Интервью под прицелом

— Нет, что ты, что ты! Но в итоге-то они отравились! Моими, между прочим, таблетками!

— Не знаю, что там с таблетками, а кондиционер я все-таки выключу, — вздохнул хозяйственный Воскресенский.

— Да ты врубись, все так складно получалось! Бабенка тут прибилась работу искать — в аптечной системе никто и никак. Ни опыта, ни знакомых. Образование экономическое, ну, взял я ее администратором. Сразу так дело поставил, что она накладные подписывает и товар принимает, она же ответственности своей не понимает. Я ей сказал, что она должна подписывать, ну эта дурочка все и делала.

— Ох! Как бы сейчас она нам пригодилась! — Герман, не выпуская изо рта сигарету, ловко фасовал таблетки.

Всю операцию пришлось проводить второпях. Часть продукции «Реливера» действительно распределялась через Центральную аптечную базу, где хозяином был Даниэль Всеволодович Шарагин. Как раз на днях от фирмы Руденского должна была поступить крупная партия — в ожидании ее были отпечатаны в провинциальной типографии идентичные упаковки, и сейчас в четыре руки Герман Тоцкий с Шарагиным запихивали в поддельные упаковки смертельный яд.

— Ну и где твоя бабенка, дядя Даня? Заставили бы ее сейчас паковать, если она все равно не сечет.

— Да понимаешь, пропала она. Причем странно пропала, я как раз предложил ей официально оформиться и все такое, оклад приличный обещал. — Шарагин витиевато выругался.

— Может быть, это проверка или еще какая подстава? — насторожился Герман.

— Да ну! Она с улицы пришла. Если бы это была ревизия какая, то нашли бы общих знакомых, рекомендации и прочее, тетке бы этой придумали легенду достоверную. Я потому ее и взял, что она явно никаким боком.

— Документы-то ее хоть смотрел?

— Да нет, не успел. — Шарагин виновато пожал плечами. — Как раз велел ей принести документы для оформления, а она просто не вышла больше на работу.

— Ну ты даешь! — Герман даже бросил на время упаковку лекарств и решил размять пальцы. Сигарету он так и не выпускал изо рта.

— Да ладно, — Шарагин рассмеялся мелким неприятным смехом, — других найдем. Я просто подумал, что все так удачно складывается, и Зося эта была совсем не при делах. Самый тот вариант. Специально искать — не найдешь, или подсунут кого. Всегда надо перестраховаться. Ладно, пока мы ото всех ревизий отмазываемся, да и предупреждены заранее. Но ты сам знаешь, времена меняются. На бога нашего — Афанасия Леонидовича — надейся, да сам не плошай.

— Зиц-председателя присматриваешь? — ответно хохотнул Тоцкий. — Это дело. Действительно, никогда не мешает подстраховаться.

На этих словах он помрачнел, вспомнив о печальных событиях в Коста-дель-Соль. Уж насколько тогда Герман был уверен в собственной безнаказанности, а вон как все обернулось. Шарагин будто прочитал его мысли:

— А что, в Испании дело тухляк оказалось? Или по мамочке соскучился?

— Тут дела повеселее! — попытался отшутиться Герман.

— Ага! Веселуха, ночью на складе отраву в пузырьки запихивать — романтика! А в Испании ску-учно… не пойдем сегодня на пляж, будем пить коктейли…

— Иди ты, дядя Даня! — незлобно огрызнулся Герман, но откровенничать о своих злоключениях в Испании не стал. Чего доброго, Шарагин мамаше стукнет, а та начнет выяснять — что с деньгами. Пока вроде удавалось от таких вопросов уворачиваться. Поначалу, мол, делом занят был, которым мамаша же и нагрузила. Потом стал смутно намекать на некоторые неприятности в Испании, что на него, мол, наехали местные. Подробностей не сообщал, только махал руками: «Ах, мама! После, все после, дайте мне хотя бы дух перевести. Тебе и твоим подельникам плевать, что я еле жив остался, лишь бы денежки посчитать. Ну про этих круторогих козлов — понятно, но хоть ты, мама, пожалей!» Мама жалела, конечно, но рано или поздно придется держать отчет.

