Иные песни

Вдоль каменных стен стояли библиотечные стеллажи, секретер и высокое, глубокое кресло; под стеклянные же стены — брошены ворохи пестрых подушек, округлых или треугольных, согласно форме Золотых Королевств.

Алитэ со вздохом уселась в кресле и жестом подозвала лунницу. Аурелия присела у ее стоп (стекло было очень холодным). Подняв голову, приметила движение в темноте над прозрачным потолком. Потолок тоже частично подлежал меканическим манипуляциям, там и здесь можно было раскрыть его внутрь стеклянных надстроек. В одной из тех, над креслом, трепетала ледяными крыльями какоморфная птица, три ее лапы растопыривались набором кривых клювов, теперь же все они, раскрытые, царапали о стекло. Должно быть, почуяла пирос в Наезднике Огня.

Эстле Лятек взяла Аурелию за подбородок, обращая ее взгляд на себя.

— Я выслушала тебя, Аурелия, — сказала девушка ласково. — Верю тебе. А сейчас еще можешь мне во всем сознаться, еще ничего не произошло. Откажись — и я забуду.

— Я не лгала, деспойна.

— А иначе через минуту тебе придется заплатить. Понимаешь ли меня? Я тебе симпатизирую.

— Я не лгала.

— Ладно.

Эстле Лятек подняла взгляд. Сложила веер и сунула его за пояс платья. Аурелия поняла, что эстле смотрит на свое отражение в стекле. Алитэ вынула из ушей сережки, из сосков — перснии, с шеи — сняла тяжелое колье, стянула с запястий браслеты, большую часть колец с пальцев, бросила всю эту бижутерию на секретер. Смочив слюной платок, стерла подкраску с лица и груди. Наконец, отцепила от пояса брошь из драконьей кости.

— Пойдешь к себе, — сказала Аурелии. — Переоденешься. Снимешь все украшения, наденешь то, что даст им пищу для размышлений. У тебя ведь есть какая-то эффектная лунная одежда?

— Есть доспех.

— Ах, верно, отец писал мне… Но не переборщи. Может, лишь какую-то часть.

— Да, деспойна.

— Обратишься к сенешалю, чтобы указал тебе эстле Игнацию Ашаканидийку; она скорее всего не успела еще уйти. От моего имени попросишь ее пройти сюда. Публично, если будет возможность. Не отвечай ни на один вопрос. Я буду ждать. Сама останешься внутри. Поняла?

— Да, деспойна.

— Ступай.

Аурелия чуть ли не бегом отправилась в свои комнаты. Это была не битва, но нечто настолько близкое, насколько это возможно. Она сбросила платье, сняла парик и украшения. Быстро омылась в тазу с ароматизированной водой. Из сундука в спальне вынула простую длинную эгипетскую юбку, подобную Алитэевой. Подвязала ее высоко над талией, по лунной моде. Из колеблеца вынула правый кругоручник и правую вихревицу; надела их, отладила эфир. Сжав кулак, махнула рукою. Огненные эпициклы осветили комнату, как сияние молнии.

Гости расступались перед ней, Форма молчаливой концентрации бежала перед Аурелией неспешной волной. Каждый следующий шаг риттера был все более энергичным — склоняясь к сенешалю, она уже отбрасывала мерцающие отсветы, напряжение мышц тормозило надкожный пирос.

Эстле Игнация Ашаканидийка как раз танцевала с кем-то из аристократов верхнеэгипетской морфы. Аурелия положила левую ладонь на плечо аристократа, задерживая его на середине движения. Тишина в зале должна была его предупредить, однако он явно был слишком сосредоточен на своей партнерше. Развернулся гневно. Белый ураниос вспухшего кругоручника разрезал ему рубаху и кожу на груди. Мужчина с шипением отскочил.

Аурелия глядела на Ашаканидийку.

— Эстле Алитэ Лятек просит тебя о коротком разговоре, эстле.

Госпожа Игнация оценила ее быстрым взглядом, еще чуть задыхающаяся после танца.

Успокоила дыхание и осмотрелась по сторонам.

— Летиция, будь так добра.

Кивнула Аурелии.

Они вышли посреди шума поднявшихся шепотков. Теперь-то начнутся сплетни! Что, несомненно, эстле Лятек и было нужно.

