Инженер Петра Великого 2

Кристофер Польхем, чьи пальцы слегка дрожали от волнения, первым потянулся к тетради. Он осторожно перелистывал страницы, исписанные неровным, корявым почерком, с многочисленными помарками и рисунками, сделанными, очевидно, наспех. Граф Горн, сохраняя внешнее спокойствие, внимательно следил за выражением лица асессора Бергсколлегии. Пипер же отошел к окну, глядя на черепичные крыши Стокгольма. Успех операции был очевиден, но что-то в этой истории продолжало его беспокоить. Слишком легко дался этот трофей.

По мере того, как Кристофер Польхем углублялся в чтение, его лицо становилось все более серьезным, а глаза расширялись от изумления. Он что-то бормотал себе под нос на смеси шведского и латыни, делая пометки на отдельном листе бумаги. Наконец, он поднял голову, и в его взгляде читалось нечто среднее между восторгом и глубокой тревогой.

— Ваше Превосходительство, графы, — голос Польхема был прерывистым от волнения. — Это… это невероятно! Это настоящее сокровище! Здесь детали его сверлильного станка, а еще… здесь нечто гораздо большее!

Он снова склонился над тетрадью.

— Посмотрите! Он подробно описывает проблемы, с которыми сталкивается на своем заводе! Качество руды — он сетует на примеси, ищет способы их нейтрализации. Флюсы — он экспериментирует с различными добавками, пытаясь добиться более чистого и однородного чугуна. Литье — он описывает свои неудачи с формами, с усадкой металла, с образованием раковин. Закалка орудийных стволов — он ищет оптимальные режимы, чтобы избежать трещин и повысить прочность. Обучение подмастерьев! Он жалуется на их неграмотность и косность, и пытается разработать какую-то систему их подготовки! — Кристофер Польхем говорил все быстрее, жестикулируя. — Господа, он описывает те самые «узкие места», проклятые проблемы, которые тормозят развитие и нашей шведской металлургии, несмотря на все наши преимущества и вековой опыт! Этот Смирнов, нащупывает решения, которые мы сами искали годами!

Граф Горн, до этого сохранявший скептическое выражение лица, заинтересованно подался вперед.

— Хотите сказать, господин асессор, что этот дневник может быть полезен нам?

— Более чем, Ваше Сиятельство! — воскликнул Кристофер Польхем. — Он бесценен! Изучая его ошибки, поиски, удачи и промахи, мы можем значительно усовершенствовать наши собственные производственные процессы! Понимаете, он идет путем проб и ошибок, набивая шишки там, где мы, возможно, уже прошли или где мы могли бы свернуть на ложный путь. Его опыты с флюсами, его размышления о стандартизации литейных форм, его попытки контролировать температуру плавки — все это дает нам уникальную возможность избежать его ошибок и взять на вооружение его удачные находки! Мы можем сэкономить годы исследований и огромные средства! Этот дневник — это ключ к качественному скачку в нашей собственной артиллерийской промышленности! Мы можем, опираясь на его опыт, создать нечто еще более совершенное, обойдя те трудности, с которыми он столкнулся!

Пипер внимательно слушал. Радость от успешно проведенной операции смешивалась с растущим беспокойством. Если этот Смирнов, самоучка, работающий в условиях московитского разгильдяйства и нехватки всего и вся, способен на такие прозрения, то какую же угрозу он представляет в долгосрочной перспективе, если царь Петр обеспечит его всем необходимым?

— Прекрасно, — Пипер потер руки, пытаясь скрыть свою тревогу за маской удовлетворения. — Значит, угроза от этого Смирнова в его системном подходе к делу. И, как вы говорите, господин асессор, даже его ошибки могут принести нам пользу. Но тем опаснее он становится. Теперь нужно решить, как нам действовать дальше. Простого копирования его идей недостаточно. Нам нужно понять весь масштаб его замыслов, его истинный потенциал.

Он задумался на мгновение.

К середине лета Кристофер Польхем завершил анализ дневника русского мастерового Смирнова. Его выводы, представленные на закрытом заседании Государственного совета, произвели эффект разорвавшейся бомбы, по силе не уступавший самым мощным шведским мортирам. Польхем, с присущей ему методичностью и инженерной проницательностью, доложил сановникам, что истинная угроза, исходящая от Смирнова, кроется в его поразительном для московита системном подходе к организации производства.

— Ваши Превосходительства, господа, — Польхем раскладывал на столе свои выкладки, копии чертежей Смирнова и собственные эскизы, — этот русский, Петр Смирнов, интуитивно нащупывает те самые принципы, которые лежат в основе эффективного промышленного производства. Он пишет о необходимости стандартизации, о разделении труда, о контроле качества на каждом этапе, о подготовке квалифицированных кадров. Он пытается кустарными методами, внедрить то, к чему передовые мануфактуры Европы шли десятилетиями. Если царь Петр окажет ему всемерную поддержку, Московия способна в кратчайшие сроки совершить технологический скачок, который сведет на нет все наши нынешние преимущества. Он строит пушки, систему для их массового, дешевого и качественного производства. Это — угроза совершенно иного порядка.

Выводы Польхема заставили даже самых закоренелых скептиков, вроде графа Горна, по-новому взглянуть на «русского самородка». Идея о том, что нужно дискредитировать саму идею петровских промышленных реформ, зародилась еще весной, после первых тревожных донесений и анализа дневника. Уже тогда было решено действовать тоньше — инсценировать «несчастные случаи», чтобы посеять сомнение в душе самого царя Петра, заставить его поверить в неготовность России к таким преобразованиям. Стоит отметить, что благодаря записям Смирнова на вооружение уже были поставлены ряд новинок, которые оправдали стократно расходы на добычу этого дневника.

И тут, в августе, пришло известие о падении Нарвы и Ивангорода. Этот сокрушительный удар стал для шведов страшным подтверждением правоты Польхема и правильности уже выбранного ими пути в отношении Смирнова и его начинаний. Русская артиллерия, как доносили с мест, действовала с невиданной эффективностью. Стало очевидно, что влияние Смирнова уже начало сказываться. Если они не ускорят реализацию своего плана по дискредитации, не затормозят русского царя, то подобные «нарвские конфузии» для Швеции могут стать регулярными.

Падение Нарвы послужило мощным катализатором. На фоне этого поражения идея «третьей Нарвы» — реванша, отвоевания крепости — стала национальной идеей. Но для этого требовалось безусловное технологическое превосходство. Знания, полученные из дневника Смирнова, которые Польхем и его коллеги из Бергсколлегии уже начали творчески перерабатывать и адаптировать к шведским условиям, должны были быть немедленно внедрены в производство. Каждый узел, каждая технология, описанная русским мастеровым, рассматривалась под микроскопом на предмет ее использования для усиления шведской военной машины.

В этой накаленной обстановке активизировались и тайные переговоры с английским посланником, лордом Эшфордом. Падение Нарвы, ставшее наглядной демонстрацией возросшей русской мощи, усилило опасения Англии по поводу русского доминирования на Балтике. Лондон, опасающийся появления нового сильного морского игрока, становился более сговорчивым в вопросах негласной поддержки шведских усилий. Финансовые вливания потекли в шведскую казну, а английские агенты получили указание содействовать шведам в поиске «нейтральных» специалистов, способных «ненавязчиво» навредить русским промышленным проектам.