенерируют ткани.

– Все, я спокоен как удав, – сказал Вовка, когда от переломов не осталось и следа. Подросток сидел на дне провала, привалившись спиной к резиновому колесу катка.

– А я здоров как бык, – сказал Владимир. – Регенерация продолжает развиваться. Если и дальше так пойдет, то скоро выйдем на рекорд. Прежде такого высокого уровня она не достигала.

– Мы в тандеме работаем, Володь, между нами нет конфликта, а это своего рода прогресс. – Вовка вскочил и засеменил за Владимиром, который не обращая внимания на вторую личность начал прорываться через неплотные поросли странного куста к стене провала, чтобы затем отыскать вход в пещеру. И память отца вновь не подвела, вход был на месте. Вот только в памяти отца на дне провала не было ни кустарника, заполонившего собой все, ни катка, лежащего на боку.

– Ермаков бы не сделал такой глупости, – сказал Владимир и пригнувшись вошел в низкий, но широченный проход. – И отец, конечно же. Я помолодел телом и стал безрассудным. Да, знаю себя, молодость мне никогда не шла на пользу.

– Но тем не менее молодой ты мне нравишься больше, Володя, – сказал Вовка, обгоняя. – После сорока ты всегда становился столь нудным человеком, что я был готов повеситься, лишь бы не терпеть то время. Как вспомню, так перекреститься хочется!

– Ты атеист, – напомнил Владимир.

– Да, к счастью да, я атеист. А что касательно Ермакова Никиты, моего любимого племянника, то тут я с тобой вообще не согласен, Володя. Ермаков позитивен в поступках, в нем нет свойственной тебе нудятины, Никита больше меня на отца моего похож.

– Твой отец и мой отец, Вовка! – злобно сказал Владимир. Пещера с каждым пройденным метром становилась шире. Глаза, в начале отказывавшиеся что-то видеть, постепенно привыкли к темноте, и теперь можно было не спотыкаться о многочисленные препятствия, попадавшиеся на пути.

– Да-да, все так, но с поправкой на то, что ты личность выдуманная, и тебя бы не мешало стереть. Эх, как же тяжела моя доля. Отец, надеюсь ты когда-нибудь понесешь наказание за все те злодеяния, что ты совершил! – Вовка остановился, резко повернулся и обратился к своему спутнику: – Скажешь что-то в оправдание, Володь? Ну давай, начни как обычно защищать его! Михаил Росс, он ведь для тебя чуть ли не Бог!

– Нет, отец не Бог, не преувеличивай. И нет, оправдывать я его не буду. Не было злодеяний, а значит и нет оправданий. Правильно?

– Неправильно, Володь! Злодеяния были! Начну с себя, ради идиотского противостояния против выдуманной Основы отец пожертвовал мною, своим сыном! А еще он пожертвовал мамой!

– Война не выдуманная, а настоящая! – Владимир попытался обойти Вовку, но ничего не вышло. Оставшись стоять с подростком лицом к лицу, он злобно выпалил: – Пройден огромный путь, отец сделал столько всего невозможного, а ты всё это оскорбляешь! Не делай так, не надо!

– Мой племянник Никита Ермаков, его родители, Андрей и Людмила! Людмила, Володь, моя родная сестра! Тебе легко, ты знаешь её из воспоминаний, а я знаю по настоящему, я рос рядом с ней, я её так любил! И мама…

Вовкины глаза стали влажными, но он удержался от слез и, резко развернувшись, пошел по пещере. Владимир отправился следом, но молчать не стал:

– У каждого из нас свой взгляд на происходящее. И у каждого своя судьба. Мы разные, но нам не повезло быть одним целым. И придется с этим смириться!

Но Вовка гневно ответил:

– Нет, я никогда с этим не смирюсь. И то, что задумал, доведу до конца. Чего бы мне это ни стоило…

Берсерк Цахеш в пещере не нашелся. Логово было занято другим медведем, обычным и сильно старым. И первыми о старости обладателя мохнатой шубы сказали глаза. Белые, полностью слепые, они наверняка давно утратили свою главную функцию. А еще было заметно, что настила из сена и веток этот представитель разумных медведей не покидал довольно давно. И причиной такого образа жизни были его задние лапы, отказавшие по неизвестной причине. Мишка умирал от голода, но помочь себе был неспособен.

– Я ищу Цахеша, – сказал Владимир на языке медведей, который знал благодаря памяти отца.

– Цахеш на пиру Храрора, его путь в этом мире давно закончился, – почти шепотом ответил старый отшельник.

– Насколько давно? Лет сорок назад он точно был жив! И кто ты такой? Назовись, мой отец мог знать тебя.

– Урхарг, сын Хрархара, отшельник. Цахеш был моим давним другом, поэтому я имею право жить в его доме. Кем был твой отец мне неизвестно, человек. Человек, который знает наш язык…

– Назовись и ты, у них так принято! – прошипел Вовка, будто боясь быть услышанным.

– Без тебя знаю, – недовольно ответил Владимир и осекся.

Медведь зашевелил головой в стороны, его нос заходил ходуном. Уловив нужные запахи, он устало зарычал:

– Я знаю язык людей, ты говорил с кем-то, но его тут нет. Что с тобой, человек? Ты болен? Твоя аура, она странная, двойная, у здоровых разумных такого не бывает.

– Мое имя Владимир Росс, я сын Михаила Росса. И ты прав, Урхарг, я болен. Две личности в одном теле. Вторая личность это я же, но в возрасте подростка.