Институт благородных убийц

— А его противница будет ему мешать, — экье Рамир демонстративно не обратил внимания на упоминание своей законной дочери. Но совет, надеюсь, примет. Чем меньше на вечере ожидается народу, тем легче будет вычислить Душехвата. Я хмыкнула и вернулась к обсуждаемой теме:

— Ну да. Если его соратница-противница одержима, то может считать себя обязанной противиться демону. Здешние дурёхи выросли на историях о любви и смерти, жертвовать собой во благо родины — самое то для институтки. И пострадать есть где, и погордиться. Впрочем, если она стихийный демонолог, то будет считать то же самое.

— А если она одержимый демонолог… — на сей раз пришёл мой черёд кривиться. Да уж, правы те, кто говорит: придумай что-нибудь плохое — и найдётся тот, кто придумает худшее.

Демонологи… Как же с ними по-настоящему сложно, если они, конечно, истинные демонологи, а не мальчишки и девчонки, выдумавшие себе призвание и не понимающие, что истинное призвание выбирает тебя. И отбиться от него, наверное, можно, но я таких смельчаков встречала считанные единицы. К слову, жизнь впоследствии не сложилась ни у одного. Если ты не желаешь идти по тропе, предназначенной богами, боги делают всё, чтобы ты страдал. Впрочем, истинное призвание порой заставляет страдать точно так же, если не сильнее.

Искалеченные судьбой, искалеченные тем, что отказались от собственной судьбы… А жестокими после всего этого называют демонов! Да мы по сравнению с богами малые дети!

С другой стороны, следить за порядком в мире — тот ещё тяжкий труд. От такого вполне может испортиться характер.

Ладно. Призвание демонолога — охотиться за демонами. И если девица реально предназначена судьбой для подобной охоты, а вместо этого сидит и крестиком вышивает да яйца сохраняет свежими для усталых путников — от такого кто угодно может спятить и начать делать глупости. Теперь представим, что девица понятия не имеет о собственном предназначении, потому как взрослые, облечённые властью люди, поставленные решать её судьбу, не потрудились поднять задницу и проверить, к чему у их воспитанницы имеются способности. Они просто взяли да и определили её в будущие жёны и матери. Картинка становится ещё веселее. И плеснём напоследок пару капель краски на почти готовый шедевр: представим себе демона, который оказался рядом и притянул к себе душу, готовую начать на него охоту, только вот душа эта искренне считает, что охотиться следует не на него, а на кого-то страшно кошмарного, он же — ну, к примеру, будущий муж…

Ой. Запихните, пожалуйста, это полотно куда-нибудь поглубже в бездну и никому не показывайте. Мне тоже, если можно.

Что, нельзя? Злые вы, ну да ладно. Итак, что начнёт творить и вытворять означенная девица? Она знает, что где-то рядом обретается демон — стихийные демонологи чуют такое за пару миль. Может вычислить жертв своего демона, поскольку одержима. Другого демона — то есть меня — тоже чует, но опознать вряд ли способна…

Эх, вот почему нельзя на весь Институт объявить что-нибудь вроде: «Девушка, знающая, что в округе резвится демон, обратитесь, пожалуйста, в спальню номер одиннадцать к эрье Талине даар Кринстон для получения дальнейших инструкций!» Конечно, набежит ещё куча испуганных дурёх, но стихийного демонолога я уж как-нибудь среди них обнаружу! Точнее, это она меня обнаружит: поговорим начистоту — и истина выплывет. Но увы. Тайна, чтоб её демоны сожрали. Значит…

— Будет хранить тайну, страдать невесть от чего, гордиться придуманной миссией и путаться у меня под ногами, — подвела я итог невесёлым раздумьям и добавила: — Конечно, если Душехват не подчинил её себе окончательно после конфуза со мной. Не дурак ведь, должен понимать, что его обвели вокруг пальца. Если он полностью захватил над одержимой контроль, то шансов у дурёхи никаких, демонолог она там или обычная ведьма с едва-едва проклюнувшимися способностями. Сделает, что велят, и не пикнет.

