Интенсивная терапия

Марии ответили так же вежливо и с недоумением? Что она сказала в ответ? Скомканно поблагодарила и положила трубку, борясь с желанием швырнуть телефон в стену – как сам Глеб когда-то? Ей было так же больно в груди?

Поддубный медленно стёр уже написанные полстраницы письма. Закурил. И начал заново набирать ответ.

«Здравствуйте, Мария. Или, раз уж так получилось, сразу на «ты»? Давай на «ты», хорошо?

Первое, что хочу сказать тебе – не торопись. Ты обижена и возмущена, я прекрасно тебя понимаю. Но у тебя нет никаких прямых доказательств, верно? Только фотографии и тот факт, что в момент твоего звонка мужа не было на работе. Но ведь ты не знаешь точно – может, эти фотографии были сделаны в шутку? Или на спор. Ну, не мне же тебе рассказывать, что мужчины до седых волос сохраняют мальчишескую инфантильность, правда?

Думаю, тебе стоит успокоиться и просто поговорить с мужем. Спокойно, без истерик, без выяснения отношений. Просто сесть и поговорить. Желательно где-нибудь не дома. Среди чужих людей легче держать лицо и не опускаться до ругани.

Но перед тем, как ты вызовешь его на откровенный разговор, мне бы хотелось узнать подробнее – почему ты так агрессивно настроена против всех, кого сейчас политкорректно принято называть «сексуальными меньшинствами»? У тебя есть знакомые среди них? Это какая-то личная обида или ты просто разделяешь общепринятую гомофобию?

Почему мне интересно узнать об этом? Ты действительно очень талантлива, Мария. Тебя ждёт блестящее будущее в науке. Но любому учёному в его становлении прежде всего мешают не отсутствие финансирования и не происки завистников. Главный враг пытливого ума – зашоренное сознание.

Если ты попробуешь аргументированно доказать, что твоё неприятие гомосексуальных отношений – не просто эмоции, а трезвый подход, достойный истинного учёного, то я готов доказать тебе обратное. Что такие отношения ничем не отличаются от обычных, гетеросексуальных.

Подискутируем, коллега?»

Глеб сохранил письмо и немного помедлил, прежде чем отправить. Для чего ему понадобилось писать этот мейл?

Наверное, для того, чтобы доказать что-то.

Не только Марии Говоровой.

Ещё и себе.

«Письмо отправлено»

====== Кажется, обошлось... Правда? ======

Она раз тридцать перечитала отправленное письмо...

Это был конец! Конец всего: науки, карьеры, работы, жизни. Четыре года напряжённого труда, всё, всё коту под хвост.

Мало того, что рухнула её семейная жизнь, так ещё и без работы останется. Теперь ей путь только в поликлинику, по участку бегать. Если возьмут, конечно. С отрицательной рекомендацией Поддубного ей только в дворники. Да её санитаркой никуда не возьмут.

Вот отмочила!

Ну как можно было не следить за своими эмоциями?!

Теперь, спустя какое-то время, её не волновало ничего, кроме реакции Глеба Олеговича.

А он её уничтожит...

Хотя, может, её уволят раньше, статья не написана.

Сна не было ни в одном глазу, рассвет уже приближался, руки дрожали, и внутри засел холод – такой, что кожа покрылась пупырышками.

Куда ни глянь, везде тупик. Вот жизнь-то, разве ж это жизнь?!

Марию посетила мысль о самоубийстве, но она тут же отмела её, вспомнив о дочери.

Как же малышка без неё? Никак. Ребёнку мать нужна, и вовсе необязательно кандидат наук, дворник тоже сгодится...

Слёзы наконец подступили к глазам и низверглись бурным потоком. Боже, как же ей было себя жалко!!!

Но время неумолимо тикало вперёд и явно не в её пользу.

Она снова прошла на кухню и сварила себе кофе покрепче. Пила обжигающий губы напиток, смешанный со слезами, обильно капающими в чашку, но холод не отпускал.

Итак, кофе не помог...

Она налила в рюмку половину флакона настойки валерианы, залпом выпила. Ничего...

Прикончила флакончик. Жалость к себе возрастала в геометрической прогрессии.

Решила принять ванну.

Вот там, наконец, согрелась.

И главное, сложилась статья. То ли валериана, то ли кофе, то ли Господь сжалился над бедной женщиной. Но она совершенно точно знала, что и как надо написать, и какие выводы сделать, и как преподнести таблицы.

Села за комп и застучала по клавишам.

Через полтора часа статья была готова. Перечитала, очень даже ей понравилось.

Вот так будет выглядеть последнее её творение на бескрайних просторах науки.

Слёзы жалости к себе снова заполнили душу, а это ведь самые искренние и самые горючие слёзы. Когда так жалко не кого-нибудь, а саму себя, такую всю хорошую и такую несчастную... И, самое главное, ни в чём, ну совсем ни в чём не виноватую!

Всхлипывая, разбудила дочь, одела, умыла и по пути на работу отвела в детский сад.

На работе Мария попыталась взять себя в руки, умылась холодной водой и отправилась на планёрку.

Там она и столкнулась с ним – с Сашей, с мужем. Она вошла в зал впритык, а потому даже парой слов перекинуться им было некогда. Но Саша отчитывался как дежурный врач... только не второй терапии, где работал, а кардиологии. Значит, дежурил за кого-то, а следовательно не соврал. Звонила-то она в терапию.

Господи, и зачем она себя так накрутила, вчера же убить его готова была!

Она и не подозревала, что настолько ревнива.

– Маша, почему глаза отёкшие? – выходя из зала, спросил он.

– Статью писала ночью.

– Результат?

– Под утро сложилось.

– Я всегда в тебя верил, – он хотел поцеловать её, но она отстранилась. Перед глазами снова стояли фотографии.

– Дашь глянуть статью? – он воспринял её отказ спокойно или просто решил, что ей неудобно целоваться с ним на людях. Или же знал, что она знает.

– Да. И ещё у меня проблемы, Саша. Меня уволят!

Она снова разрыдалась. Он вывел её на лестничную клетку, где обычно курили сотрудники, да и больные – пока никто не видит, и попросил рассказать всё.

Она рассказала.

А кому ещё она могла всё про себя рассказать? Только ему – мужу, потому что он был другом, соратником, единственным, любимым, отцом её дочери, нет, не так – отцом их дочери. Ближе его у неё никого никогда не было, она любила его всегда и верила всегда, ну, до вчерашнего дня. А он не соврал, он действительно дежурил.