Герман был человеком довольно безалаберным, надеялся, что все рассосется само собой, конечно, когда-нибудь придется признаваться во всем, но зачем же прямо сейчас? Ну не убьет же его родная мамаша. Не убьет и от подельников спасет — это точно! Волчица та еще…

Слава богу, что теперь еще и это дельце подвернулось: и на карманные расходы Герман подзаработает, и общее внимание отвлечет от судьбы их общей казны.

Финансовый директор некогда процветающей чайной торговой компании Сергей Крысулин мрачно размешивал сахар в чашке кофе, которую принесла ему секретарша. Текущие дела Крысулина представлялись ему большим гробиком, черным и неотвратимым. «Если так, то в лучшем случае уволят. А если я так?..», или «Убежать в Норвегию — там Олаф как-нибудь приютит. Догонят!..», или «Свалить все на бухгалтерию, припугнуть их… Так ведь уже припугивал. Третьего за год бухгалтера увольнять?» — мелькали в его голове мысли, проносились стремительно, не принося облегчения.

Сереженька Крысулин с детства привык подставлять ближних и дальних — как получится. В школе он был стукачом и подлизой, но таким ловким и изворотливым, что был бит всего-то двенадцать раз за все десять лет, хотя чуть ли не каждую неделю портил кровь своим менее гибким и беспринципным товарищам.

Благодаря милым детским интригам Крысулин стал секретарем районной комсомольской организации и помчался по карьерной лестнице так же быстро, как человек, измученный диареей, бежит к далекому и прекрасному туалету, что расположился в дальнем конце коридора. Когда партия приказала долго жить, а комсомол ответил «есть!», Крысулин отрекся от прежнего мира, переметнулся на сторону освобожденного капитала и вошел в долю со своим комсомольским приятелем Гришей, которого вскоре благополучно кинул. Но собственное дело Крысулину организовать никак не удавалось: привычка подставлять, стучать и подличать осталась, а стучать вроде бы было некому, и пресмыкаться тоже — не перед зеркалом же, преданно заглядывая в глаза своему отражению?

Поэтому, опять же не без помощи своих комсомольских товарищей, он стал тем, кем стал, — финансовым директором процветающей фирмочки. Эта должность позволяла ему удовлетворять все свои низменные инстинкты. Сколько бухгалтеров лишилось работы по его вине! Не забывая о старинной школьной привычке, Сережа сваливал свои огрехи на подчиненных — и неизменно выходил сухим из воды. В том, что компания, в которую он попал, в последние годы постепенно захирела, была и его вина тоже.

Но генеральный директор, казалось, этого не замечал. Проводя жизнь между спортивными клубами и заграничными поездками, он очень редко снисходил до своих подчиненных и собственной компании, интересовавшей его как некое поместье, из которого время от времени присылают деньги, но не более. Таким образом, Крысулин, как ловкий и хитрый управляющий, проворачивал за его спиной разные сомнительные махинации и не был ни разу пойман.

И вот словно гром среди ясного неба! Директор между поездками в Австралию и Ниццу вызвал Сергея и намекнул на то, что дела его не очень. Так и сказал: «не очень». И в тот же день укатил…

Теперь господину Крысулину предстояло мучиться вплоть до возвращения генерального и думать: какая же из его махинаций стала известна начальству, или, может быть, не одна, а несколько? Мрачные мысли одолевали Сергея, и некому было его утешить.

Неужели в компании завелся второй стукач? Неужели кто-то перемудрил его, опытного интригана?

Крысулин открыл на компьютере досье на всех сотрудников, по крупицам собранное и тщательно охраняемое от посторонних глаз. Здесь были не только непосредственно работники, но и компаньоны Крысулина, в том числе — по сомнительным делишкам, не имеющим к делу чайной торговли никакого отношения. Перелистывая страницы, удобно отформатированные и структурированные, господин финансовый директор размышлял: «Этот слишком ничтожен, этот глуп, этот вообще витает в облаках, у этого нет никакого влияния на генерала…»