Иоанн III Великий. Исторический роман. Книга 1, часть 1—2
Шрифт:
– Сейчас-то ноет? – спросил заботливо Холмский.
– Терпимо, левая пострадала, мне ее зельем замазали да завязали. А это не помеха для воина, даже на лечение не отпрошусь, – продолжал шутить, как мальчишка, пожилой воевода.
За кожаными стенами шатра вдалеке слышались возбужденные голоса, вопли страдавших от истязаний пленников, потом все стало затихать, бойцы тоже приступили к сильно задержавшемуся завтраку. А князья сидели на тюфяках, по-татарски подогнув ноги, перед деревянным раскладным столиком и понемногу потягивали из бокалов ароматный медовый напиток. Слуга добавлял им еду, принес и еще кувшин меда. Но Холмский приказал убрать.
– Передохнули, пора дальше в путь собираться. А погулять еще успеем – вот
– Да, друг мой, верно. Все не перепьешь, не переешь. Всему свое время.
Князья завершили трапезу, встали, распрямили затекшие ноги, вышли из палатки на солнце. Оно уже палило нещадно. Приближались самые длинные дни в году, на небе вот уже который день не было ни единого облачка.
– Ну и жара, – заметил Холмский. – Может, переждем до вечера, пусть народ соснет малость – заслужили, а жара спадет – двинем дальше, к Шелони, ты не против, Федор Давыдович? – спросил своего коллегу Холмский.
– Думаю, что ты хорошо придумал, – каламбурил воевода по-прежнему счастливый тем, что остался в живых.
– Передай трубачу, пусть даст сигнал на отдых, – приказал князь Данила дежурному вестовому.
Он обернулся к Пестрому и тихонько, чтобы не потревожить раненую руку, похлопал его по плечу:
– Пойдем по домам, Федор Давыдович!
Они уже начали было расходиться, как вдруг вместо спокойной мелодии «на отдых» оба услышали резкий, тревожный, разлившийся на все побережье звук трубы, призывавшей к бою. Мигом князья оказались снова рядом, а возле них – те же, кто был и поутру, но на этот раз не заспанные, в полном боевом наряде. Издали бежал вестовой:
– Сторожа сообщили: сюда идут пешие новгородцы – большое войско, большее, чем было утром. Что прикажете делать?
– Как что? – Холмский поглядел своими прекрасными спокойными глазами на Пестрого. – Драться, так ведь, князь?
– Конечно, – не выходя еще из счастливого состояния человека, недавно избежавшего смерти, охотно согласился Пестрый и легонько потрогал свою руку. Она болела. Но князь знал – эта боль до поры, придет нужда, – он ее пересилит и забудет. Тем сильнее и надежнее поработает, коль понадобится, здоровая, правая. И князья поспешили вновь надевать доспехи.
Лишь позже от пленных москвичи узнали, каким образом разворачивались события у врага.
Глава VI
Шелонская битва
«Нет свободы, когда нет силы защитить ее».
Узнав о наступлении великокняжеских войск, новгородцы пришли в неописуемый ужас. Они никак не ожидали, что Иоанн решится напасть на них летом, – обычно в это время их болота и реки становились непроходимыми. Спешно начали собирать ополчение – всех, кто более-менее умел держать оружие. Таковых было в Новгороде Великом немного. Люди здесь в последние годы предпочитали торговать, заниматься ремеслом, а не воевать. Немало мужей, умевших держать оружие, находились далеко от города в своих имениях либо на промысле, на охоте. Даже дети боярские, и те поотвыкли упражняться в воинском искусстве – предпочитали развлекаться. Но когда возник вопрос, что делать дальше, как быть, принять ли вызов Иоанна или бежать на поклон, – тон этому спору задала Марфа и ее сторонники. Решили сражаться за свою свободу.
