Инженер и Постапокалипсис
Шрифт:
Даже не успел отойти от ужаса ожидания близких страданий, а теперь мне еще и передалась всеобщая паника — вскочил со стола, принявшись лихорадочно метаться по комнате, пока мне на глаза не попался проход в небольшое подсобное помещение, куда и побежал, спотыкаясь по дороге от страха за свою жизнь. Перед глазами у меня все плыло, окружающие меня предметы виделись мне блуждающими яркими пятнами, хаотично меняющими свое положение.
Подсобная комната оказалась неким подобием поста охраны или диспетчерской, возле одной из стен которой, к моему счастью, стояли два пластиковых шкафчика, куда можно было залезть. Не теряя более ни секунды, забрался внутрь, плотно закрыв трясущимися руками дверцу. Сколько раз такие
Звон цепей снаружи нарастал, пока не превратился во вполне отчетливый, теперь к нему добавилась чья-то поступь, настолько тяжелая, что ее было слышно за версту. Затаил дыхание, пытаясь по звуку определить, что происходит в секционной: до моего слуха донеслись истошные крики одного из пациентов и последовавшие после них странные неприятные звуки, напоминавшие хруст. Затем где-то вдали раздался еще один вопль, переходящий в визг, и звон цепей стал стремительно отдаляться. Мог поклясться, что слышал и что-то отдаленно похожее на тяжелое дыхание с ревом льва…
Даже когда жуткие звуки совсем стихли, далеко не сразу решился выбраться из своего укрытия. Осторожно, изо всех сил стараясь не шуметь, заглянул через открытую дверь в секционную, и мне в глаза сразу бросился лежащий в луже яркой крови на полу труп одного из пациентов, хмурого молодого человека, который едва ли не больше всех желал мне смерти. Пройдя ближе, обнаружил, что голова его лежит в нескольких метрах от тела…
«Да кто это делает все?!» — закрывая рот рукой, в ужасе подумал.
И ведь он был здесь! Пациенты явно были в курсе о страшном человеке или существе, что отрывает людям головы, ведь недаром же они так быстро кинулись наутек, позабыв о своих кровавых планах. Теперь уже был почти полностью уверен в том, что причиной всему был не Полтергейст…
— Боже… Помоги… Помоги… — начал шептать, попутно разыскивая взглядом на полу прибор ночного видения.
Он отыскался под вторым столом. Проверив на скорую руку, все ли работает, кое-как закрепил прибор на лбу и поспешил выбраться в коридор, подальше от жуткого места, в котором моя жизнь вполне могла и закончиться.
Коридор представлял собой довольно странное запутанное переплетение ходов, старые стены которого по какой-то причине были заклеены прозрачной, но очень прочной клеенкой. Повсюду были расположены двери, ведущие в небольшие комнатки, в которых не было ничего, кроме кроватей и окружавшей их аппаратуры. Многие койки были залиты кровью… В то время как метался по коридору в поисках выхода, сквозь плотную пелену мутного страха в мое сознание пробилось и еще одно чувство — стыд. Только сейчас, наконец, смог взглянуть на свой поступок со стороны, и он предстал передо мной во всей своей безобразной низости.
Согласился вонзить нож в тело человека, повинуясь своему страху, но тем самым только показал, что пациенты клиники, эти больные, отвергнутые обществом люди, оказались гораздо искреннее меня. Даже у них был своеобразный «кодекс чести», был бы внимательнее, может быть, и разглядел бы это в погрязшем в жестокости пациенте-лидере.
Конечно, просто растерялся, такое могло случиться с любым на моем месте, и это было приличным оправданием, но в любом случае меня не покидало ощущение низости и даже подлости своего поступка. Плохой из меня доктор…
«Нужно срочно уходить отсюда», — подумал, попутно открывая по очереди все двери, чтобы отыскать хоть какой-то проход.
