Интим не предлагать!
Шрифт:
…а там, на софе, в белом брючном костюме, держа в руках чашку чая сидит женщина.
Не молодая девчонка, а именно женщина, не старше сорока и невероятно красивая.
Гордая осанка, копна модно уложенных пшеничных волос, раскосые зелёные глаза и окрашенные алой помадой до боли знакомые губы…
Сомнений нет. Это она — предательница.
Поставив с лёгким звоном чашку на блюдце, мать Малиновского приветливо мне улыбнулась.
— Здравствуйте, Евгения. Богдан не обманул, вы очень красивая.
Кошу взгляд на кровать — Малиновский, скрестив длинные ноги, лежит поверх моего розового покрывала.
— Здравствуйте, а вы кто? — специально туплю, так как хочу услышать её ответ.
— Я мама Богдана.
— Мама? Серьёзно? А я думала, что мамы у него нет. Простите, просто он никогда о вас не рассказывал.
Горькая ирония зашла: красивое лицо предательницы из приветливого превратилось в каменное, но воспитание не позволяло ей открыто послать меня куда подальше. Поэтому она снова мягко улыбнулась:
— Мы просто не живём вместе.
— Я заметила, — цежу сквозь зубы и бросаю на комод сумку.
И зачем вот она сюда припёрлась! Сидела бы и дальше в Турции, массировала своему Мустафе ноги, или что они там ещё обязаны делать.
— Признаться, я была очень удивлена, когда узнала, что Богдан женился. Просто как снег на голову. Он, как бы это сказать — всегда был противником брачных уз и с самого детства говорил, что никогда не женится, — делится мама.
— Быть может, потому что у него перед глазами не было примера крепкой и дружной семьи? Когда на человека постоянно лает собака, он ни за что не заведёт себе щенка, — знаю, что ужасно груба, но не могу простить ей предательство.
Николай Филиппович — прекрасный мужчина и отец, и он точно не заслуживает такого к себе отношения. А Богдан? В чём провинился он? Я знаю, что он тяжело переживал уход матери из семьи и точно знаю, что её фривольное поведение не могло не наложить печать на его отношение к женщинам в целом.
Предательство тяжело пережить в любом возрасте, будь тебе пять лет или двадцать. Особенно если предаёт, казалось бы, самый близкий человек.
Бросить семью и сбежать за бугор — уму непостижимо!
— А ваши родители, Женя? Кто они? — намеренно игнорирует мой спич мама.
— Мама работает бухгалтером, отец мелкий предприниматель. Или вас волнует, вместе ли они живут? Нет, они в разводе. Но мой папа сначала развёлся, а потом уже женился снова, а не наоборот.
Напряжение витает в воздухе. Малиновский завис с телефоном в руке, ловя каждое моё слово. Судя по выражению его лица, он не против и это предало мне уверенности, что я всё делаю правильно.
— Вам не кажется, что вы немного грубы? — изрекает она, наконец.
— Разве? Я просто отвечаю на ваши вопросы, — широко улыбаюсь. Понятия не имею, откуда из меня это льётся, в жизни такой смелой не была. Но я чувствую, что обязана высказать то, о чём молчит он.
— Богдан, не принесёшь ли мне ещё чашечку чая?
Предательница протягивает ему всего лишь на половину отпитую чашку и выжидающе смотрит на сына. Малиновский не двигается с места — пальцем не шевелит.
— Пожалуйста, мой чай совсем остыл.
Та же реакция. Статуя Будды не смогла бы продемонстрировать отрешенность правдоподобнее.
— Я хочу поговорить с твоей
женой, — признаётся она, и только тогда он, хоть и неохотно, но всё-таки поднимается с кровати.Он обижен, растерян, раздосадован, я это вижу и очень хочу ему посочувствовать, но не могу этого сделать, хотя бы потому что точно знаю, что сочувствие он не примет ни в каком виде.
— Я сейчас приду, — демонстративно кидает мне одной и, прикрыв за собой дверь, выходит из комнаты.
Сажусь на край кровати и сцепляю пальцы в замок. Без Малиновского мой пыл немного испарился, и до меня стало доходить, что женщина напротив намного меня старше и если захочет, без труда укажет мне моё место.
— Как давно вы знакомы? — вдруг спрашивает она, словно мы две давние подружки и собирались посплетничать.
— С первого курса университета, — то, что все эти годы мы даже не смотрели в сторону друг друга, я решила умолчать.
— А сколько встречались?
— Не помню, — вру, не краснея.
— А на кого вы учитесь?
— Переводчик.
— А язык?
— Длинный и, как вы, наверное, успели заметить, без костей.
— Простите, что? — распахивает глаза мать Малиновского, явно растерявшись.
Святоша! А нимб, наверное, на подзарядку поставила.
— Ой, бросьте, давайте не делать вид, будто мы рады видеть друг друга! По крайней мере я — нет.
— Женя, — выдыхает мамаша, и смотрит на меня как на непослушного ребёнка: — вы ещё слишком молоды и многого не знаете. Не понимаете, в силу своей оправданной неопытности.
— Возможно. Но я точно знаю, что предательство — это подло. Что скидывать ребёнка на нянь, отдавать на всевозможные кружки и под предлогом сделать лучше отправлять на всё лето в разные детские тюрьмолагеря — это тоже предательство. Я знаю, что вы никогда не интересовались жизнью Богдана, занимаясь устройством своей, даже ещё будучи живя с Николаем Филипповичем, — смело выпаливаю на одном дыхании и наслаждаюсь произведённым эффектом.
Красивое лицо идёт алыми пятнами гнева, но тем не менее она пытается по-прежнему держать себя в руках.
— И всё-таки никто не давал вам право меня осуждать. Это жизнь. Ваши родители тоже в разводе, вам ли не знать.
— Да, в разводе, но моим родителям хватило ума не афишировать свои проблемы при ребёнке и они смогли подарить мне счастливое детство. И уж точно я не знала, что у командировки отца женское имя.
— А вы хамка.
— Скажите, Николай Филиппович вам когда-нибудь изменял? — следую её примеру и игнорирую то, на что не хочу давать реакцию.
— Нет, — честно признаётся она, — по крайней мере, я не в курсе.
— Тогда чего вам не хватало? Николай Филиппович хороший человек: он красивый, интеллигентный, верный, он обеспечивал вас всем необходимым. Так чего же?
Предательница меняет положение стройных ног — закидывая теперь правую на левую и пристально смотрит мне в глаза.
— Иногда в браке женщине нужны эмоции, которых от мужа, увы, не получить. Каким бы красивым и замечательным он не был. Конечно, сейчас ты скажешь, что всё это чушь, но только потому, что у вас с Богданом медовый месяц, и ты, девочка моя, понятия не имеешь, что такое рутина, — видимо, она сама не заметила, как растеряла всю свою чопорную воспитанность и перешла на “ты”.