Инженер Петра Великого 3

Царь усмехнулся:

— Хитер ты, Смирнов, ох, хитер. Ну что ж, дело говоришь. Деньги на обустройство понадобятся немалые. Казна-то у нас не бездонная, сам знаешь.

Тут он голос понизил, хотя Брюс и так был в курсе многих тайн:

— Я тебе из своих, личных, отстегну. Сколько надобно. Но чтоб дело шло шибко и без лишнего шума. И чтоб толк был. Усек?

— Так точно, Ваше Величество! — Я еле сдержал довольную ухмылку. О деньгах-то не подумал, на свои собирался. Капитанское жалование — нормальное. — Не подведу.

Даже Брюс, кажется, слегка опешил от такой царской щедрости «из собственного кармана», только головой мне одобрительно качнул.

Так я получил цацку на грудь, новую порцию головной боли в виде завистников и полный карт-бланш на создание своей секретной базы.

Дорога в пожалованное имение, что затерялось к северу от бурно строящегося Питера, верст эдак за тридцать, отняла почти целый день. Места тут были диковатые: леса стеной, болота да озерца, блестевшие под скупым северным солнышком. Само имение, Игнатовское, названное так по речушке Игнатве, что неподалеку петляла, оказалось, мягко говоря, не царскими палатами. Так, добротный, но без всяких там архитектурных изысков, деревянный дом барина на пригорке, несколько изб для дворни, да деревушки, разбросанные по округе, душ на шестьдесят с небольшим тягловых. Мужички местные — вроде крепкие, хмурые, видать, жизнь тут не сахар, особо не разговоришься. К новому барину, да еще и армейского чина, отнеслись с опаской, зато без злобы, и на том спасибо. Главное, как я понял, не лезть к ним с дурацкими затеями, да оброк не драть в три шкуры.

Со мной приехали два десятка солдат из моей «заводской гвардии» — ребята проверенные, со мной на Охте и огонь, и воду, и медные трубы прошли. Командовал ими все тот же верный Орлов, который недавно до капитан-поручика дослужился. Первым делом я велел караул наладить да патрули по округе пустить, все как на Охтинском заводе. Усадьбу обнесли новым, высоким частоколом, ворота — двое, и у каждых круглосуточно часовые маячили. Въезд-выезд — только с моего личного дозволения. Местным растолковали, мол, барин лихих людей опасается, которых по здешним лесам немало бродит. Вроде как прокатило.

Главная же стройка закипела поодаль от барского дома, в густой березовой роще, чтобы чужой глаз не видел. Там, под моим неусыпным оком, солдаты да несколько нанятых плотников два здоровенных сарая ставили. Один, что побольше, под мастерскую приспособили, где с железом ковыряться — там я собирался опытные образцы нарезного оружия до ума доводить. Второй, поменьше, срубленный на совесть, да еще и с высоким вытяжным коробом на крыше, должен был стать моей химической лабораторией. Вот тут-то и предстояло родиться нашему русскому бездымному пороху.

Как только стены подняли да крыши тесом накрыли, я тут же за эксперименты взялся (благо, в честь победы, Царь отправил меня отлеживаться, набираться сил, «по легенде»). Заветные реактивы — серная да азотная кислоты, спирт, эфир — часть из Питера приволок, часть думал на месте добыть из того, что под ногами валяется, пусть и кустарно. Хлопковую вату, она же основа для пироксилина, удалось у купцов раздобыть, которые с Востоком торгуют.

В лабораторию, или, как мы ее меж собой прозвали, «ведьмину кухню», вход был только двоим — Федьке да Гришке. Ребята головастые и с руками, которые растут откуда надо, а главное — свои в доску, преданные донельзя (взял их на оклад — довольны и счастливы). Я их, конечно, в общих чертах в курс дела ввел, не вдаваясь в химические дебри, от которых у них бы точно крыша поехала. Сказал только, что варим новое, невиданное «горючее зелье» для пушек да ружей, такое, что шведам и во сне не приснится. Этого хватило, чтобы у них глаза загорелись, как у кота на сметану.

Первые опыты по получению этой самой нитроцеллюлозы, скажу честно, заставили понервничать. Теорию-то я, конечно, из прошлой жизни помнил, но одно дело — голая теория, а другое — бревенчатый сарай с дырявой крышей и колбами, купленными по дешевке у заезжего аптекаря. Ошибешься чуть в пропорциях кислот, температуре или времени — и вместо белой пушистой массы пироксилина получишь либо какую-то бесполезную бурду, либо, что еще хуже, такой фейерверк с пожаром, что мало не покажется.

