Иной жизни для себя не представляю! Книга четвертая

дело!» До конца работы разбирался в схемах нового прибора, читал

инструкцию по его настройке, ремонту, и применению. Причем с желанием

и настроением отличным, потому что, теперь ему некем командовать, что-

то кому-то объяснять, и отвечать за ошибки других. Сейчас он – сам себе и

подчиненный, и начальник!

В камералке же мало кто занимался делом. Какая работа, если,

можно сказать рядом, ювелирный обчистили! Любимый всеми женщинами

магазин! Возбужденные дамы кучковались, шептались, спорили и даже

поругивались. Андрей наблюдал за этой вакханалией, выискивал среди

публики свою жену, и каждый раз убеждался, что она - «кайфует», в своей

стихии! Вот бы для нее работу - только болтать и больше ничего!

Вечером она его накормила, нормально, но в спальню не пустила.

Пришлось на ночь устраиваться в кухне на полу, на матрасе.

Четверг.

Возле камералки маячила самоходная буровая, которой сейчас

место на рудном гнезде, и на моих глазах подкатил не менее знакомый

милицейский Уазик из Мирного.

Подойдя поближе, разглядел, что Уазик пустой – значит, хозяин у

Павла Петровича. Предполагаю кто и зачем: насчет событий в ювелирном

магазине приехал поговорить с начальником партии Мирненский опер.

А возле буровой толкалось трое работяг. Заметив меня,

встрепенулись, вход в камералку перекрыли. Старший буровой мастер с

улыбкой нашкодившего пацана протянул мне руку поздороваться, и не

выпуская из своей мою, начал речугу:

«Тут такое дело», - мельком проверил, что поддержка, двое его

коллег по профессии, рядом, - «накладка у нас вышла», - и начал меня

взглядом гипнотизировать, - «прошли семь метров, а снаряд (не тот,

11

которым стреляют, а всего лишь металлическая труба) с дефектом оказался.

Оставили на забое скважины коронку победитовую, и поднять ее оттуда

уже нельзя!»

«И что от меня нужно?» - я отвернул голову в сторону, что бы не

дать гипнотизеру ввести меня в состояние добренького придурка, и

улыбнулся, показать, что неприятности плевые, всего-то заново пройти

семь метров. Старший мастер надеялся на другое:

«Может, примешь скважину? Если мы из руды вышли? Всего три

метра до проекта не добурили!»

Здравая мысль, о закрытии. Если, конечно, рудное гнездо

пересечено. Только в этом мне нужно убедиться на месте, посмотреть керн

аварийной скважины. Я хотел сказать, что сейчас загляну в камералку, и

поедем разбираться, но на крыльцо выскочила секретарша начальника, и

попросила меня к Павлу Петровичу зайти. Срочно.

«Подождите меня здесь», - попросил буровиков. И побежал в

кабинет главного шефа.

Павел Петрович разговаривал с Мирненским опером Михаилом, с

кем у меня давно были отношения дружеские. Оба руку мне пожали.

Начальник пригласил за стол:

«Ты у нас детектив признанный, в любом расследовании

ухитряешься поучаствовать!» - улыбнулся, заставив меня скромно опустить

глаза. Хотя я мог этого не делать: такое незаконное участие, местным

ментам приносило только пользу. «И сейчас», - кивнул на Михаила, -

«товарищ из милиции не только ко мне, а и к тебе приехал. Вот и

послушаем зачем!»

Михаил по давно знакомой привычке тут же прикурил сигарету, и

начал нарушать милицейскую корпоративную тайну:

«Дело серьезное, не до смешков», - это насчет моего и Павла

Петровича хорошего настроения, - «О ювелирном магазине вы знаете. Так

вот: преступник оставил отпечатки пальцев – явно не профессионал, раз

такое допустил. Но физически человек развитый, с земляными работами

знакомый. И все провернул в одиночку – отпечатки обуви в траншее это

подтверждают.

У себя подозрительных мы прошерстили: отпечатки пальцев с

магазинными не совпадают. Да и публика у нас интеллигентная, технику

обслуживает, а не лопатой махает. Вот и хочу узнать: есть ли в партии,

среди новичков и сезонников, способные придумать и совершить

преступление в ювелирном? Среди горных рабочих и канавщиков, в первую

очередь».

Посидели, помолчали, каждый подумал о своем.

«Среди специалистов – имею ввиду серьезных профессий – у нас

новых никого нет», - заметил Павел Петрович, - «А старые – давно

проверены. И, между прочим, все имеют семьи, за места свои держатся, в

деяниях неправоправных не замечались. А насчет канавщиков..», -

12

начальник недолго помолчал, посмотрел в мою сторону, - «Юрий

Васильевич знает лучше», - и замолчал.

«Что скажешь, Юра?» - с Михаилом мы отчествами друг друга не

заморачивали.

Что сказать. Да, с канавщиками я в контакте. Только, всего-навсего

показываю, где им копать канавы, а потом их же просматриваю и

принимаю. И все в рабочее время, а после него – ну если работяг в

магазине случайно встречу, или в Мирненском пивбаре. Так что говорить

вроде и нечего. Кроме совсем уж ереси, и она в моей голове мелькнула:

«Вы у наших канавщиков отпечатки пальцев снимите – и все в

момент определится», - это я Михаилу. А что? В Мирном у кого-то сняли,

почему бы такое и в партии не провернуть. Михаил послушал, помолчал,

глубоко вздохнул:

«У тебя всегда крайний вариант», - вонючую сигарету потушил, -

«подозревать всех и сразу. А к людям вначале нужно приглядеться – и сразу

станет ясным, кто на преступление пойдет, а кто никогда. Проверить алиби

– у многих они железными окажутся. А потом уже отпечатки снимать». Я

пожал плечами, вроде как лох, что с меня взять, а Михаил поучать