Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Iron Maiden_ Знак Зверя
Шрифт:

Из шедевров МК от 4 июня 1993 года

Глава 16

ТРИ СЕАНСА ЧЕРНОЙ МАГИИ

Что, Maiden ждете? Так они только второго, вечерним рейсом из Гамбурга прилетят. Ду ю спик инглиш?

Мордастое, как старый шелудивый помойный кот, московское солнце неспешно переваливалось от стремительно исчезавших с городских улиц бочек с квасом к столь же стремительно и повсеместно разраставшимся опорным точкам с ящиками пива. Таким расчетливым кутузовским маневром солнце перенесло-таки свое масляное тело в жаркий, в общем-то, июнь. На дворе стоял 93-й год, год ваучеров, Гайдаров и полной девальвации

советского человека. Год, когда заезжий иллюзионист поменял, наконец, публике казначейские билеты на этикетки от мексиканского пива «Second Hand». От бывших денег в тот год у 90% населения осталась лишь нерассосавшаяся совковая истома, исходившая от жаркой, как июньское марево на Патриарших, но не имевшей лобби в Кремле, уверенности, что Родина-мать це отринет от своих поросят надежной коммунальной сиськи. Вся Москва же, не только Патриаршие, вдруг в одночасье оказалась обклеена красными и чер- но-белыми афишами с жуткой по тем временам физиономией, зазывавшими горожан на сеанс черной магии без какого бы то ни было разоблачения. На афишах крупными буквами, было напечатано:

SNC ПРЕДСТАВЛЯЕТ. ВПЕРВЫЕ В МОСКВЕ. IRON MAIDEN.

Секьюрити Роб оказался добродушным и большим, как Бегемот, толстяком. До полного сходства недоставало лишь совершенно нелепого в зале ожидания «Шереметьево» примуса. Роб первым из дьявольской свиты прибыл, в Москву - для рекогносцировки местности. Все серьезно! И теперь ходил скучал по шереметьевским залам. До прибытия Зверя оставалось еще два дня. Глава SNC видно сознательно решил дезинформировать массы о дате его приезда, чтобы назойливые пионеры не мелькали под ногами. Мы сидели в аэропорту уже не первый день. И здесь Намин прокинул.

На «Мэйдене» Стас Намин попал на весьма кругленькую сумму в инвалюте. Жаль его, конечно, потому что дело он сделал нужное. Хотя во многом повинен в этом оказался сам, не разобравшись в текущих реалиях совдепа. Для кого строился «сидячий» партер в Олимпийском, билеты в который составляли дикую, по тогдашним меркам, цифру в пятьдесят тысяч стремных постсоветских денег, не понятно даже после непервого раунда раздумий. Будущие «хозяева жизни» пока только примеряли на нее свои малиновые лакейские ливреи и откармливали рыхлые, как колбаса «Докторская» в разрезе, рыла. Но, даже принимая во внимание всю целеустремленность рассудка этой одуревшей от всех лежащих в видимой части спектра развлечений публики, одинаково успешно сочетающей Киркорова со

Стингом и свинскими корытами кабаков, поверить в их лояльность Maiden отказывается даже моя циничная душенка. За билет на место прямо напротив сцены, рядом с пультом, требовалось расстаться с сорока тысячами. Билет в разночинные места разночинному люду обходился в десятку. И только право попасть на галерку Олимпийского, откуда, как известно, можно лишь посмотреть, как радуются другие на этом празднике жизни, было оценено устроителями концерта в три тыщи. При таком положении вещей шансы потрясти головой возле сцены для обычного советского пионера были столь же весомыми, как вероятность благополучно отлить на саркофаг Ильича году этак в 79-м. Средний класс давал дубу с потрясающей неукоснительностью и благочинной размеренностью, словно делал приседания под звуки утренней гимнастики. Пролетариат, запивший угрожающе с размахом, и вовсе лежал без пульса и движений в области грудной клетки. А богемным мальчикам, давно смекнувшим, что такое хорошо, Maiden, да и весь малорентабельный рок-н-ролл, был вообще до жопы. Где взять деньги и «че ваще творится со страной», было ясно, наверно, только нескольким учредителям демократического шариата, резидентуре ЦРУ на Садовой и Александру Проханову. Вовремя сообразив, что первые денег точно не дадут, а у последнего их наверняка нет, я пошел продавать свой ваучер в переход метро. Наглая морда подземного строителя капитализма пожертвовала за мой кусок всесоюзного скарба четыре с лишним тысячи дензнаков. Отчасти пропитой стипендии набралось около тысячи. Вовремя дала о себе знать alma mater, как нельзя кстати разговевшаяся пятью тысячами «витаминных» за потраченное, во имя ее, на спортивной стезе здоровье. Один билет был в кармане. Позорных студенческих накоплений явно не хватало, чтобы внедриться на два оставшихся концерта. Утомленное пивом «Second Hand» солнце иммигрировало куда-то на запад, в район Гамбурга, оставив тысячи своих вчерашних артековских пионеров во мгле финансовой обреченности.

