Инварианты Яна

– С показаниями свидетелей. Понимаете, есть несоответствия. Вот вы, к примеру, хорошо помните вчерашний день?

– Помню прекрасно, - ответ дан был совершенно уже ледяным тоном. Кончик сигареты жарко затлел, лицо Сухарева на миг скрылось в дыму.

– Тогда помогите мне. Расскажите, что делали с обеда и до того момента, как мы встретились в холле Галилео.

– Вы будете записывать?

– В этом нет необходимости, на память я не жалуюсь.

– Как знаете. После обеда? Я не привык к такому вольному обращению со временем. Для определённости начну с двух часов дня. Ровно в два, заметьте инспектор, отобедав в 'Адриатике' - этот тот самый бар, где мы с вами ужинали вчера, - я заскочил домой. Пришлось принять таблетку. Персонал кафе в субботу выходной, мы довольствуемся той гадостью, которую они готовят накануне. Итальянская кухня вообще не для меня, извините за подробности. Так вот, инспектор, в двадцать пять минут третьего я направился к лифту. Шёл не спеша, чтобы не тревожить свой обед, да и времени было сколько угодно, я на три часа дня наметил разговор с Гориным.

– У вас была назначена встреча?
– инспектор оторвался от последних выкладок, чтобы фиксировать выражение лица собеседника. Бесполезно. Окутанная дымом деревянная маска.

– Нет, ничего у нас не было назначено. Вам может показаться странным, но я привык придерживаться расписания, которое устанавливаю для себя сам. Решил быть у Горина в три и явился бы к нему в пятнадцать часов ноль-ноль минут, если бы у входа из лифта на меня не набросилась Инна. Вы должны были заметить, она человек импульсивный, и, кроме того, была возбуждена. Вам известно, почему? Ну, тогда я не буду пересказывать сплетни, которыми она меня угостила. Выговаривалась долго, нас успели дважды прервать. Сначала подошла пошептаться с Инной Светлана Васильевна. По вполне понятной причине я не слушал, о чём они говорили. Нет, точного времени не назову, что-то около трёх. Затем Света ушла, но явился Синявский. В пятнадцать часов двадцать пять минут, заметьте себе инспектор. Я несколько раз смотрел на часы, чтобы дать понять Мите - его присутствие нам мешает. Он, конечно, намёка не понял, но мучил нас не очень долго - всё-таки отправился в бункер, хоть сказано было ему - Яну не до разговоров.

– Дмитрий Станиславович утверждает, что не заходил к Горину. Говорит, плавал, а потом без двадцати пять ушёл домой, - инспектор скрутил бумаги трубкой (по бедру ими стал похлопывать), отвернулся, но краем глаза внимательно наблюдал за Сухаревым.

– Да?
– усомнился тот.
– Ну, предположим. Митя сказал уходя, что семейные неурядицы ему безразличны. Он ушёл, мы проговорили с Инной минут десять, затем она побежала к себе, а я с пять минут примерно бродил по обзорной площадке.

– Раздумывали? О чём?

– Из головы не шли коэффициенты тензоров, - пожаловался Сухарев.
– Надеялся обсудить с Яном, но после такого скандала... В общем, я решил отложить разговор до ужина. По дороге в Леонардо прикинул способы подсчёта, дома записал...

– В котором часу вернулись в корпус, не запомнили?

– Почему не запомнил? Без четверти пять был у себя. До шести часов возился с коэффициентами, и только мне показалось, забрезжило что-то, как начался этот бардак, пришло от Горина сообщение. То есть, не от Горина... Кто, кстати, его отправил? Вы это выяснили, инспектор?

– Нет ещё. Но это не главное. Вы лучше скажите, получился ли толк из того, что у вас тогда 'забрезжило'?

– Да нет же!
– буркнул Сухарев, бросил окурок, и: 'Дайте-ка!' - протянул руку, но инспектор не торопился возвращать бумаги. Пряча их за спиной, спросил:

– Вы этим сейчас и занимаетесь? Пробуете пройти следом за Яном?

– Да! Верните мои записи, всё равно вы в них, как конь в алгебре. Современная математика вам не по зубам. И не одному вам. Это не институтские задачки, понимаете? От силы несколько сотен человек могут проследить за рассуждениями. А понять по-настоящему и того меньше.

