Инженер и Постапокалипсис

Только этого нам еще не хватало. Почему-то только сейчас вспомнил, что человек, с которым разделил тяготы этого пути, был на самом деле психически болен. И сейчас, после того, как мы оказались на волоске от гибели и выжили лишь каким-то неведомым чудом, после чудовищного приступа паники и ощущения неминуемой смерти состояние этого несчастного пациента, на долю которого и так выпали нечеловеческие испытания, усугубилось просто катастрофически. И сам уже не мог справиться со своими эмоциями, а он… Он просто потерял остатки связи с реальностью, отказавшись верить в происходящее. Да и антипсихотики нужно принимать строго по часам, а он свое время уже давно пропустил.

— Но ты же видишь меня, чувствуешь, когда дотрагиваюсь до тебя, — неуверенно протянул, не зная, как ему помочь, — знаешь, есть один простой способ проверить, кажется ли тебе то, что ты видишь, — потянулся к карману трясущейся мокрой рукой и достал оттуда электронный пропуск, который теперь вымок и наверняка стал бесполезным, — читай имя и фамилию. Читай, пожалуйста…

— Зачем? Какой в этом смысл?

— Читай.

Он какое-то время безумно пялился на фотографию мертвого охранника, а затем дрожащими губами произнес его имя, фамилию и должность.

— Читай еще раз, — прошептал, наблюдая за ним, и Эндрю бездумно повторил прочитанное. — Видишь… — отбрасывая ставший бесполезным пропуск в сторону, сказал, — мы не можем прочитать дважды текст, который видим во сне или в состоянии искаженного восприятия. Если бы это все тебе казалось, ты не смог бы прочитать это два раза.

Эндрю измученно покосился на меня.

— Тогда откуда полилась вода? — трясущимися губами задал вопрос он, и поднялся, вытирая отвратительную влагу со лба и волос.

— Она не полилась, — мрачно заявил, смотря вперед, — ее пустили.

Осмотрелся по сторонам, желая понять, где мы оказались. Помещение, в которое нас привел спасительный проход, представляло собой достаточно большой зал с высокими сводами, в центре которого была расположена огромная цистерна с водой. Слева от меня, параллельно этому залу, проходил темный туннель, вход в который был огорожен металлической решеткой. Из люка, через который мы выбрались, по полу текла грязная вода — присел рядом и закрыл крышку, плотно провернув затвор, чтобы сюда она уже не поступала.

— Это все не случайно, — в мрачной задумчивости продолжил, поднимаясь и поворачиваясь спиной к решетке, — вода начала литься из всех труб, все выходы с нижнего уровня вдруг ни с того ни с сего оказались заблокированы… Это все не могло случиться просто так, без чьего-либо вмешательства. И очень хотел бы знать, какой подонок это сделал.

Говорить такие вещи при пациенте, который и без того страдал запущенной формой депрессии и паранойи, было совсем не правильно, но не смог сдержать себя — за последнее время на мою долю выпало слишком много боли и предсмертного ужаса.

Позади меня раздались какие-то негромкие звуки, похожие на плеск воды, и мгновенно обернулся к решетке, опасаясь, что это может быть опять Маклейн-монстр или кто-нибудь еще опаснее. Темный туннель осветился ярким светом, а затем передо мной показалась невысокая фигура мужчины, сжимавшего в руке ручной фонарик.

Прищурил воспаленные глаза, вглядываясь в странного человека, и к своему непередаваемому ужасу узнал в этих неясных очертаниях поганого священника!

Он остановился как вкопанный, смотря испуганным и одновременно недоуменным взглядом на меня, словно не веря своим глазам, а затем в страхе попятился. Некоторое время просто пялился на него, а затем меня с головой накрыла волна неконтролируемой ярости, граничащей с кровавым помешательством — бросился на решетку, как дикий зверь, лишь с одним желанием — достать этого гнусного ублюдка и заставить его ответить за свои поступки.

— Ты грязный подонок! — в гневе выпалил, колотя по металлу кулаками, в то время как священнослужитель отпрянул еще дальше, еле справляясь со страхом за свою жизнь, как будто мог проломить решетку. — Какого хрена ты творишь, урод?! Какого, твою мать, хрена?!

Тот прижался к стене, испуганно озираясь по сторонам и, по-видимому, решая, в какую сторону бежать.

— Что, не оставил свою затею?! — бешено прокричал, прижимаясь к решетке. — Не получилось сжечь, так ты решил меня утопить?! Дождался, пока спущусь на самый нижний уровень, и пустил вниз всю воду из системы в надежде, что захлебнусь там?! — отступил назад и, не оборачиваясь, указал рукой на Эндрю. — А он какого хрена погибать должен?! Он чем виноват перед тобой, ты больной ублюдок?! Какого хрена ты решаешь, кому жить, а кому — нет?!

Проклятый фанатичный выродок не выдержал нервного напряжения и кинулся бежать прочь по темному туннелю, так ничего и не ответив на мои обвинения. Этот его трусливый побег разозлил меня еще сильнее, доведя буквально до крайней степени бешенства. Ударил обоими кулаками по решетке:

— Только исподтишка в спину бить можешь?! Не хватает смелости выйти ко мне и разобраться со мной по-мужски?! — он окончательно скрылся из виду, и даже свет от его фонаря погас. — Мерзавец! Трус!

Можно было и не пытаться достать его сейчас. Прислонился лбом к решетке, переводя дыхание уже от своего гневного крика.

Разве мог когда-то вообще представить, что этот, на первый взгляд, тихий и безобидный пациент окажется способен на такое хладнокровное и расчетливое убийство? Ведь столько раз оставался с ним наедине, разговаривал с ним на самые различные темы, даже хвалил его за то, что он не бросает в трудные минуты своих собратьев по несчастью. А он дважды чуть не убил меня и из-за чего!

В полном опустошении повернулся к Эндрю, который уже к тому времени сидел на полу, прижав колени к телу и смотря на меня: от меня не укрылся тот факт, что смотрел он с некой долей страха и недоверия по отношению ко мне — его вполне могли насторожить и даже напугать мои яростные крики. Никогда не вел себя при пациентах подобным образом, как бы тяжело и невыносимо мне ни было — такое поведение в присутствии психически больных людей стало бы верхом непрофессионализма, даже халатного попустительства — но в последнее время от ужаса всего пережитого стал срываться слишком часто. Да и как иначе можно было реагировать на то, что человек, кем бы он ни был, уже два раза пытался меня убить? Лишить самого ценного и сокровенного, того, что вправе отнять у нас только бог, если он вообще существует.