Иные
Шрифт:
— Что вы несете…
Это она уже слышала много раз: от Пекки, от следователя-энкавэдэшника, от Ильинского. Хочу помочь, слушай меня, ты должна, ты не должна… Зажатая в угол между окном и столиком, Аня оказалась в ловушке.
— Выпустите меня, уберите руки!
Макс охнул и отпрянул, с видом смиренной покорности пробормотал: «Простите, фройляйн, не хотел вас…» — но Аня уже пробиралась через его колени к выходу. Она схватилась за ручку, дернула дверь — та лязгнула, но не поддалась.
— Куда вы собрались, там же пограничники!
— Советские? Замечательно!
Макс попытался остановить
Из этой темноты ей навстречу вышли двое в форме. Аня замерла, не зная, как поступить: броситься к ним, надеясь на спасение, повернуть обратно? Она не подумала о том, что будет делать после того, как сбежит от Макса. Но, увидев красные звезды на фуражках и белые гимнастерки, перетянутые ремнями от кобуры, живо представила себе застенки и пытки. Это было нетрудно, ведь такой и была ее жизнь последние два месяца.
Пограничники замерли, разинув рты.
— Вот эта, что ли, мертвая? — с нехорошим смешком спросил один другого, явно старший по званию.
— Они меня обманули! — Молодой пограничник, пораженный, отступил на шаг.
— А ну, стоять!
Командир оказался сообразительнее — и быстрее. Он прыгнул к Ане, схватил ее и резко заломил руку. Боль пронзила запястье и плечо, и Аня вскрикнула, согнувшись пополам.
— Отпустите! — взмолилась она. — Больно! Я не виновата!
— Разберемся, кто виноват, — прорычал командир ей в ухо, и тут вдалеке мягко клацнула купейная дверь.
— Не стоит этого делать, — сказал размеренный, спокойный голос.
Из своего не самого приятного положения Аня сумела обернуться и увидела Макса. Он шел к ним по коридору, закрывая телом весь проход. Бордовое пальто было небрежно наброшено на плечи. Макс глядел из-под шляпы, и его взгляд не обещал ничего хорошего.
— Это он! — воскликнул молодой пограничник. — Он ее в гробу вез!
— Он меня похитил! — всхлипывая, простонала Аня. Боль в руке была невыносимой.
Макс покачал головой, и по его лицу снова скользнула тень, которую Аня уже видела. Досада, разочарование. Как будто он ожидал от нее чего-то другого. На ходу он запустил руку под пальто, и командир выхватил из открытой кобуры пистолет.
— А ну, стоять! — гаркнул он. Щелкнул курок.
Молодой пограничник, замешкавшись на пару секунд, сделал то же самое. Под дулами пистолетов Макс остановился в двух шагах, медленно вытащил из внутреннего кармана и протянул пограничникам пачку денег.
— Давайте решим все по-человечески. Пожалуйста, — попросил он.
У командира полезли на лоб глаза. Он покрепче перехватил Аню, так что она вскрикнула.
— Это что! — заорал командир, брызгая слюной. — Взятка?! Мне, советскому пограничнику, — немецкие
марки?! Ты в каком мире живешь, морда буржуйская?— В вашем, где все решают деньги? — Макс робко улыбнулся, вздохнул. — Ну, как хотите.
Его голос вдруг изменился, перешел в шепот, но звук будто запаздывал за губами. Ане показалось, что воздух в вагоне пошел мелкой рябью. В нем задрожали слова — тяжелые, словно они взаправду что-то весили. Слова проникали в самую голову и там оседали единственно верной истиной.
— Девушка хочет пойти со мной, — говорил Макс. — Ее нужно отпустить.
Командир разжал хватку. Он глядел на Макса как завороженный. Аня отступила, растирая запястье. Макс потянул ее за плечо и одним легким движением задвинул себе за спину. Их взгляды встретились.
— Иди в купе, — сказал Макс, и Аня, оглядываясь и шатаясь, побрела обратно.
Грохот состава заглушил остальное, но последнее, что увидела Аня, обернувшись уже у дверей, — как пограничники поднимают оружие и целятся друг в друга. Она вошла, хлопнула дверью, и странным образом хлопок повторило двойное эхо в коридоре. Выходить из купе больше не хотелось. Аня села на край обитого красным бархатом дивана и уставилась в окно. За окном темнело.
Макс вернулся спустя десять минут. Он принес чай, неловко держа в одной руке, той, что без перчатки, сразу два горячих стакана. Оглядел купе, точно впервые его увидел, и сказал:
— За что люблю советскую власть — у них все красное. Будете чай?
Аня подняла на него глаза: Макс выглядел так, будто и впрямь просто сходил за чаем.
— Я знаю, что я видела, — сказала Аня, убеждая скорее себя саму, чем его. Он склонил голову набок, словно наблюдал за интересным мотыльком. — Что именно вы с ними сделали?
— Всего лишь попросил быть повежливее. Если угодно, внушил мысль — как умею только я. — Макс поставил стаканы на стол и сел рядом. — Ох, горячо. Пейте, Аня, вы же мерзнете. Не обожгитесь только.
Аня поежилась: ей и правда было зябко. Она обхватила ладонями теплый мельхиор, покрутила стакан в руках.
— Обычно я стараюсь обходиться простыми человеческими методами, — продолжал Макс. Он потянулся к портфелю и убрал в него пачку денег, которая не пригодилась. — Но иногда эти методы не работают, поэтому приходится… В общем, вы сами все видели. Если бы вы не убежали… Впрочем, я вас не виню. Хотя, конечно, мой план с мертвой невестой мог бы и сработать.
Он улыбнулся, сглаживая этот упрек, но Аня все равно почувствовала себя ужасно. Она поднесла стакан к губам и сделала огромный глоток. Чай был очень горячий, он обжег ей все небо.
— Все-таки я виновата, простите, — проговорила она. — Почему-то люди вокруг меня всегда страдают. Это какое-то проклятие.
— Возможно, — кивнул Макс. — Или дар. Тут как посмотреть. Мне больше нравится считать наши с вами способности даром, потому что они могут не только разрушать. Например, как в случае с профессором Ильинским, которому я помог. Кстати… — Он вынул из портфеля стопку конвертов, протянул Ане. — Кажется, это ваше. Хотел отдать позже, но…
Аня выхватила у Макса письма, пересчитала — здесь были все восемь. Руки, живая и механическая, накрыли ее пальцы. Аня дернулась, и бумага под пальцами хрустнула.