Застали Алитэ, вытянувшуюся на подушках в стеклянном углу комнаты. Подперев голову рукой, она ела фиги из серебряной миски; в левой ладони крутила пифагорейскую кость. Усмехнулась и кивнула с приязнью эстле Игнации. Аурелия осталась у дверей, захлопнув их с громким стуком. Заметила, что кресло теперь стоит на противоположной стороне от секретерчика, также исчезли брошенные на секретер украшения.

Красавица Игнация оглянулась на лунницу, затем снова посмотрела на эстле Лятек — миг все тянулся, — наконец подвернула юбки и легла подле Алитэ.

— Не знаю, одобрит ли твой отец такую демонстрацию, — проворчала Игнация.

— Доверие Луны к стратегосу Бербелеку не безгранично, — сказала эстле Лятек. — Особенно не должна бы понравиться Иллее Жестокой потеря дочки.

— М-м, не понимаю.

— Разве Золотой не знал? Госпожа тоже поставила стратегосу условия.

— Все еще не —

— А покушение нимрода Зайдара? Шпионы ведь точно донесли обо всем Навуходоносору. А думаешь, кто прислал Зайдара? — Алитэ все еще улыбалась. Смотрела на эстле Игнацию, крутя в пальцах левой руки распахнутый меканизм кости. — А теперь вообрази себе. Эстле Амитаче умирает в плену у Навуходоносора. Стратегос отсылает на Луну рапорт; он напишет в нем то, что напишет. Как отреагирует Ведьма?

Госпожа Игнация, явно потрясенная, оглянулась на Аурелию. Аурелия стояла неподвижно, с безразличным выражением глядя перед собой, в ночь и на дальние огни Александрии за толстым стеклом.

— Он отстранен? — спросила эстле Игнация Аурелию либо Алитэ — обеих. — Кто теперь отдает приказы? Ты, эстле? Шулима?

— Еще нет. Но ситуация не настолько однозначна, как вам, полагаю, могло казаться. Как именно Навуходоносор сформулировал свое условие?

— Вавилон за поддержку стратегоса. Эстле Амитаче — гарантия до момента победы над адинатосами. Но это не —

— А понимает ли он, что без участия Эгипта на них не может начаться никакое наступление? И в конце концов он встанет в одиночку против всего антиадинатосова союза. Бербелек взял Коленицу, вырвет у Чернокнижника остальные земли, война уже пойдет сама по себе, Чернокнижник нажил достаточно смертельных врагов, которые только и ждут соответствующей формы, момента в истории.

— И к чему же ты, собственно, пытаешься склонить Золотого? — рассердилась эстле Игнация.

— Шулима еще не отправляла письмо матери. Я здесь, как ты знаешь, ее ближайшая подруга. — Алитэ сладко усмехнулась. — У Навуходоносора еще остался шанс — Иллея может ни о чем и не узнать, не было никакого шантажа.

— Шеола ради, Шулима не имеет с этим ничего общего, Шулима — не предмет для торга! Нам просто нужна хоть какая-то гарантия, когда мы покинем Землю!

— Но для Иллеи это выглядит совсем иначе, уверяю тебя. Если бы Навуходоносор присоединился беспрекословно… Но ведь он настаивает, что не покинет Землю, не примет участия в атаке на Сколиодои, — так о каких гарантиях мы говорим? Сторговывает голову Девы Вечерней за голову Семипалого — такова правда. Вспомни Зайдара. Как мало нужно, чтобы все повернулось против Золотого. Если вам казалось, что стратегос Бербелек все контролирует, то вам казалось неверно. Никто не контролирует гнев Иллеи Жестокой. Вспомни судьбу Эи.

Аурелия припомнила Песнь об Эе, одну из жутких сказок Лабиринта. Эя была финикийским городом на африканском берегу Средиземного моря. Во времена владычества Госпожи в Золотых Королевствах одному из ее любовников случилось, возвращаясь из Рима, задержаться в Эе на несколько дней. Он выиграл там крупный заклад у местного аристократа (легенды путались относительно предмета заклада); униженный аристократ отравил любовника Госпожи. Иллея прибыла в следующее полнолуние. Все жители Эи были распяты, город — сожжен и сровнян с землей, а сама земля провалилась под поверхность моря. Тринадцать нимродов отправились во все стороны света на поиски уцелевших родственников и друзей аристократа-отравителя. Еще век-два после этого Госпожа продолжала мстить самым далеким потомкам этих несчастных.