– Вы, к примеру, даже проследить не можете, - улыбнувшись уголками губ, сказал Володя.

Сухарев от такой наглости поперхнулся и несколько секунд молча таращил выкаченные глаза.

– Не обижайтесь, Андрей, - продолжил инспектор, извлекая из-за спины стопку исчёрканной бумаги.

– Возможно, вы и прошли бы следом, но споткнулись в самом начале. Смотрите, вот здесь (он полистал и нашёл) вы, когда собираете третий инвариант, обнуляете главную диагональ. Но этого нельзя делать! До тех пор, пока спектр разрежённый, вам это сходит с рук, однако вблизи сингулярности... Погодите, порвёте так. Я покажу где. Вот тут, видите, (он вытащил последний лист), собственные значения сближаются, могут появиться кратные.

– Поэтому и...
– шевелил губами Сухарев, вытягивая шею, чтобы заглянуть.

– Нет, это не единственная причина. Там вообще всё у вас разрывное. Инна вам то же самое только что говорила, нужно вырезать сингулярности и заткнуть дырки пузырями, натянутыми на...

– Дайте!
– выкрикнул Сухарев и выдернул потрёпанную стопку. Некоторое время смотрел инспектору прямо в глаза, снизу вверх, потом отчеканил:

– Кто вы такой?

– Кажется, я представлялся. Инспектор Совета по борьбе с распространением и незаконным применением запрещённых технологий.

– Да?!
– Сухарев осклабился, возглас его содержал столько сарказма, сколько Андрей Николаевич смог вложить.
– Инспектор, значит?! А это?!

Он потыкал пальцем в записи, но яснее не выразился, развернулся и зашагал на прямых ногах прочь, комкая ни в чём не повинную бумагу.

'Слишком мелодраматично', - поморщился Володя, провожая его взглядом, но с места не тронулся, надо было обдумать, взвесить возможности.

'Опросил я всех, и что же получается? Давайте по порядку, господин инспектор, - он побрёл вдоль набережной, рассеянно посматривая по сторонам.
– Начнём с Яна. Он мог стереть себе память, мотив у него убедительный, но парализовать сам себя не мог. Вернее мог, но зачем? И всё равно ведь кто-то должен был снять с него резиновые перчатки и спрятать анестезатор. Стало быть, эту версию можно пока исключить'.

Володе попались на глаза огромные шахматные фигуры, расставленные прямо на крашенных в белый и чёрный цвет плитах позади тира. Позиция на доске идиотская. Оба короля под шахом, белый ферзь висит... Тряхнув головой, он подумал: 'К дьяволу шахматы. Теперь Света. С пятнадцати-пятидесяти и до начала шестого была неизвестно где. Она вполне могла'.

Инспектор мысленно проследил за возможными перемещениями воображаемой белой фигурки и кивнул: 'Могла. Мотивов у неё - целый букет. Теперь доктор'.

Инспектор непроизвольно оглядел море и пляж. Шезлонг кто-то оставил. Странно, что не унесло вчера в море.

'Да, так значит, доктор. Этого живчика никто не видел с половины четвёртого и до шести. И он всё время зачем-то врёт. Но ведь не тупица он, должен понимать: если действительно плавал целый час, его видели с катера. Жаль, проверить это нельзя. Но даже если плавал, вполне мог вылезти из воды, парализовать Яна и стереть память. Времени у него на это было...' - Инспектор поместил на выдуманную им четырёхмерную схему фигурку в виде дымящейся трубки, проверил и отметил мысленно: 'Минимум час двадцать было у него. Вполне достаточно. Но мотив? Непонятно, на кой ему. Разве что он тоже на Совет работает. Между прочим, не исключено. О нём ничего не известно, кроме того что бедствовал в Италии до встречи с Гориным'.

Володя обогнул тир, подошёл к стойке, в задумчивости взял коробку с пульками, встряхнул, послушал сухой дробный шорох. Стрелять не хотелось, перед глазами вместо мишеней - чернолаковая фигура на четырёхмерной доске.

'Инна. Её перемещения ограничены, но с пятнадцати-сорока у неё было больше часа, чтобы вернуться, украсть анестезатор у доктора и парализовать Яна. Но память ему стереть она не могла. Доступ к 'Аристо' получила при мне, после шести. Значит, без сообщника бы не справилась. И пока с нею всё'.