Иоанн III Великий. Исторический роман. Книга 1, часть 1—2
Шрифт:
Она поймала себя на мысли, что все время думает о сыне в прошедшем времени, и тут же повернулась к образам, начала креститься:
– Прости меня, Господи, грешницу, да что ж это я себе-то позволяю!
Раздался легкий стук в дверь, и вошла горничная Лизавета.
– Госпожа, к вам посадник, а с ним еще народец!
– Проси, Лиза, в гостиную, я сейчас спущусь.
Она привела себя в порядок, закрыла голову дорогим убором и пошла вниз. Ее уже ждали Василий Ананьин, Никита Ларионов, еще несколько бояр, тут же присутствовал тихий теперь бывший ключник архиепископский Пимен. Присудив выплатить
Солидный народ не спеша расселся на лавках вдоль стен, лишь усталый и мрачный степенный посадник Василий Максимович Ананьин тяжело опустился на стул возле стола рядом с Марфой.
– Ну что, плохи наши дела, – констатировал он, тяжело вздохнув. – Видно, надо соглашаться на переговоры.
– Да хоть бы чуток оборону-то выдержать, глядишь и мягче стал бы великий князь, меньше бы с нас откупа затребовал, – не менее мрачно выговорила Марфа, все еще не желая так просто и легко сдаваться. – Неужели, совсем надежды нет? Может, всё-таки Казимир соберется нам помочь – обещал же!
– Это все мечты несбыточные, – жестко отрезал боярин Никита Ларионов, занимавший обычно нейтральную, осторожную позицию. – Я вас и прежде предупреждал, что нам нечего от Литвы ждать добра, не дождемся.
– А я все же считаю, что надо держать оборону, – вмешался ярый сторонник Литвы боярин Иван Афанасьев, полный, солидный человек с длинной нестриженной бородой. – Конечно, свобода усилий требует, сама по себе не приходит, за нее постоянно надо сражаться. Стены у крепости прочные, пушек много, народу полно сбежалось, неужто не выстоим?
– Что ты говоришь? – удивился осторожный боярин Никита. – Да в городе того гляди голод начнется, а ты про оборону!
– Так ведь и противнику продукты с неба не падают. Они все в округе пожгли, а войск – туча, и все тоже есть хотят, они-то разве смогут тут долго простоять?
– Им есть откуда привезти, а нам откуда? – стоял на своем Никита. – Еще один-два дня, и голодный народ все твои собственные амбары разнесет, – тогда посмотрим, как ты сам перед угрозой голода запоешь! Лучше спастись смирением, чем погибнуть от упрямства.
– Так, может, пока не поздно, послать обозы на Север, закупать продукты, денег мы не пожалеем? – осторожно вмешался в разговор Пимен, по-прежнему обряженный в черную рясу.
– Да ты уж, отец святой, сиди да помалкивай, пока тебя назад в темницу не отправили, – обрезал его раздраженный Иван Афанасьев. – Хватит нам самим себе-то врать. Даже если мы и вышлем обозы, пока они вернутся, тут уж войска вокруг стоять будут московские. Сторожа сообщают: со всех сторон сила на нас движется. То-то они тебе спасибо за продукты скажут – поклон отвесят.
– Так есть же у нас потайные подземные ходы, можно по ним что-то доставлять…
– Через эти ходы много не натаскаешь,
да и хватит уж о том! Надо решать: будем или не будем собирать посольство к великому князю, если будем, то когда и кого, на какие условия соглашаться – вот сейчас о чем думать надо, а не об обозе твоем, – накинулся на Пимена и Никита Ларионов.– Может, за владыкой послать? Без него тут не обойдешься!
Словно подслушав их, в дом Марфы явился и сам Феофил. Бояре встали дружно, поклонились ему, хозяйка подошла за традиционным благословением.
Владыка, перекрестив ее, отодвинул от стола свободный стул – так, чтобы было видно всех присутствующих, и аккуратно присел на него, держа перед собой тяжелый, разукрашенный инкрустацией посох.
– Я посылал за тобой, – склонил он голову в сторону степенного посадника, – мне сказали, что ты сюда отправился, ну и я за тобой. Дело срочное. Народ волнуется, требует замирения с великим князем. Я, признаться, склоняюсь к тому же. Никого ведь Иоанн не пощадит, коль не покаемся.
– Может, на вече вопрос обсудить еще раз? – все еще на что-то надеясь, предложила Марфа.
– На вече?! Сейчас только не хватает собрать вместе этот обозленный народ, они тебе весь Ярославов двор разгромят и нас заодно, – заметил до того молчавший посадник Фома Андреевич Курятник – умный, грамотный боярин, сохранявший все это неспокойное время нейтралитет и молчание.
В этот момент раздался тихий стук в дверь, и на пороге появилась взволнованная, со слезами на глазах, служанка Лизавета.
– Госпожа моя, прибыл ваш посыльный из Русы с вестями.
Марфа тут же поняла, о чем она говорит, но вовсе не хотела верить мысли, которая пронзила ее: с сыном – беда!
– Что, что случилось? – взволнованно и громко спросила она, но Лиза давилась от слез и молчала. И тогда Марфа почти крикнула не своим голосом:
– Давай сюда посыльного, немедленно!
Лизавета отошла в сторону, и на пороге появился молодой невысокий парень с неприметным лицом, которого она несколько дней назад отправила на разведку. Избегая смотреть на хозяйку и теребя свою шапчонку в руках, он промолвил:
– Несчастье, госпожа, стряслось… – И тоже замолчал.
– Да не терзай ты мне душу, говори, что? Ранен мой Дмитрий? В плен попал? – она все еще надеялась, что он жив, хотя сердце уже подсказывало: хуже, все еще хуже!
– Нет, госпожа, нет больше нашего Дмитрия!
– Неправда, неправда, – шептала Марфа, вставая из-за стола, – неправда, ты ведь мог ошибиться, тебя могли обмануть, ты же сам не видел?!
– Видел, госпожа, в том и дело. Великий князь, узнав, что Новгород не хочет на мировую идти, приказал ему и еще троим нашим воеводам головы отрубить. Я к тому времени как раз до Русы добрался, у родных остановился, всех согнали на казнь смотреть. На моих глазах и отсекли ему голову.
Марфа стояла словно каменная, лишь по лицу ее потекли обильные слезы.
– Уйди, – прошептала она слуге, но едва тот повернулся, чтобы исполнить ее приказ, она остановила его. – Стой! А говорил ли что-то мой Дмитрий перед смертью, как вел себя?
– Ничего не говорил. Молча перекрестился и положил голову на плаху, ему даже руки не связывали. И все.
– Иди, – снова прошептала Марфа и медленно, истекая слезами, села на стул.
– Оставьте меня, бояре, – проговорила она, наконец, обратившись к застывшим вокруг гостям. – Поступайте, как знаете. Мне теперь все равно…