Послали гонца к Казимиру Литовскому за помощью, которую тот обещал, погнали человека и к магистру немецкого ордена просить поддержки против Москвы – ниоткуда пока не было не только помощи, но и ответа. А за великого князя, по их известиям, выступила вся Русь, включая и дружественное им Тверское княжество. Литовский «защитничек» князь Михайло Олелькович, сославшись на смерть брата, наместника Киевского, а скорее всего, недовольный не очень-то щедрым приемом и испугавшийся нешуточных угроз со стороны Иоанна, сбежал со своим воинством еще в марте, пограбив по пути Русу. Естественно, больше он в Новгороде не появлялся. Другого своего
служилого князя-воеводу Василия Шуйского-Гребенку они отправили защищать Заволочье, боясь, что Иоанн захочет захватить этот принадлежащий им богатый край. И теперь остались один на один со своей бедой. Да еще псковичи навалились на них всеми своими силами во главе с воеводами великокняжескими, осадили Вышгород и вынудили его сдаться, грабя все земли окрест на пятьдесят верст. Гонец из Вышгорода молил о помощи.Переругавшись на очередном вече, новгородцы решили все же обороняться. Начали собирать ополчение и против воевод великого князя и на изменников – псковичей.
Полк, приготовленный против москвичей, разделили на две части, одну рать отправили вдоль берега Ильменя, вторую – по воде, на судах. Рассчитывали, что они будут двигаться рядом, а, встретив противника, нападут вместе. Еще ожидали, что одновременно им на подкрепление подойдет конный отряд архиепископа. Но водная рать опередила. Обманув московскую охрану и разведав, что враг числом невелик, решила напасть одна и все лавры победителей забрать себе. И поплатилась за самоуверенность. Оставшиеся в живых вояки, изувеченные, окровавленные и перепуганные, поспешили вдоль реки домой и по пути столкнулись со второй, сухопутной, частью полка. Пока делились впечатлениями и выясняли отношения, сторожевые отряды Холмского засекли вновь прибывших, прикинули их число и доложили воеводам.
Теперь и те, и другие решали, как быть дальше. Московские воеводы прикидывали, стоит ли нападать первыми или подождать, пока враг приблизится, использовать возможность как следует подготовиться к бою. Новгородцы же принялись спорить. Одни призывали подождать архиепископскую конницу, другие считали, что надо, пока не поздно, бежать. Сторонники новгородской вольницы требовали сражения, говоря, что их теперь больше, а московский полк малочислен. А потому победить его нетрудно, к тому же москвичи наверняка устали в недавнем бою. В результате двинулись навстречу друг другу, и новая битва под жарким солнцем закипела с новой силой.
На этот раз Холмский убедил Федора Давыдовича без крайней нужды в бой не лезть, побыть в стороне. Что касается усталости, новгородцы крепко просчитались: утренняя победа окрылила великокняжеских воинов, а несколько часов отдыха и хорошая еда полностью восстановили силы, так что они сражались как львы. Передовой полк Холмского к тому же был прекрасно обучен и оснащен, в отличие от новгородцев, половина из которых никогда не занималась военным ремеслом. Через пару часов боя остатки новгородцев, помнившие, что произошло с их предшественниками, что есть духу бежали с поля боя, унося свои ноги, носы и уши. Архиепископская конница так и не пришла – владыка не решился выставить ее против великого князя.
Московские воеводы теперь лично в бой не вступали, лишь Холмский, скакавший верхом от одного места сражения к другому и направлявший в нужные места конницу, пару раз попал в небольшие стычки. Он не лез на рожон – кто знает, что еще надумают эти предатели и вероотступники, может, через час новое войско пришлют. Силы могли еще пригодиться.
Новгородцы с позором бежали. Москвичи собрали с поля боя убитых, оказали помощь раненым. Потери были небольшими, несколько телег с пострадавшими сразу же отправили в Москву. А к великому князю помчался гонец Тимофей Замытский с вестью о победе.
Сам князь Холмский со своим воинством двинулся дальше лишь на следующее утро, после хорошего и заслуженного отдыха, в сторону Демона-городка, новгородской крепости, которую надо было взять. В пути получили приказ от Иоанна: сменить маршрут, идти к югу от озера Ильмень на соединение с псковичами, за реку Шелонь. Великому князю донесли, что новгородцы готовятся отомстить Пскову, своей бывшей вотчине, за измену, за поддержку Москвы. Потому главные свои силы хотят направить именно туда. Сами же, меж тем, послали к Иоанну гонца просить мира. Таким образом, псковичам грозила беда. И князь Данила Холмский развернул свое воинство в сторону реки Шелони.