Пару раз мы едва не спалили нашу «кухню». То вата вспыхнет — еле успеваем водой залить, то колба лопнет, обдав нас такими едкими парами кислот, что в горле дерет и слезы градом. Федька один раз даже руку обжег, сунулся не вовремя к чану с этой адской смесью. После этого я ввел драконовские правила: работать только в толстых кожаных фартуках и перчатках, морды по возможности мокрой тряпкой прикрывать, а при малейшем чихе — немедленно гасить реакцию и проветривать. Ребята нос воротили, но после нескольких «показательных выступлений» стали к моим инструкциям относиться с должным пиететом.

Потихоньку, набивая шишки да учась на своих же косяках, мы приноровились получать более-менее стабильный пироксилин. Но это, как оказалось, была только половина беды. Самым геморройным и опасным этапом была его стабилизация — нужно было вымыть все остатки кислот, которые могли привести к тому, что порох сам по себе загорится при хранении. Вот тут-то и начались настоящие пляски с бубном.

Один из реактивов, что «по наследству» с Охты достался, кажется, уксуснокислый натр, которым я собирался все это дело нейтрализовать, оказался с какими-то левыми примесями. И вот, во время очередного эксперимента, когда мы пытались промыть очередную порцию пироксилина этим раствором, что-то пошло не так. Сначала из чана повалил густой желтоватый дым с резким, удушливым запахом, а потом смесь вдруг как вспенится и полезла через край, бешено шипя и пузырясь.

— Назад! — только и успел я рявкнуть, отпихивая своих попощничков от этого чана.

Но было поздно. Лабораторию вмиг затянуло едким, непроглядным облаком, дышать стало просто нечем. Глаза резало так, будто в них битого стекла насыпали. Я еще попытался нащупать дверь, но ноги стали ватными, в голове застучали молоты, и мир просто вырубился.

Последняя мысль, что промелькнула: «Неужели все? Вот так, по-дурацки…»

* * *

В себя я приходил как-то урывками, будто из глубокого колодца с мутной водой выкарабкивался. Первое, что дошло до сознания — башка раскалывается, словно ее тисками сдавили. Потом — тошнота подкатила, и слабость такая, что пальцем не пошевелить. Во рту — сухость, а в горле стоял гадкий, едкий привкус. Кое-как разлепил веки — над головой бревенчатый потолок моей комнаты в барском доме. Рядом, на табуретке, носом клевал Орлов, осунувшийся и какой-то весь встревоженный.

— Ч-что… что стряслось-то? — выдавил я из себя, и голос прозвучал так, будто не мой был, а чужой, дохлый какой-то.

Орлов подскочил:

— Слава те Господи, очухался, Петр Алексеевич! А мы уж грешным делом подумали…

Ну и рассказал он, что приехал, значит, в имение по какому-то поручению от Брюса (кажись, привез кое-какой инструмент), и, подъезжая к усадьбе, заприметил странный дым, валивший из нашей «ведьминой кухни». Смекнул, что дело нечисто, и со своими солдатами рванул туда. Дверь, говорит, была изнутри заперта, пришлось высаживать. А там, в дымище, они нас троих и обнаружили — валяемся без чувств. Вытащили на свежий воздух, давай откачивать. Федька с Гришкой оклемались довольно быстро, отделались головной болью да кашлем. А вот мне, видать, досталось по полной программе — наглотался этой ядовитой дряни основательно.

Несколько дней я провалялся. Местный знахарь, которого Орлов притащил, поил меня какими-то травяными настоями, от которых, по-моему, только хуже становилось. Голова отказывалась соображать напрочь, мысли — как клубок спутанных ниток. Но это вынужденное ничегонеделание, как ни странно, пошло на пользу. Лежа пластом и тупо пялясь в потолок, я снова и снова гонял в голове тот злосчастный эксперимент. Что ж там пошло не так? Примеси в этом натре? Может быть. Но с чего такая бурная реакция? И тут в памяти всплыл какой-то занюханный обрывок лекции из университетского курса химии. Что-то там про стабилизацию нитроэфиров… дифениламин! Вот оно! Малюсенькая добавка этой штуковины, она связывает остатки кислот и делает пироксилин куда как стабильнее и безопаснее. Ну как я мог забыть такую элементарщину?! Видать, нервы да вечная спешка сделали свое черное дело. Понятно, что само вещество мне не найти, но суть-то меня натолкнула на выход.