Инженер Петра Великого 3

Я подошел поближе.

Это была чугунная граната, размером с хороший кулак, с глубокими насечками по всей поверхности — явно для того, чтобы на осколки лучше разлеталась. И запал. Вместо обычного фитиля, который надо было поджигать от тлеющего пальника, тут была какая-то хитрая трубка с колпачком, похожим на терочный. Я взял гранату в здоровую левую руку. Тяжелая, сделана на совесть. И что-то в ее конструкции показалось мне до боли знакомым.

Я начал лихорадочно копаться в памяти, вспоминая свои старые чертежи, наброски, которые делал еще на Охте, когда экспериментировал с ручными гранатами. Насечки для осколочного действия, терочный запал, чтобы не зависеть от погоды и пальника. Да это же мои идеи! Те, что были в той проклятой тетради, которую у меня сперли перед арестом!

Я взял еще одну гранату, потом еще. Конструкция была похожей, но с некоторыми отличиями, какими-то доработками, которые делали ее еще эффективнее и, похоже, безопаснее в обращении, чем мои первые сырые образцы. Шведы стырили мои идеи. Они их довели до ума, усовершенствовали и, судя по количеству этих гранат в ящиках, уже поставили на поток! Но как они смогли так быстро это повернуть? И почему их не использовали в бою? Косность мышления? По старинке хотели?

— Яков Вилимович… — я повернулся к Брюсу, и, видать, такой у меня был вид, что он сразу стал серьъезным. — Это… это очень нехорошо.

Я объяснил ему свои подозрения. Брюс, внимательно покрутив в руках трофейные гранаты, нахмурился еще больше.

— Ай да Карлуша, ай да сукин сын! Не мытьем, так катаньем норовит нас обставить, — он покачал головой.

Это открытие было отрезвляющим. Радость от победы тут же улетучилась. Стало ясно, что мы имеем дело с сильным и храбрым противником. Мы имеем дело с врагом, который не брезгует ничем, который активно использует шпионаж и способен быстро внедрять чужие технические новинки, да еще и улучшая их. Это была война мозгов, война технологий. И в этой войне мы, похоже, пока что играли в одни ворота по части защиты своих секретов.

Я смотрел на эти шведские гранаты и чувствовал, как во мне закипает злая, холодная ярость. Они украли мои идеи, они использовали их против нас!

Мне нужно было не быть на шаг впереди. Всегда.

И тут я снова вспомнил свою мимолетную мысль о бездымном порохе. Если бы удалось его создать. Это был бы такой рывок вперед, который шведам было бы очень трудно повторить. Да, это задача из разряда почти невыполнимых, почти фантастическая для этого времени. Но теперь у меня была ясная цель.

Гонка вооружений и умов выходила на совершенно новый, еще более опасный виток.

Глава 5

Нарвские бастионы еще долго стояли перед глазами: дым, пороховая гарь, этот тошнотворный запах крови. Город-то устоял! Шведы, эти черти северные, они ведь не просто умело дрались. Они дрались по-нашему. Те самые траншеи, над которыми я ночи напролет корпел, гранаты, из-за которых чуть на тот свет не отправился в своей лаборатории — все это они против нас применили. И нарезные фузеи у них нашлись, пусть и немного, но были же! Мои же идеи, прямиком из украденной тетрадки, теперь в моих же солдат целились. Стало ясно, что враг тырит наши наработки и до ума доводит, головой работает. Мы в такую гонку ввязались, где просто быть на шаг впереди — уже не пройдет. Нужен был качественный такой технологический рывок.

