Интервью
Шрифт:
– Попробую.
– Я думаю, нас не слышат. Тут довольно шумно.
– А почему нас не должны слышать?
– Что вы насторожились? Просто так удобнее.
– Ладно. Поехали.
– Как называется ваша профессия?
– Настройщик телефонной аппаратуры.
– Требует ли она высокой квалификации?
– В общем, да.
– Какой у вас разряд?
– Шестой.
– Это высокий разряд?
– Да, самый высокий у нас.
– Но начинали-то вы с азов?
– Естественно.
– В чем заключается ваша работа?
– Я слежу за тем, чтобы блоки действовали
– Как это понимать? Извините, я в технике не силен. Получил строго гуманитарное образование.
– Наш завод выпускает координатные АТС...
– Что значит координатные? Хотя ладно, бог с ним...
– Давно работаете в газете? Или мне не полагается задавать вопросы?
– Три дня, если вас это интересует. Я понимаю, что рано или поздно придется осваивать все эти тонкости.
– И я так думаю. Хорошо, можно проще. АТС состоит из многочисленных сложных приборов. Я настраиваю их таким образом, чтобы электрические параметры соответствовали норме. Вы опять ничего не поняли?
– Меня главным образом интересует психологический аспект вашей работы.
– В дом приходит настройщик роялей. Его задача состоит в том, чтобы все ноты звучали, как им положено. Он подкручивает всякие там гайки до тех пор, пока музыкальные параметры не будут соответствовать норме.
– Ясно. Как я улавливаю, ваша профессия близка к понятию "служащий"? Нет. Мы рабочие. Это рабочая профессия.
– В чем же вы видите разницу?
– Трудно сказать. Мы не служим, а работаем.
– Довольно туманно. Вы не любите служащих?
– Ничего подобного. Просто я рабочий.
– В чем же все-таки разница? На вас халат, перед вами приборы. Чисто. Похоже на лабораторию.
– Ничего общего. Мне трудно объяснить. Мы работаем руками. Делаем вещи...
– Создаете материальные ценности?
– Во-во.
– Вы любите свою работу? Только говорите правду.
– Между прочим, я говорю правду, даже когда меня об этом специально не просят.
– Извините. Что же вас в ней привлекает?
– Я люблю приборы, люблю точность. Когда начинал, то было все равно. А сейчас имеется некоторый опыт. Мне кажется, если умеешь что-то делать, то начинаешь это дело любить.
– И не надоедает?
– Как может надоесть хорошая работа? Надоедает конвейер, надоедает халтура.
– Стоп. Вы против конвейера? А знаете, что сказал на суде Генри Форд по этому поводу? Когда автомобильный король Генри Форд внедрил конвейер, американский суд привлек его было к ответственности за антигуманизм. И вот Генри Форд заявил на суде, что ему искренне жаль человека, которому для работы необходима атмосфера удобства и симпатии. Что вы в принципе думаете по этому поводу?
– Я не умею думать "в принципе". Я не министр и не начальник главка. Давайте говорить о конкретных вещах. Конвейер - это реальность. На нашем заводе есть цеха, где без него не обойтись. Но это работа не по мне, хотя и высоко оплачивается. Туда идут в основном люди без квалификации. Если у человека голова на плечах, он через год осваивает хорошую специальность и, как правило, уходит с конвейера. Такая же картина у подсобников. Ведь у нас еще много участков, где используется ручной труд.
– В том числе и тяжелый физический!
–
Да, к сожалению. Нас и в "Правде" за это ругали.– А говорят, физический труд полезен, развивает мышцы и так далее.
– Чепуха. Если и развивает, то однобоко. На это есть спорт. Когда-нибудь с черной работой будет покончено. А с Генри Фордом мы по-разному смотрим на вещи. Он хочет сказать, как я понял, что работа в тяжелых условиях закаляет человека. Это бред. Конечно, никому не нужен труд, как говорится, "не бей лежачего". Хорошему футболисту неинтересно бить по пустым воротам. Если коллекционера завалить марками с ног до головы, он перестанет их собирать. Хорошему, квалифицированному мастеровому нужна серьезная работа, требующая усилий, напряжения, такая, где он может себя проявить, но не изнурительная...
– Извините, "мастеровой" - это распространенное выражение?
– Не очень. Но мне оно нравится.
– Мастер лучше.
– Мастер - это должность.
– Не только. Например: "Мастер своего дела".
– Звучит нескромно.
– Впрочем, мы отвлеклись. Поехали дальше. Осталось еще минут десять...
– Нет, погодите. Вот, скажем, я осваиваю новый прибор, ломаю голову, сижу тут допоздна, и, наконец, работа сделана. Такое напряжение дает эффект, приносит пользу и у-до-вле-тво-ре-ни-е. Ну, а если человек с утра до ночи драит шабером железную болванку, когда это можно сделать на шлифовальном станке? После этого одно желание - напиться.
– Ясно. Простите, что это за штука?
– Магазин сопротивлений.
– Значит, вы склонились над магазином сопротивлений?
– Вроде бы склонился.
– Вас, очевидно, можно сравнить с хирургом, который щупает у больного пульс. Могу я так выразиться: "Напряженный пульс прибора"?
– Почему бы и нет?
– Что вы смеетесь?
– Да уж очень красиво.
– Пусть это вас не волнует.
– Не обижайтесь. Я же пошутил. Вам видней.
– Опишите, пожалуйста, одну из производственных операций.
– В общем, так. Тут лежат приборы, которые я должен настроить. Ну, например, кодовый приемник. Подключаем его к проверочной схеме, которая имитирует работу станции, то есть прибор как бы оказывается в системе и режиме АТС. Если прибор не дышит...
– Минуточку. "Не дышит" - это специфическое выражение?
– У нас так говорят.
– Извините. Дальше.
– Если прибор не дышит, вы начинаете искать дефект. Видите, тут до черта проводов. Какой-нибудь из них неверно припаян. Берете схему, проверяете монтаж. Сейчас я вам эту схему покажу. Куда же я ее сунул? Вообще-то я работаю без монтажной схемы.
– Вы хотите сказать, что на глаз определяете, в чем неисправность?
– Не только я так делаю, все, у кого есть некоторый опыт. На худой конец имеются показательные образцы, вот ты по ним и ориентируешься.
– Это признак высокой квалификации?
– В общем, да. Но так многие делают.
– Понятно. Дальше.
– Находишь дефект, монтируешь, как положено. Бывает, что прибор немного врет. Например, в точке А напряжение пять вольт, а тебе нужно восемь. Выпаиваешь сопротивление в тридцать килоом и ставишь на это место тридцать шесть. Вам не скучно это слушать?