Инварианты Яна
Шрифт:
– Я рассчитывал привлечь её на свою сторону, - говорил Андрей.
– Как видишь, не вышло. Она всегда была упрямой, но догматиком я её не считал.
Ошибся.
– Света такая, - лениво согласилась мадемуазель Гладких.
– Если выбрала направление, прёт как танк. Через тебя переедет, даже не заметит. Она настроит Яна, вот увидишь.
– Ничего, - коротко выдохнул Сухарев.
– Пусть настраивает. Я знаю, как спасти информацию. Чёрт, пиджак забыл в лаборатории. Курить хочется, а сигареты там.
– Курить вредно. Лучше расскажи, что задумал.
'Хс-с-с!' -
– Думать не могу, так курить хочется, - невпопад ответил Андрей.
– Посиди, отдохни. Я схожу за пиджаком, через три минуты вернусь.
'Хс-с-с!' - снова отхлынула волна.
Стукнул камень; очевидно, Сухарев отшвырнул его в сторону. Грузно заскрипели по гальке шаги. Ушёл.
'Хс-с-с!' - и снова волна.
Инна беспокойно шевельнулась. Вставать не стала. Нельзя показывать волнение, надо ждать. Он сказал три минуты. Обычно точен. Что он опять задумал? Зачем ему в такую жару пиджак? Как сложно уследить за всем! А тут ещё Света. Нет, так не пойдёт, надо расслабиться. Всё хорошо.
'Хр-ш-ш-ш', - подтвердила волна.
Он сейчас вернётся, надо расспросить. Уберечь.
'Чш-ш-ш!' - согласилась волна.
Когда Сухарев вернулся, Инна всё так же расслабленно полулежала в шезлонге.
– Спишь?
– весело осведомился Андрей.
– Кто-то шарил по карманам моего пиджака и увёл сигареты.
– Синявский?
– сонно спросила мисс Гладких и притворно зевнула.
– Зачем ему? У него табаку полный кисет. Кроме него никто не курит, разве что доблестный инспектор. От него всего можно ждать.
– Ну и спросил бы у него самого, - недовольно проворчала Инна, садясь прямо и снимая с головы свитер.
– Почему это тебя так беспокоит? Сигарет жаль?
– Инспектор с доктором купают Яна; я слышал, как они галдят в душевой. Бог с ними, с сигаретами. Мне не нравится, что кто-то шарил по карманам. Что он там искал?
– А что мог найти?
– с деланным равнодушием спросила Инна. При этом подумала: 'Андрей зачем-то подходил к душевой'.
– Ничего, кроме связки ключей. Но её он не взял.
– Или взял и вернул, - предположила Инна, прикрыв от солнца глаза ладонью. Нет, не разобрать, действительно Андрюша доволен или притворяется.
– Ну и ладно, раз вернул, - Сухарев улыбнулся и продолжил уверенно: - Ты спрашивала, что я задумал. Слушай, что мы с тобой сделаем...
Инна сказала себе: 'Доволен', - отметила: 'Снова командует, прекрасно', - и стала слушать, что задумал начальник.
***
На выходе из душевой Горин задержался, потёр лоб, морщась, и спросил у доктора: 'Не могу вспомнить, как называется тоннель?'
Володя ждал снаружи, сдерживая нетерпение. На секунду отвлёкся - послушать, о чём спрашивает Ян, и тут ему почудилось движение за спиной. Инспектор резко обернулся. Показалось?
– Тоннель Гамильтона, - ответил Синявский.
– Гамильтон... Гамильтон...
– бубнил Ян.
– Обобщённые координаты... Сопряжённые импульсы...
– Это не тот Гамильтон, - балагурил психофизик.
– Того все помнят, а этого не все знают.
– Вы закрывать на ключ не собираетесь?
– перебил Володя, посматривая по сторонам. Ян при ходьбе шаркал, из-за него ничего не было слышно, приходилось полагаться на зрение. Показалось, или кто-то всё-таки был рядом с лифтом?
– Ключи у Андрея. И вообще, двери в службах мы не запираем никогда. Зачем?
'Не показалось, - понял инспектор, увидев индикатор лифтовой панели.
– Кто-то уехал наверх. А я просил не отлучаться'
– Ведите его, - бросил он доктору на ходу.
– Я ненадолго. Оставайтесь с ним, ладно?
– Ладно-ладно, - благодушно ответил Дмитрий Станиславович.
– Останусь, если разрешено будет - кхе-хм!
– курить в предбаннике.
– Курите, - разрешил Володя. Не о курении думал. Прикидывал, что делать, если пистолет у того, кто поднялся на лифте. Кто бы ни был, сразу стрелять не станет, попробует договориться.
Лифт полз невероятно медленно. Наконец раздвинулись створки, с рёвом поехала в сторону стальная плита, инспектор выскочил в тамбур шахты лифта Пуанкаре, зажмурился - солнце в глаза!
– и вздрогнул, услышав позади окрик:
– Стойте! Спокойно, Володя. Нам нужно поговорить.
***
Пещера Духов теперь казалась мне похожей на тюремную камеру, а не на больничную палату. Как эта штука называется? Софа? Нет. Топчан? Нет. Кушетка? Нет, это в больнице кушетка, в тюрьме... Нары. Вот именно, нары.
И дверь в стене тюремная, стальная. А отсюда выдвигается зеркало. Которое изнутри кажется зеркалом, а снаружи - прозрачное. Тот, кто называет себя Митей, может меня видеть, а я его - нет. Добрый следователь. Откуда это - добрый следователь? Один добрый, другой злой. Подследственный инстинктивно тянется к тому, который добрый. Сейчас за мною следит добрый. Ухмылялся, подкашливал, когда раскуривал трубку. Специально, что ли? Знал ведь, что мне хочется курить.
Да, и такое было, я помню. Курят при подследственном, ему не дают, едят при нём, пьют, а ему не дают, светят в глаза, загоняют под ногти иголки, вбивают в руки гвозди. Это называется пытки, вот как это называется. Они собираются меня пытать? Но я действительно ничего не помню!.. Другой Гамильтон, это какой? Тоннель Гамильтона куда-то вёл, с этим было связано название.
Нет, не помню.
Пытки - это когда больно. Голова у меня уже болит. И плохо думается. Вот если б покурить, думалось бы лучше.
Чтобы не лезли в голову мысли о пытках, я подошёл к стальной двери и стал разглядывать коробку с кнопками, вделанную в стену. Пульт, вот как это называется. В подземелье Фантомаса всей техникой можно было управлять с пульта. Там тоже разъезжались двери, были прозрачные стены, - или это не там?
– ездили лифты, телевизоры были повсюду, как в той комнате, которую они называют предбанником, а ещё Фантомас ставил опыты над живыми людьми. Отец после фильма говорил, это всё выдумки. Но теперь я вижу, что нет. Не выдумки.