Мысли эти из головы не шли, ни днем, ни ночью. Композитные стволы — это хорошо. Картечь — вообще песня. Но все это, по большому счету, так, дыры латаем. А нужен был прорыв, настоящая революция. И звали ее — бездымный порох. А следом за ним — и совершенно новое нарезное оружие. Мощное, чтоб било далеко, и скорострельное, чтоб только успевай патроны подавать. Такая штука могла бы всю войну с ног на голову поставить. Вот только Охтинские мастерские для таких дел ну никак не годились: народу там — тьма-тьмущая, все суют нос куда не просят, да и, как жизнь показала, хватает там и тех, у кого руки нечистые. Нужна была своя укромная база, где можно было бы спокойно над колбами и ретортами шаманить, не дергаясь, что какой-нибудь «доброхот» дрянь подсунет или просто помешает. И тут как нельзя кстати подвернулось имение в Ингерманландии, которую государь пожаловал. Не сказать, что хоромы царские, но земли хватало, а главное — глухомань, по здешним меркам, конечно.

Только я эту идею в голове прикинул, как меня к государю дернули. Петр Алексеевич — в своей обычном кафтане, от которой несло табаком и свежим деревом. Царь сидел за столом, заваленным картами и бумагами, а вокруг — вся его ближняя рать: Меньшиков, Брюс, Головкин, Апраксин — весь цвет армии. Царь, видать, после Нарвы был в преотличном настроении.

— Вот, господа, — он обвел всех тяжелым взглядом, — размышлял я тут, как бы нам капитана Смирнова за Нарву отблагодарить. И Брюса не мешало бы поощрить. Доблесть Смирнова да ум инженерный — сомнению не подлежат. Что скажете?

Яков Вилимович, усмехнулся в свои шотландские усы:

— Государь, да куда ж боле Петра-то одарять? Чин капитанский имеется, имением пожалован, Инженерным приказом ведает. Этак его бояре наши старые и вовсе со свету сживут от зависти. Они и так на него зуб точат, почитай, покрепче шведского.

Петр хмыкнул, стрельнув глазами по притихшим вельможам. Кое-кто и правда взгляд отвел. Но желание наградить у царя, видать, не остыло.

— А мы вот как учиним! — он хмыкнул. — Учредили мы тут намедни орден в честь апостола Андрея Первозванного. За верность да храбрость. Полагаю, капитан Смирнов сей знак отличия заслужил, как никто другой. Ибо не токмо храбростью ратной, но и умом государственным России служит. И Якову Вилимовичу того же дарствуем.

Повисла тишина. Меньшиков первым одобрительно крякнул, остальные поддакнули. Мне же на грудь повесили тяжелую голубую ленту с крестом. Приятно, чего уж скрывать, но внутри что-то екнуло. Прав Брюс, ох как прав. Теперь косых взглядов да шепотков за спиной только прибавится. Только хуже сделал, государь, хоть и хотел как лучше. Зависть — она такая зараза, особенно если за ней власть да старые счеты стоят. Да и Брюс с орденом ловил на себе взгляды не благосклоннее.

Улучив момент, когда государь остался с Брюсом, я решился:

— Ваше Величество, — начал я, — дело есть одно, государственной важности. Но требует оно тишины и сугубой секретности.

Петр вскинул на меня свои буравящие глаза:

— Ну, говори, Смирнов, не тяни. Что там за дело такое тайное?

Я коротко, но по существу изложил ему суть: порох новый, дает выстрелу силищу невиданную, почти без дыма и гари. Оружие новое, бьет дальше и точнее всего, что сейчас имеется. Промолчал, конечно, про нитроцеллюлозу и прочие химические «фокусы», от которых у любого здешнего алхимика волосы бы на голове зашевелились. Сказал только, что процесс получения этого зелья мудреный и требует особых условий, которых на казенных заводах днем с огнем не сыщешь.

— И что предлагаешь? — спросил царь, задумавшись.

— Имение мое, Ваше Величество. Местечко, как я понял, там уединенное. Ежели дозволите, устроил бы там малую мастерскую опытную. Для начала. А там, как знать, и до мануфактуры бы дело дошло.

Петр задумался, постучал пальцами по столу.

— А прятать это дело как будешь? Не скажешь же мужикам своим, что порох варишь?

— Опыты сельскохозяйственные, государь. Удобрения новые, для урожайности. Землю улучшать, так сказать. Ирригация, все дела. Все для блага Отечества.