В одной из комнат, слабо освещенной и залитой кровью, в углу приметил сжавшегося хнычущего пациента, который при этом как-то странно и неестественно обхватил себя руками и свесил
голову на грудь. Сперва просто прошел мимо, но затем решил, что оставлять его одного в таком состоянии неправильно, потому вернулся. Только приглядевшись внимательнее, понял, он сидит в таком неудобном положении не просто так: эти жестокие мерзавцы замотали его в смирительную рубашку! Поначалу не поверил в то, что вижу: смирительные рубашки уже почти полвека как вышли из употребления, давно всеми специалистами в области психиатрии было признано, что использование такого жестокого метода сказывается на психике больного человека исключительно отрицательным образом. Их даже не видел толком ни разу и это при том, что проработал в психиатрии десять лет! Впрочем, уже давно было ясно, они были готовы использовать любой доступный способ ухудшить страдания попавших в их руки людей.Подступил ближе и разглядел также, что лицо несчастного пациента было крепко перемотано тугими бинтами, которые врезались в его кожу и закрывали обзор. Мне казалось, успел перевидать уже все грани жестокости в этой дьявольской клинике…
— Не бойся меня, не причиню тебе вреда, — мягко обратился к загнанному в угол пациенту, попутно разглядывая его — что-то в нем казалось мне уж больно знакомым, — сейчас все это сниму и освобожу тебя.
Дрожащими от нервного напряжения руками размотал бинты, обмотанные вокруг его головы, и, не веря своим глазам, уставился на обожженное лицо этого человека. Мог забыть, как выглядели другие пациенты, но этого узнал бы в любой ситуации.
— Ты знаешь меня? — в недоумении выпалил, смотря в его словно остекленевшие от ужаса глаза, один из которых был слеп.
Узнал ли он меня, было трудно сказать, потому как от всей тяжести пережитого и без того психически больной Эндрю теперь выглядел жалко: его нижняя челюсть тряслась, а единственный испуганный глаз бегло, затравленно скользил по всему окружению. Был практически уверен, в данный момент он почти ничего не соображал: страх неминуемой гибели и последствия бесчеловечного обращения вытеснили из его разума последние остатки трезвости. Тем не менее раньше, еще в отделении, он мне доверял и даже в какой-то мере делился со мной своими переживаниями.
— Ты меня помнишь? — задал вопрос. — Боже, сейчас сниму это, только пойму, как… Повернись.
Далеко не сразу разобрался с хитрым переплетением ремней, ни на секунду не прекращая поражаться изощренной фантазии сотрудников, потом же, сумев наконец снять проклятую смирительную рубашку, повернул ждавшего в оцепенении Эндрю к себе.
— Все хорошо, видишь? — стараясь как-то успокоить его, мягким тоном проговорил. — Все хорошо.
Эндрю какое-то время молча и неподвижно пялил безумный запуганный взгляд на меня, приоткрыв рот, а затем просто повис у меня на шее, залившись отчаянными рыданиями…
Глава тринадцатая. Конфронтация.
— Внимание, внимание, осуществлено несанкционированное проникновение в сектор три, всем сотрудникам внутренней охраны, действовать согласно инструкции, – безэмоциональный женский голос повторял одно и тоже сообщение раз за разом.
При всем при этом, звук сирены норовящей разорвать барабанные перепонки так никуда не исчез. Интересно, кем был человек регулирующий громкость тревожного сигнала? Вариантов было не так много, глухонемой или ленивый идиот не удосужившийся проверить дело рук своих. Столь сильный шум, больше вносил сумятицу в ряды обороняющихся, дезориентируя их в пространстве, нежели хоть как-то отпугивал нападавших, которым было глубоко наплевать на подобный шум. Подобная мысль, судя по всему, посетила не только голову Ломагина, так как вскоре надоедливая сирена затихла. Напоминанием об экстраординарном происшествии остались служить мигающие красным цветом на манер полицейского проблескового маячка лампы.