Инварианты Яна
Шрифт:
Дмитрий Станиславович дозвонился, спросил о завтраке, получил в ответ: 'Иду-иду!' - выбрался, покряхтывая, из-за стола, запамятовал отключить консоль, вспомнил об этом у двери, легкомысленно махнул рукой и на терминал, и на оставленный на спинке стула пиджак, засим вышел в тоннель Гамильтона, размышляя о том, каким нелепым должен казаться умнику 'Аристо' он сам - доктор физико-математических наук Дмитрий Станиславович Синявский - в длиннейшей освещённой ярко кафельной трубе коридора.
– И трубку в кармане оставил, - громко сообщил он шевельнувшейся под потолком видеокамере. 'Ставил!' - ответило
– Вот-вот, - шепнул себе под нос психофизик.
– Ставил, ставил, но кто-то обставил. И хватит, не проиграться бы в пух.
Он скользнул взглядом по ряду дверей, обычных, деревянных, крашенных белой краской, подошёл к одной из них, ближней, и дёрнул за ручку - оказалась заперта.
– Ну да, с чего бы вдруг Инна решила готовить к завтраку душевую?
– спросил он себя, потом добавил, направляясь по коридору направо:
– Надо сказать Андрею, что в любом случае пора поднять Горина. Аппаратный сон, конечно, но почки-то работают и кишечник тоже. Поднять его, сразу в туалет, и в душевую тут же.
'Массажный кабинет', - прочёл он на следующей двери. Табличка выцвела - сохранилась, должно быть, с тех счастливых времён, когда бункер был всего лишь лифтом на пляж.
– Массаж тоже неплохо бы ему сделать, - сказал доктор и для порядка подёргал ручку. Эта тоже закрыта. И не странно - всем известно, бывший массажный кабинет так забит всякой пляжной чепухой, что ногу поставить некуда. Склад, а не кабинет: топчаны, шезлонги, пластмассовые стулья, столы, зонты и прочая курортная рухлядь. Кажется, даже ракетки для бадминтона где-то валяются, если их не прибрала к рукам индианка.
– Здесь она наверняка, - сказал Дмитрий Станиславович, хватаясь за разболтанную ручку следующей двери с табличкой 'Медпункт'. Но открыл не сразу, задержался, - прикидывал, что предпринять. В сомнении глянул искоса на обитую железом дверь электрощитовой.
Когда он вошёл, наконец, туда, где лет пятнадцать назад была штаб-квартира пляжного врача, - длинная комната, разделённая надвое, показалась ему пустой.
– Митя?
– услышал он голос Инны, потом сама она выглянула из-за перегородки, за которой раковина рукомойника, шкаф со стеклянными дверцами и древний письменный стол.
– Чего вы так долго возились? Как там Катя?
Не дождавшись ответа, она спряталась. Там у неё шумела вода, и позвякивали тарелки.
– Сказала, скоро будет, - Дмитрий Станиславович нацелился подсесть к выдвинутому на середину комнаты обеденному столу.
– Помогите-ка мне с тарелками, - распорядилась мисс Гладких.
– Полотенце в шкафу.
Синявский мысленно застонал, но садиться раздумал, поплёлся выполнять указание.
Шкаф, утративший медицинское назначение, вид приобрёл весьма затрапезный - чего только не было в нём: разноцветные и разнокалиберные чашки с блюдцами, разновысокие бокалы самого разного качества и предназначения, гора столового серебра в большой картонной коробке и прочая хозяйственная дребедень - не разбери поймёшь.
– На нижней полке, - услышал доктор, покряхтел, наклоняясь, и достал полотенце.
– Шевелитесь, Митя, мне ставить некуда. Чего вы вдруг спросили, кто вас возле лифта видел? Записались в частные детективы? Решили помочь инспектору? Тарелки сюда не ставьте. Протрёте -
сразу на стол.– Всем нам решил помочь, - прогудел психофизик.
– Кажется, все мы завязли в грязной истории.
– Это да, - вздохнула индианка. Тарелка в её руках перестала поворачиваться под потоком горячей воды. Она тряхнула головой и продолжила:
– К сожалению, я действительно не знаю, кто вас мог видеть. Знаю, кто не мог.
– Это уже кое-что, - оживился Дмитрий Станиславович.
Тарелка вынырнула из потока, роняя капли, сверкнул затёртый золотой ободок. Доктор стал прилежно возить по фаянсу застиранной тканью.
– Я не могла вас видеть, Светлана Васильевна тоже - мы были вместе. И сам инспектор тоже не мог. Мы встретили его раньше. Оставьте тарелку, дыру протрёте. И возьмите эту. Я помогла вам разобраться?
– Да. Хоть и не всё ясно.
– Услуга за услугу. Принесите чашки.
– Чем могу, - отозвался с сомнением в голосе доктор. Он слишком энергично распахнул стеклянную дверь, звякнули, столкнувшись боками, бокалы.
– Услуга за услугу, Митя. Не говорите инспектору о квартире в Триесте. Кому пятую чашку? Нас же четверо!
– Хотите оставить инспектора без завтрака?
– Синявский прищурился.
– А! Я как-то не подумала. Ладно, пусть пять. Так не скажете о квартире?
– Вам-то, Инночка, чего беспокоиться? Вы в той истории... Ладно, не скажу, раз просите. Но при условии, что и Андрей не станет поминать старое. Вы для него стараетесь?
– Для всех нас, как и вы, - с улыбкой ответила Инна, держа навесу распаренные от горячей воды руки.
– Забирайте чашки. Господи, как у нас здесь всё запущено! Конец мая, а по стенам висит...
Она ободрала зацепленный за крюк завиток новогодней мохнатой гирлянды и уронила его в мусорную корзину, пробормотав: 'Кто помянет старое, тому сами знаете что'.
В комнату вошёл Сухарев, неслышно за шумом воды; осторожно прикрыл дверь. Остался незамеченным, остановился, слушая.
– А вилки с ножами как?
– напомнил Синявский.
– Перемывать их нечего, протрите и на стол, - распорядилась Инна, закрывая кран.
– Кто из нас будет кушать стоя?
– спросил Сухарев.
Дмитрий Станиславович вздрогнул от неожиданности, обернулся: 'Ох! Ну можно ли так... Вы давно здесь?'
– Недавно. Трёх стульев будет маловато, мне кажется. Дайте ключи, я принесу.
– Только не из предбанника, - попросил Синявский, заметив, как Инна переглянулась с начальником, передавая ему связку.
– Естественно, - сухо сказал Андрей Николаевич.
– Зачем бы мне тогда понадобились ключи? Стульев полно и в горе барахла, что за этой вот стенкой.
Он указал связкой ключей на оклеенную фотообоями с изображением заснеженных гор стену.
– Вам помочь?
– предложил без особого энтузиазма доктор. Всем известно было, что он не любит хозяйственных хлопот.
– Сам справлюсь. Вы лучше пока развлеките Инну. Расскажите ей для поднятия аппетита какую-нибудь страшную физическую байку, вроде той, что о мухах-зомби. Поесть принесут скоро?
– Минут через десять-пятнадцать, если Катерина не размечтается по дороге о чём-нибудь романтическом, - ответил, опускаясь на стул, психофизик.