Интерлюдия Томаса

Второе из трех тревожных событий, случившихся в этом темном тоннеле, — следствие моих откровений, осознание, что впереди находится что-то жуткое, и с таким невероятным злом мне сталкиваться еще не доводилось. Предчувствие дурного нарастает лавиной, вызывая с трудом контролируемый страх и опасение, что это зло готовится обрушиться на меня мощью цунами высотой в милю.

Я верю — я знаю, — что неизвестное зло, которое я чувствую и которого боюсь, не здесь, оно достаточно далеко, ждет впереди, в укрепленной активной зоне. Существование этой зоны я ощущаю, но ее саму увидеть не могу. Эта идеальная темнота давит на меня, а вот девочка в ней как рыба в воде, и у меня возникает неприятная мысль: ей так комфортно в темноте, потому что она сама порождение тьмы, а совсем не тот невинный ребенок, за которого я ее принимаю, и связана с далекой угрозой, к которой, похоже, меня и ведет.

Она шепчет:

— Мы подходим к порожку, не споткнись, — и сжимает мне руку, чтобы подбодрить.

Ее подчеркнутая забота должна бы успокоить мои нервы, но этого не происходит. Уверенность, что впереди затаилось неведомое, гигантское зло, не уходит, наоборот, нарастает. Услышав историю убийства юного Максвелла одержимыми демоном родственниками, увидев, как красотка Ардис превратилась в жаждущую крови марионетку с мясницким ножом в руке, у меня нет причины бояться этой неизвестной угрозы больше, чем я боюсь кукловода, с которым уже столкнулся в «Уголке гармонии», но моя интуиция настаивает на собственной правоте.

Обещанный порожек высотой в пару дюймов. Мое левое плечо касается, возможно, тяжелой сдвижной двери, и мой пистолет, зажатый в пальцах левой руки, со звоном стукается о сталь. Через резиновые подошвы я чувствую металлическую вставку на порожке шириной с фут.

— Берег достаточно далеко, так что мы можем рискнуть, — говорит Джоли, отпуская мою руку и включая маленький карманный фонарик размером с маркер.

Луч света радует, но толку от него немного, потому что темнота смыкается сразу после его перемещения, черная и враждебная, а тени на стальных стенах напоминают замученных граждан в какой-то параллельной реальности, отделенной от нас тонкой, искажающей мембраной.

Узкий луч показывает, что труба осталась позади, и мы в прямоугольном помещении шириной в десять и длиной в двадцать футов. Пол выложен керамическими плитами, разделенными не затиркой, а тонкими полосами полированной стали. Стены и потолок — нержавеющая сталь.

Лучом девочка указывает на лом и деревянные клинья нескольких размеров.

— Мне приходилось открывать двери, а это нелегко. Иногда я думала, что лопнет сонная артерия. Наверное, раньше они управлялись пневматикой, но теперь техника вышла из строя.

Взрезанная темнота хуже полной, которая ей предшествовала. Даже в небольшой комнатке абсолютная темнота позволяет представить себе просторное помещение, а здесь расстояние от потолка до пола чуть больше семи футов, да и холодный блеск стали не поднимает настроения.

— Что это за место? — спрашиваю я.

— Возможно, труба, по которой мы пришли, давным-давно служила для сброса ливневых вод, до того, как дедушка купил «Уголок». Но кто-то связал с ней эту систему. Кто-то странный и не ради чего-то хорошего, если ты спросишь меня. — Она освещает стены справа и слева, и я вижу двойные ряды отверстий диаметром с дюйм. — Я много об этом думала и поняла, что сначала все это было аварийным выходом. Если люди использовали его, то сначала проходили обеззараживание в этих комнатах… может, из-за бактерий и вирусов. Может. Точно я не знаю. Но похоже на то. А если ты — посторонний и забрался так далеко, тебя здесь запирали и вместо тумана, уничтожавшего вирусы или что-то там еще, сюда закачивали ядовитый газ.

— Посторонний? В каком смысле?

Прежде чем девочка успевает ответить, слышится громкий гул, какой иной раз сопровождает землетрясения. Доносится он сверху, а поскольку громкость усиливается, я с опаской смотрю в потолок.

— Наверное, восемнадцатиколесник, — объясняет Джоли. — Мы под Прибрежной автострадой, за территорией «Уголка».

Она ведет меня к дальней стене, где четыре ступени поднимаются к еще одному порожку. Здесь она опять раздвигает створки стальной двери. За ней помещение, неотличимое от того, где мы находились.

Она проходится лучом по стальному потолку, прежде чем войти в эту комнату.

— Каждому требовалось пройти через два этих воздушных шлюза, чтобы добраться до берега. Они не хотели рисковать.

Я иду за Джоли.

— Кто «они»?

— У меня есть кое-какие идеи, — отвечает девочка, но на том замолкает и ведет меня через этот второй воздушный шлюз к еще четырем ступенькам, за которыми третья дверь из двух раздвижных створок.

Снова над нами проезжает тяжелый трейлер, за ним более легкие автомобили, но вибрации больше меня не волнуют. Тревожит другое — впереди ждет что-то ужасное, абсолютное зло, с которым мне никогда не доводилось встречаться, порождение столь глубокого круга ада, что Данте и не подозревал о его существовании.

Миновав третью дверь, Джоли говорит: «Здесь есть электричество», — и нажимает кнопку настенного выключателя.

Теплый свет идет от трубок, спрятанных в нишах по обе стороны коридора, длинного, как футбольное поле, шириной в двенадцать футов и высотой, наверное, в восемь. Все поверхности светло-желтые, блестящие, из пластика, без единого шва.

Воздух здесь теплее, пахнет чем-то химическим, но нельзя сказать, что запах неприятный.

— Когда я впервые раздвинула створки третьей двери, тут было гораздо теплее. Сначала я думала, что этот воздух мне навредит, что это какой-то токсический газ, но он не раздражает ни горло, ни глаза, а если от него у меня вырастет вторая голова, то пока этого не случилось.

В сравнении с воздушными шлюзами, этот коридор мне нравится больше, но присутствие зла по-прежнему остро чувствуется, и я рад, что вооружен пистолетом.

— Запорный механизм следующей двери работает, и открыть ее мне не удалось, — продолжает девочка. Что за ней, я не знаю, может, миллионы золотых слитков или секретный рецепт соуса «Макдоналдс». Дальше этого коридора нам не пройти.

На полпути к дальней двери на полу лежит какая-то фигура. Поначалу я думаю, что человеческая, но быстро понимаю, что ошибся.

Когда мы приближаемся к ней, девочка говорит:

— Что бы ни находилось за этой последней дверью, если она последняя, сейчас там никого нет. Если бы кто-то был, они бы не оставили это существо так надолго. Они бы унесли его.

Я не могу сказать, какими при жизни были рост и вес существа, потому что оно мумифицировалось в этом теплом и насыщенном какими-то химикатами воздухе. Моя догадка — оно возвышалось над землей более чем на семь футов и весило чуть меньше трехсот фунтов. Но теперь оно полностью обезвожено, кожа облепила тело, длинные руки и когда-то жуткое лицо огромной головы. Сама вся в морщинах и серая, словно костюм из льняной ткани, который заносили до дыр, но ни разу не гладили.

Мне представляется, что это примат, с ногами более длинными, чем руки, стоящий на более высокой ступени эволюции, чем гориллы и другие антропоиды, с позвоночником человека, то есть способный выпрямиться в полный рост. Но на этом сходство с человеком заканчивается, потому что у этого существа на каждой руке по пять длинных пальцев с четырьмя фалангами и по два больших пальца с тремя. На каждой ноге шесть пальцев, один из них похож на большой палец руки.

— Я называю его Орк, — сообщает мне девочка.