Интервью под прицелом

— В прямом эфире? — переспросил милиционер. — Дело Голобродского, что ли?

Подростки навострили уши — они, оказывается, тоже были в курсе этой истории.

— Мой друг Елисей Голобродский был зарезан в прямом эфире, когда пытался открыть москвичам глаза на деятельность одной преступной шайки. Другой мой друг, Ефим Рафальский, был задушен в больнице, перед тем как у него должны были взять показания.

— Так, а у вас уже взяли показания?

— Да. Но я сказал далеко не все!

— Понятно. Ну поехали тогда давать показания. Все не поместятся, предупреждаю.

— Колян и Лысый со мной, они успели этого гада разглядеть, — распорядился Алексей, — а вы давайте жмите в город, потом расскажем, что и как.

Подростки, несмотря на выпитое пиво, оказались довольно внимательными и полезными свидетелями. В отделении они рассказали о том, что, после того как пострадавший Силкин подошел к краю платформы, к нему со спины приблизился мужчина крепкого телосложения.

— Как только электричка начала подходить к платформе, он толкнул потерпевшего в спину и тут же затерялся в толпе, — сказал Алексей.

— Куда именно он потом пошел?

— Мы же не следили за ним, мы деда подхватили, чтобы он под поезд не загремел! — ответил Лысый. — Я его еще в бок толкнул, чтобы он летел не вперед, а в сторону. А тот чувак сильный оказался: толкнул незаметно почти, но дед бы точно на рельсы кувырнулся!

— Теперь опишите подозреваемого, — велел участковый.

— Ну, во-первых, крепкого телосложения, — начали наперебой вспоминать подростки.

— Да, довольно молодой еще, стриженный коротко, и видно, что спортом занимается.

— И шрам на левой щеке! — вспомнил Алексей. — Я еще, когда шрам заметил, подумал про «Место встречи изменить нельзя»!

— Да у тебя интуиция, оказывается, развита, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал следователь. — Постфактум все мы провидцы и предсказатели. Ладно, отправим эти материалы тем, кто занимается делом Голобродского, и там уже решат. Оставьте ваши координаты — на случай, если понадобится подтвердить показания.

Подростки по очереди стали диктовать свои имена-фамилии и контактные телефоны. К удивлению Силкина, у каждого из них был свой мобильник.

На милицейской машине всех четверых довезли до следующей платформы — как раз перед самым прибытием электрички.

В вагоне Силкин разговорился со своими спасителями. К его удивлению, они вполне могли изъясняться на нормальном человеческом языке и только изредка произносили какие-то непонятные слова, разъяснить которые он тут же требовал. Оказалось, ничего особенного: новые виды спорта и компьютерные термины.

«В наше время таких явлений не было, — удовлетворенно подумал Силкин, — вот не было и слов».

8

Группа следователя Болтаева работала с максимальной отдачей.

Сам Сергей Михайлович лично съездил в Генеральную прокуратуру для знакомства с протоколом допроса Рафальского. Поняв, что дело чрезвычайно серьезно и опасность может грозить и другим свидетелям преступления, он прямо из прокуратуры отправился к вдове Рафальского.

— Здравствуйте, Анна Ильинична, следователь районной прокуратуры Сергей Михайлович Болтаев, — представился он, показав в дверях служебное удостоверение.

— Проходите, пожалуйста. — Женщина едва сдерживала слезы, но старалась быть приветливой.

— Спасибо. — Следователь присел на кухонный табурет. — Простите, что беспокою вас в такое тяжелое время. Но нам крайне важно выяснить обстоятельства смерти вашего супруга. От того, насколько быстро мы это сделаем, может зависеть благополучие и даже жизнь других людей.

— Вы не беспокойтесь, спрашивайте, — дрожащим голосом сказала Анна Ильинична. Ей было очень плохо, но она была готова помочь.

— Скажите, пожалуйста, вы сообщали кому-нибудь из знакомых или родственников, что Ефим Борисович был увезен с приступом в Пироговскую больницу?

— Мне, к сожалению, практически некому сообщать. Родственников не осталось. Силкиным позвонила, когда уже на следующее утро… — Она не выдержала и всхлипнула. Потом, взяв себя в руки, продолжила: — Да я сначала и не знала, куда его повезли. Мне следователь Рюрик Иванович позвонил, что у мужа сердечный приступ и его забрали на «скорой». А потом, вечером, звонили из Пироговки, говорили: самочувствие хорошее…

По морщинистым щекам вдовы снова покатились слезинки.

— Простите, бога ради, Анна Ильинична, вот… — Болтаев протянул Рафальской стакан воды, который быстро налил из графинчика, стоявшего на столе.

— Спасибо. — Голос женщины по-прежнему дрожал, но решимости ей было не занимать. Она сделала два глотка. — Вы спрашивайте. Вас, наверное, интересует, каких результатов добилась наша комиссия?

— Вы можете сказать что-то, что еще не говорили следствию?

— Нет. Все, что мы знали, уже рассказали.

— Тогда я не буду повторяться, Анна Ильинична. Но меня очень интересует вопрос, откуда преступник узнал, что Ефим Борисович в больнице. Скажите, никто не заходил к вам в тот вечер с вопросами? Не звонил?

Рафальская ахнула:

— Да! Вы знаете, звонил журналист. Почти сразу после звонка Елагина.

— Не представился?

— Почему же? Сказал, что из «Московских новостей». Даже фамилию называл. Известная такая. Как у детективщика. Этот… Семаков?.. Семенов. Александр, кажется. Вот.

— И вы сказали?

— Да. Я сказала, что Фима не может с ним поговорить, потому что у него сердечный приступ и он в больнице.

— В Пироговке?

— Нет, просто в больнице. Я тогда и сама еще не знала…

— И вы не насторожились?

— Что вы! Я думала, что больше звонков не будет. После того как Елисея Тимофеевича убили. Видели же сами по телевизору, что творилось…

…Разумеется, в «Московских новостях» журналиста Александра Семенова не оказалось. Да и не было никогда.