Интуитивное питание. Как перестать беспокоиться о еде и похудеть
Шрифт:
СТОП
Я почти уверена, что знаю ответ. Вы сказали себе: «Мне некогда». И, скорее всего, это была правда. Страдающие расстройствами пищевого поведения люди часто рассказывают, что, присев, наконец, вечером отдохнуть, вдруг замечают комочек пыли под шкафом и вскакивают, чтобы пропылесосить, или вспоминают о белье, которое необходимо закинуть в стиральную машину, неоконченном отчете или незашитом свитере. На работе и дома они вертятся словно белка в колесе, оказываясь способными просто лечь и отдохнуть, только если у них действительно высокая температура или сломана нога.
Свободное время не является само собой разумеющейся частью дня – его необходимо заслужить, а заслужив, использовать продуктивно и с пользой для общества. Вот почему крайне эффективные методики терапии компульсивного переедания, основанные на рефлексии, осознавании и медитации, так часто проваливаются при попытке
5. Не дай хорошему шанс! Иррациональные негативистичные убеждения
Бессознательное компульсивных едоков переполнено негативными убеждениями о самом себе, своего рода заклинаниями на неудачу, неуспех, некрасоту. В голове каждого такого человека гнездятся прямо-таки клубки подобных мыслей – я непривлекательна, я недостаточно умен, я неталантлив. Я не знаю, что мне делать с моей жизнью, я неудачник, я плохая мать и жена, никудышный отец или специалист. Все это – проявление низкой самооценки, о которой мы уже говорили. Красивое мускулистое тело становится не только целью, но и символом. Каким-то совершенно иррациональным образом я убежден, что я стану «о’кей», если мое тело будет «о’кей». Стану стройной и красивой – почувствую себя хорошей дочерью, матерью или женой. А до того – ни-ни. Из этого качества вытекает одно, крайне неприятное, в том числе для тех, кто занимается лечением этих расстройств, следствие.
Компульсивному обжоре невозможно сделать комплимент так, чтобы он услышал его, «пропустил внутрь». Пациенты так и говорят (благо, в голландском языке есть такое выражение) – это не попадает внутрь меня. Часто хорошие слова обо мне вызывают у меня лишь ощущение неловкости, растерянности – что мне делать-то с этой информацией? Я прекрасно знаю, что мне сделать с информацией о том, как я плох, – опыт есть, а вот что мне делать с тем, что я хорош? Куда девать руки, ноги, глаза? Можно улыбаться или не стоит? В критических случаях позитивная обратная связь вызывает приступы острой подозрительности («Вы говорите это мне, потому что должны, вам платят за это зарплату, либо вы хотите от меня что-то получить»), раздражения и злости.
Я помню, как одна из клиенток, услышав, что я нахожу ее усилия в программе значительными, расплакалась, но не от благодарности или облегчения, а потому что это был единственный легитимный способ выразить свой гнев, не причинив мне физического ущерба. Последующие четверть часа она полушепотом кричала на меня, о том, что я говорю то, что должна говорить, и что она не верит ни одному моему слову, что этого – не может быть. Ее стиснутые побелевшие губы и прищуренные глаза выражали такую невыносимую ярость, что хотелось подсунуть ей подушку – попинать, но было страшновато получить в челюсть.
Это далеко не все черты, но, пожалуй, самые важные. Именно исследованию самого себя на этот предмет посвящено следующее задание, а продолжение – следует.
Глава 10
Жир и родня
Иногда, встречая людей со значительным лишним весом, приходится слышать: «Вам-то о чем беспокоиться, у вас же нет лишних 30 кг и диабета!» И даже: «Как они (худые) могут нас понять, если они не были в нашей шкуре!» На самом деле это не вполне справедливо.
Если перед вами проходит худая женщина, это совершенно не значит, что у нее здоровые взаимоотношения с едой и телом. Состояние «анорексии под контролем» – ситуация, когда волевая и целеустремленная женщина хронически ограничивает себя в еде, чтобы сохранить фигуру, – назвать здоровым сложно. А ведь так живет довольно большой процент современных женщин, и лишь небольшой процент из них работает в индустрии моды. Из проходящих мимо нас по улице десяти стройных женщин как минимум семь не могут похвастаться стабильными взаимоотношениями с едой. 1 из 10, и правда, будет «настоящая худышка» – она ест просто ради насыщения и только когда голодна, иногда – ради удовольствия, ей нравится ее тело и излишества не меняют его сильно и надолго. Остальные разделятся на группы «толстых-толстых» и «тонких-толстых». «Тонкие-толстые» – это люди, зависимые от страха поправиться. Часть из них будет истощать себя до кахексии и станет анорексиками, часть будет осваивать искусство объедаться и выводить пищу из организма любым доступным способом. Это булимики. Они могут быть стройными и даже истощенными, но психически эти люди толстые всегда. Другими они себя не видят. Еще половина будут так называемые «толстые-толстые». Это люди, которые испытывают приступы обжорства или переедают, но не избавляются от еды мгновенно, как булимики. Их обжорство приводит к лишнему весу, который вызывает попытки снова и снова похудеть.
