Институт фавориток

— Ощущение неприятное только первые несколько минут, — успокаивает меня Атис, заметив, что я поежилась. — Потом организм начинает реагировать на изменение температуры и перестраивает метаболизм для погружения в анабиоз.

— Зачем? — изумляюсь я столь необычным расовым способностям.

— Чтобы не погибнуть при наступлении неблагоприятных условий, — поясняет леянин. — Во время эпидемий, в голодные, неурожайные годы или когда погода оставляет желать лучшего, а менять место жительства не хочется, мы можем предпочесть временный стазис полноценной жизнедеятельности.

— Это действительно важно. — Я вежливо соглашаюсь, не понимая, как это связано с тем, боится ли он разоблачения.

— Не только для выживания, — уточняет, видимо приближаясь к сути, Атис. — На Ле, как и на других планетах, представители правящей династии получают право на управление, демонстрируя уровень расовых способностей и доказывая, что он выше, чем у остальных.

Изображение на экране увеличивается, позволяя различить лица леян, и я невольно ахаю, узнав моего спасителя среди тех, кто решил «замерзнуть».

— Мне тоже пришлось пройти это испытание, чтобы сменить на троне своего отца. Вот только если впасть в анабиоз на несколько дней или даже на пару-тройку лет — обычное дело для любого обитателя Ле, то совсем иное, когда стазис длится дольше. Не каждый способен потом выйти из такого глубокого сна. Мне предстояло уснуть не на пять, не на двадцать и даже не на пятьдесят лет…

Атис говорит, я же, широко распахнув глаза, слежу, как его двойник на экране останавливается, оглядывается на тех, кто остался за его спиной, но все же находит в себе силы шагнуть вперед.

— …а на восемьдесят выпасть из реальности, — заканчивает рассказчик. — Вот это, Дейлина, было по-настоящему страшно. Я был в ужасе. Нет, не оттого, что мог навсегда остаться ледышкой и не вернуться к жизни. А потому, что понимал: за это время многое станет другим. Уйдут из жизни родные, близкие, друзья. Конечно, не все, но многие из тех, кого я любил и кому доверял. И этого я не мог изменить.

Он замолкает, а я с трудом отвожу взгляд от экрана, где свидетели жуткой традиции, завалив расщелину еще одной глыбой, уходят, оставив смельчаков в ледяном плену.

— И как давно вы… ожили? — потрясенно смотрю на этого невероятного империанина. Да-а-а… После такого испытания его действительно мало что напугает.

— Три года назад. — Атис выключает технику, и комнату вновь наполняет приятный голубой свет. — Через год после моего пробуждения твой отец пригласил мою планету войти в состав империи.

— Но все же зачем вы спали так долго? У вашей расы большой срок жизни? Сколько же вам теперь лет? То есть… — Я запинаюсь, сообразив, что годы в холодном сне, наверное, в расчет не идут, а выглядит король леян как зрелый мужчина.

— У меня тридцать восемь лет активной жизнедеятельности, — поясняет Атис, улыбаясь моей заинтересованности. — Полных же лет, включая стазисные, сто тридцать. Прежде чем решиться на главное испытание, я несколько раз уходил в краткий анабиоз. А длительность жизни у нас не слишком велика по сравнению с другими расами. Опять же, если иметь в виду активную жизнь без стазиса, это всего лишь сто пятьдесят лет. Анабиоз существенно удлиняет этот срок, но время, проведенное в нем, не может считаться полноценной жизнью.

— И все же… Восемьдесят лет! — Я никак не могу отойти от потрясения. — А как же ваш отец? Вдруг за время вашего анабиоза с ним бы что-то произошло? Кто бы тогда управлял планетой?

— У нас сложная система иерархии, Дейлина. Мой отец был не единственным правителем, как и я сейчас. Королей на Ле всегда несколько. В любой момент один из них находится в активной фазе жизнедеятельности и управляет планетой, остальные в это время вольны в выборе. Могут уйти в стазис, могут править наравне друг с другом, могут временно отойти от дел. Как я сейчас. Если со мной что-то случится и я не вернусь, на благополучии планеты это никак не отразится. В настоящее время у меня есть два соправителя, и скоро — мы очень на это надеемся — появится еще один. Если, конечно, выдержит испытание. Ему осталось двенадцать лет стазиса, чтобы получить это право.

— А если прошедших испытание окажется много? Пять? Десять? Двадцать? Как тогда быть? Они все станут королями?

— Вероятно, да, — соглашается Атис. — Но такого еще ни разу не было за всю историю нашей расы. Обычно у нас всего три-четыре правителя. Кто-то не проходит испытание, кого-то останавливает риск, многие не хотят жертвовать личной жизнью, но большинство просто реально оценивают свои шансы, ведь по самочувствию после краткого стазиса можно понять, выдержишь ли ты длительный и насколько долгим он может быть. Тех, у кого на первом месте стоит желание служить обществу и готовых отказаться от уже имеющегося в настоящем в пользу эфемерного счастья в будущем, совсем мало.

— Значит, те, кто уходил в анабиоз одновременно с вами, тоже хотели стать королями?

Атис кивает, а я замечаю, как в его серых глазах появляется печаль. Что-то трагическое связано с его спутниками.

— Они не вернулись? — осторожно высказываю свою догадку.

— Один погиб. Он был моим братом, старше меня на двадцать шесть активных лет. Долго не решался на испытание, а в итоге не смог проснуться. Чем больше возраст твоей жизнедеятельности, тем труднее удерживаться в длительном стазисе. Второй очнулся примерно на середине назначенного нам срока. Ему не позволили стать королем, потому что он провел в анабиозе недостаточное число лет.

— А женщины в испытаниях не участвуют? — спрашиваю и прикусываю язык. Вот глупая! Какой в этом смысл? К правлению их все равно не допустят.

— Нет, не участвуют, — мягко отвечает Атис, вместо того чтобы в резкой форме отозваться об умственных способностях противоположного пола, как это наверняка бы сделали Атиус, Эстон или дядя Джаграс. — Наши женщины вообще стараются пользоваться стазисом крайне редко и осторожно. У них высокий процент смертности даже при небольших сроках, а чем дольше длится анабиоз, тем меньше шансов выжить. Поэтому у нас хоть и рождается девочек намного больше, чем мальчиков, но впоследствии соотношение полов выравнивается, а затем даже становится обратным.

— У вашего брата не было жены? Он так поздно решился на испытание. — Хотя и стараюсь оставаться деликатной, но все же не удерживаюсь от вопроса.

— Его супруга погибла за год до этого. Дочь уже совершеннолетняя, вышла замуж. Ему в принципе нечего было терять.

— А вам? — невольно срывается с моих губ, и я, ругая себя на чем свет стоит, прикрываю рот ладонью. Вот я себя и выдала!

Не знаю уж, догадался ли Атис о причинах моей заинтересованности, но отвечает он легко и не задумываясь: