Инварианты Яна
Шрифт:
Сухарев выдержал паузу, ожидая возражений, потом продолжил громче:
– Но это не всё. Беседуя с ним, я заметил, что он ориентируется в математике куда лучше, чем положено простому инспектору. Вчера я не придал этому значения, но сегодня...
– Андрей Николаевич снова перешёл на шёпот: - Сегодня он, бегло просмотрев мои записи, в два счёта нашёл дырку в доказательстве, причём в таком месте...
– Нда-а...
– протянул Синявский.
– Андрюша, но на нём форма!
– возразила мисс Гладких.
– Когда мы его вчера встретили, он был в этом... В таком шлеме, как у них у всех. У него пистолет. Ты сам
– Вот я и говорю, - с жаром зашептал Сухарев.
– Если отнять у него шлем, форму и пистолет, чем он будет отличаться от любого из нас? А документы... Честно говоря, я не помню, разглядел ли фотографию. В любом случае...
Андрей Николаевич приосанился и заговорил громче:
– В любом случае, я бы поставил под сомнение его право задавать нам вопросы.
– Он может подкрепить это своё право аргументом, который трудно оспорить, - сказал Синявский.
– Каким аргументом?
– Пистолетом.
Сухарев без видимой нужды оглянулся, и заговорил совсем уж интимно:
– Митя, у вас ведь есть парализатор. Можно было бы...
– Чш-ш-ш!
– зашипела на него Инна, подняв указательный палец.
– Вы слышите?
– ...гите!
– послышалось из-за двери.
Брови Синявского поползли вверх, кожа на лбу собралась морщинами. Инна, не опуская руки, другою рукой потянулась и приоткрыла дверь.
– Помогите кто-нибудь!
– снова прозвучал в гулкой темноте крик.
– Света?
– удивился Сухарев.
– Она же сказала, что будет...
– Тише. Сюда идут.
Шаги приблизились, в тёмной щели приоткрытой двери мелькнул свет, кто-то взялся за ручку. Инна пискнула и отскочила в сторону.
– Вы здесь?
– спросила Берсеньева и погасила фонарик.
– Не слышали? А я звала. Там у выхода на пляж тело инспектора.
– Что?!
– Инна пятилась.
– Что это у вас, Света?!
В руке Берсеньевой - парализатор и пара резиновых перчаток.
– Я нашла это рядом с телом, - бесцветным тоном ответила Света, прошла к столу, со стуком положила парализатор и бросила перчатки поверх него.
– Что тут произошло? Почему нет света?
– Зачем вы пришли?
– вместо ответа негромко спросил её Сухарев.
– Вы ведь собирались работать. Я думал, вы у себя.
– Я принесла вам результаты, - сказано было в ответ.
– Зашла в предбанник, а там никого, пусто. Митин пиджак на спинке стула. Я решила, вы ушли курить. В коридоре темно, благо, я утром догадалась взять фонарик взамен того, который расколотила вчера на лестнице. Без него могла бы наступить впотьмах на инспектора. Не понимаю всё-таки: никого, кроме меня, не волнует, что он там лежит?
Она прохаживалась по комнате с видом сомнамбулы, говорила словно бы сама с собою.
Синявский прокашлялся и спросил:
– Кхе! Светлана Васильевна, зачем вы взяли анестезатор и перчатки?
– Не понимаю, - равнодушно проговорила Света.
– Я должна была их на полу оставить?
– Почему на полу? Анестезатор был в нагрудном кармане моего пиджака, перчатки были в другом кармане. Пиджак я оставил в предбаннике. Вы сами сказали, что...
– Я сказала, что нашла всё это рядом с телом, - отчеканила Берсеньева, встретившись с психофизиком взглядами.
– Кх-м!
– Синявский смешался и стал почему-то потирать руки.
– И мне странно, - продолжила, слегка
повысив тон, Светлана Васильевна, - что вы устраиваете мне допрос, вместо того, чтобы пойти и посмотреть, чем можно помочь молодому человеку.– Мы как раз тут говорили об этом молодом человеке, - сказал вдруг Сухарев.
– Это даже к лучшему, что он без сознания: часа четыре, а то и больше, не будет нам мешать.
– Но вы не знаете...
– начал Синявский.
– Знаю, - перебил заместитель директора.
– Света, насколько я понял, есть расшифровка? Тогда мы могли бы, пока инс... этот тип без сознания, привести наши дела в порядок. Света, мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз.
– Но вы не поняли, Андрей, - снова попытался вмешаться старый учёный.
– Я тоже ничего не понимаю, - заявила Берсеньева.
– На инспектора напали, но это никого из вас почему-то не трогает.
Все четверо заговорили разом:
– Андрюша считает, что он не инспектор.
– Какая разница? На него напали!
– Кхе! Никто из вас не знает...
– У нас могут быть серьёзные неприятности.
– Не обобщайте. Это у вас могут быть.
– Инна, ну зачем ты!
– А чего она всех нас впутывает? Какие неприятности, если ты говоришь, что он не инспектор.
– Откуда это известно?
– Во-первых, он...
– Дайте сказать! Кх-м! Вы же не знаете!
– Погодите, Митя, я хочу ей объяснить, что этот молодой человек не тот, за кого себя выдавал.
– Ну и что? Это не значит, что его нужно, кх-м! И вообще, вы все не хотите меня слушать, а я, между прочим, точно знаю...
– Чш-ш-ш!
– зашипела мисс Гладких, снова подняла указательный палец, потом приоткрыла дверь.
В наступившей тишине из коридора донеслось: 'Помогите! Куда все подевались?! Помогите!'
У Синявского отвисла челюсть, он обвёл взглядом застывшие лица, бормоча: 'Но откуда здесь ещё одна женщина?'
– Какая там женщина, - с досадой проговорил Сухарев.
– Это Василевская. Она давно должна была принести завтрак. Вечно копается.
Андрей Николаевич буркнул себе под нос несколько слов. Внятно прозвучали два: 'время' и 'девчонка'.
– Катя?
– переспросила Берсеньева и спешно покинула врачебный кабинет, превращённый в столовую. Выходя, нащупывала в кармане фонарик, но включить его не пришлось, мрак поредел. Как и прежде, над входом в предбанник Пещеры Духов горела аварийная лампа, тусклого её свечения хватало только на то, чтобы вырезать во тьме серый прямоугольник. Зато в другом конце тоннеля Гамильтона сиял полуденный свет, кафель казался мокрым от глянцевых бликов, а тёмные фигуры словно бы парили в жемчужном тумане. Два человека. Один - неправдоподобно длинный - простёрся во весь рост у порога, другой опустился на колени рядом.
Света прибавила шагу. Тот, кто лежал, шевельнулся.
'Помоги...' - услышала Берсеньева.
Человек, стоявший на коленях, негромко спросил: 'Что? Что ты говоришь, Володя?'
Светлана Васильевна удивилась: с трудом узнала Катин голос. Возможно, в этом было виновато эхо. Пришлось пойти медленнее, чтобы не мешал звук шагов, но ответ инспектора всё равно прозвучал неразборчиво, как скороговорка, проговорённая неумело. Но Катя, - сомнений нет, именно она и стояла на коленях, придерживая голову поверженного инспектора, - Катя расслышать смогла.