— Но мог и не понять, что она одержима? — уточнил экье Рамир. Я пожала плечами:

— Мог, наверное. Или вот вам ещё свеженькая версия: их двое — девиц, связанных с Душехватом. Одна — его помощница. Одержимая или нет, я не знаю, но скорее да, чем нет. Другая — стихийный демонолог. В конце концов, кто-то же отодвинул ту проклятую задвижку на окне! Демонологу это совершенно ни к чему. Никто из здешних девиц не знает, что Талина мертва. Болела, сильно изменилась, совсем другой человек… Но о демоне речи нигде идти не могло. Стало быть, демонологу совершенно не с руки помогать Душехвату добраться до жертвы. Прикончить жертву собственноручно — другой разговор, а скармливать демону ни к чему.

Экье Рамир только головой покачал:

— Да уж, версий — хоть отбавляй. Но суть в том, что ты считаешь, будто Душехват заявится на этот ваш праздник, так?

— Так.

— И ты сумеешь там его вычислить?

Я пожала плечами:

— Попытаюсь, а дальше — как решат эти, на небесах.

На самом деле байки о том, что демоны боятся слова «боги» — не более чем байки. Но произносить его мы действительно не любим, равно как и называть богов по именам. Причины довольно прозаические: когда упоминаешь кого-либо, есть шанс, что этот некто обратит на тебя внимание. К слову, имена демонов, павших глубже, мы тоже стараемся не трепать зря. Резоны те же самые.

— То есть, ты не уверена, — нахмурился экье Рамир. Я закатила глаза:

— Разумеется! Это не означает, что я не буду стараться изо всех сил — у меня, знаете ли, контракт не с самым приятным даже по меркам демонов человеком. У меня выхода другого нет! Но удастся мне или нет — я не знаю.

— Да ты уж постарайся. Иначе… у меня тоже есть связи при дворе, и неплохие. Вряд ли мои покровители будут счастливы узнать, что экье некромант поднял мою дочь и отдал её тело грязному демону.

— Кого поднял, простите? — прищурилась я, но на сей раз демонолог на провокацию не поддался:

— Ты уж постарайся, — повторил он. Затем, помолчав немного, уже совсем другим тоном спросил:

— Мне сказали, что она… Талина… что какая-то её часть ещё жива. Это правда?

Некоторое время я молча разглядывала его. Затем кивнула.

— Когда… когда всё закончится, — экье Рамир прерывисто вздохнул, затем отвернулся и проронил: — Мне обещали сказать, где её могила. Передай ей, что я приду.

— А вариант, при котором она останется жива — даже деля тело с такой, как я, — вы не рассматриваете совсем?

Демонолог резко развернулся. Взгляд его стал острым и тяжёлым, почти осязаемо давящим. Я с интересом наблюдала, удерживая на губах лёгкую улыбку. Наконец он сказал:

— Нет, не рассматриваю. Мёртвой ей будет лучше, чем вот так.

Я почувствовала, как Талина внутри меня задохнулась, словно ей перестало хватать воздуха. И чёрная, слепящая ярость затопила меня, словно лава, сошедшая в долину. Секунда — и вместо живой, яркой зелени и цветущих лугов остался лишь пепел и растрескавшаяся от немыслимого жара, медленно остывающая бесплодная земля.

Ах, экье демонолог, экье демонолог! Значит, ради сохранения сомнительной чести рода вы сперва отказывались признавать собственную дочь, а теперь фактически пытаетесь обречь её на смерть? Какая же занятная штука эта родительская любовь! И правильно дочерей не должны оставлять наедине с отцами. От отцов чересчур много проблем.

«Не надо!»

«Нет, Таль, надо. Извини».

Голосом, звенящим как струна, из последних сил сохраняя спокойствие, я ответила:

— Она просит передать, чтобы вы не приходили. Ей будет лучше, чем вот так.