А
мы попробуем обратиться к корням и разобраться – каким образом формируется пищевое поведение, почему мы бессознательно выбираем «неправильное» пищевое поведение как метод решения психологических проблем?В основе нарушений пищевого поведения всегда лежит зависимость. Либо зависимость от определенного образа тела, как у больных анорексией и булимией, либо зависимость от собственно процесса поглощения пищи, т. е. компульсивное поведение, как у бинджеров и компульсивных обжор. На сегодняшний день исследователям очевидно, что определенная физиологическая предиспозиция к зависимости у человека есть – некоторые дети более чувствительны к развитию зависимостей, другие – более устойчивы. Но все-таки наиболее важным фактором остается детский опыт.
Нарушенные семейные системы можно разделить на 4 типа: достигаторы, оценивающие, спутанные и дистантные. Применяя эту классификацию к непосредственной практике, я могу сказать, что абсолютно все встречавшиеся мне люди с нарушенным типом питания нашли в ней свое место. Для меня проверка непосредственной клинической практикой – важный признак того, что система работает.
Если ваш детский опыт развивался внутри одной из таких систем, то, как результат, у вас не было возможности научиться эффективно решать эмоциональные проблемы и опыта того, как строить адекватные человеческие отношения, вы не получили. Возможно, в семье вам недоставало принятия и одобрения, возможно, вы даже переживали эмоциональное или физическое насилие. Это приводит к тому, что в попытке выжить и сохранить цельность психики ребенок развивает, «отращивает» себе «фальшивое Я» – еще одну ложную идентичность, которая не хочет того, чего хотеть не следует, не плачет, ибо родителей это огорчает, и не радуется – ибо у бабушки болит голова от твоих прыжков до потолка. «Фальшивое Я» всегда крайне удобно для окружающих. Мешать оно начинает обычно уже в подростковом возрасте и позднее, когда для человека наиболее актуальными становятся вопросы «Кто я?» и «Какой я?». Для описываемого нами ребенка ответ на эти вопросы один: «А это – вообще не Я!» Вместо поиска собственной идентичности – протест, война, экстремальное, иногда даже девиантное поведение. Но бывает и так, что сила родительских запретов настолько велика, что и подростковый, и юношеский возраст проходят условно-благополучно. Проблемы разражаются обычно уже на «личном фронте», т. е. когда взрослая дочь или сын оказываются не в состоянии отделиться от родительской семьи и создать собственную или испытывают трудности профессиональной самореализации и сложности во взаимоотношениях с собственными детьми.
Итак, рассмотрим 4 типа нарушенных семейных систем.
1. Достигаторы. Стремящиеся к достижениям
Родители крайне ориентированы на успех, и именно достижения успеха ожидают от ребенка. При этом под успехом подразумевается то, что в рамках ценностей данной семьи трактуется как таковой. Для одной семьи успехом будет замужество дочери за человеком состоятельным и солидным, способным зарабатывать деньги. Соответственно, дочь будут воспитывать милой, послушной, уступчивой, хорошей хозяйкой – то, что в нашей культуре считается «женственной женщиной», способной «составить счастье мужчины». Для другой семьи успех – отличная учеба сына в школе и университете, далее непременная кандидатская диссертация и блестящая карьера – меня всегда занимал вопрос, сколько студентов пришли в аспирантуру не потому, что их затягивал исследовательский омут, а потому, что родители хотели иметь в семье, наконец, хоть одного кандидата наук! Третьи могут быть чрезвычайно озабочены внешним видом: мама – профессиональная красавица – растит дочерей, подобных ей, и если дочерям генетически достались широкие бедра и переносицы папиной родни, клеймо дурнушки будет трудно стереть.
Установки «достигаторских» семей чаще всего перфекционистские. «Пятерка – это нормальная оценка, ты же наша дочь». «Мы должны гордиться тобой!» Одним словом, со щитом иль на щите. В таких семьях детей не учат справляться с последствиями ошибок, как реальными – лужу можно вытереть, стакан попробовать склеить, двойку исправить, так и эмоциональными – если это был твой любимый стакан, твой любимый предмет, несправедливая двойка, то можно поплакать, и чувствовать грусть вполне нормально. Не учат, потому что мысли не допускают, что дети эти ошибки МОГУТ совершать. Родителям кажется, что, не давая детям права на ошибку, они магическим образом (видите – снова магическое мышление!) страхуют детей от их совершения. На самом деле, они воспитывают определенный тип человека: бесконечно самокритичный, никогда не бывающий довольным собой, ибо заданные стандарты всегда недостижимы, а собственные ожидания – нереалистичны. Это человек, который не умеет быть счастливым, ибо счастье – это умение наслаждаться тем, что есть у тебя в данный момент. Это человек, невероятно ориентированный на мнение и оценки других, – потому что это единственная картина мира, которая ему была дана в детстве. Чтобы мной могли гордиться – или хотя бы быть довольными, нужно быть «хорошей девочкой» или «хорошим мальчиком».