Не терявший всеобъемлющей жизнерадостности Роб, с чуждой его водоизмещению подвижностью суетившийся на пути следования «Мэйдена» от зеленого коридора к ждавшим у подъезда «Чайкам», выдернул из толпы какого-то турового менеджера и растряс его на 40-тысячные билеты для всей тусовки. Никто его о том не просил. Автографы были пределом мечтаний всех собравшихся пиплов. Исключение не составили и журналисты программы «Джем», которым, несмотря на всю присущую большим мальчикам чопорность, тоже плохо удавалось скрывать

нерешительность при виде столь крупных звезд, редких в те времена в наших широтах. Что уж говорить о смертных пионерах!

Герц выскочил из зеленого коридора как электрон, побывавший в электронно-лучевой трубке. Затем, растворившись в общей куче, без приключений добрался до сиденья бывшего правительственного «членовоза». Остальным так просто отделаться не удалось. Телевизионщики софитами и камерами преградили проход Дикинсону, оказавшемуся плотно сбитым спортивным крепышом. Брюс держался бодро и с видимым удовольствием раздавал автографы. Чего нельзя было сказать о Харрисе, с молчаливой деликатностью подписывавшем свежевышедшие лицензионные совковые пласты, дружественно, но с известной долей грусти улыбавшемся на дежурные фанатские фразы. Ничего другого, впрочем, никто и не ожидал. Очкастый МакБрейн с щенячьей радостью лез фотографироваться с только что затаренными «русскими друзьями». Одним словом, крезел, как обычно. От круглой физиономии Мюррея, как от горячего масленичного блина, исходило благоухающее радушие, подкрепленное крепким напитком в баре зеленого коридора. Дейва затолкали в «Чайку» последним. Водрузившись в кресло, он в мгновение ока отточенным движением достал из недалекой нычки походную рюмку. «И немедленно выпил». Заключенные под черными

крыльями «Чаек» лошадиные силы пришли в движение, и вся кавалькада сгинула в темноте под балюстрадой. Где-то дальше к югу в этой тьме пропал еще раньше, со всеми своими чугунными иродами, трухлявыми домовинами давно преставившихся храмов и ненавидимым прокуратором запахом горелого подсолнечного масла, ужасный город...

Измученное ячменной водой солнц.’ все же вышло на работу. Вульгарное утро сорвало одеяло с найденной вчерашним вечером по пьяни темноты. Та, конечно, оказалась весьма корявой подругой, выставленной после чашки поспешного чая за дверь. Утро встретило Мюррея в гостиничном номере душным hangover1, плавно перетекшим в гостеприимный российский бодун. Тягостные винные испарения глупым конденсатом вдавливали в подушку его светлую голову. Дикинсон же, не успели еще развеяться испарения над утренними надоями, сопровождаемый главой секьюрити Уолли, побежал к Ильичу за матрешками. (В тот год супротив каждого высокопоставленного кремлевского покойника выросло по потемкинской избушке. Торчавшие из мазанок хлопцы, не забоявшиеся усищ Кобы, готовы были за пачку «бубль-гума» скормить интуристу все святое, что было в Родине: матрешку, оренбургский платок и задорную ментовскую фуражку.)

Посему первый, утренний, телеспиритический сеанс, состоявшийся в прямом эфире программы «Утро», проводила троица Харрис, МакБрейн и Герц. Только что умывшаяся Россия пододвинула, в надежде зарядиться, поближе к экранам свои чистые фэйсы. На экране лоснящийся мужчина улыбался хитроумными усами, словно знал про жизнь такое, о чем не дано подозревать взрослым мужчинам в потертых джинсах. Больше всего, судя по лоснящемуся мужчине, советский народ желал знать, не пострадает ли репутация Мадонны от романа с Дикинсоном, утку о котором, видимо, подложил под «медиа» все тот же Намин. С ее помощью советский человек должен был идентифицировать для себя Iron Maiden: Iron Maiden “ это ансамбль, где поет Дикинсон. Дикинсон, в свою очередь, это негритянский

' Похмелье (англ.).

женский профессионал, пользующий в настоящее время эту забугорную ипостась народной любви к Пугачевой. Вывод из всей этой сложновоспри- нимаемой непрофессиональным умом цепочки PR-ботвы следовал только один: ботва, то есть «советский человек б/у», должен был купить билет непременно в сидячий партер и почувствовать себя достигшим гималайских вершин жизни Леней Голубковым. «Советский человек б/у» меж тем борзел. Спрашивал, как собирается благополучный Iron Maiden помогать прозябающей в финансовом невежестве России. Хитроумный мужчина с лоснящимися усами, к своему удивлению, меж тем обнаруживал, что в легшей под останкинскую телебашню России находятся сочувствующие непонятным его взгляду мужчинам...

...Зал оказался заполненным, наверно, более чем на половину. Цены на билет перед концертом, особенно перед третьим, упали до отметки, которая месяц назад рызвала бы неожиданную радость, а сейчас - некую горечь в голове. Рассаживавшийся и переминавшийся на месте «Олимпийский» не шумел, но издавал какой-то многократно усиленный шорох, производимый огромным наждачным листом под рукой умозрительного бога.

Итак, граждане, - пропел в микрофон Намин, улыбаясь в бороду несвежей улыбкой, - сейчас перед вами выступит...
– Тут Бенгальский прервал сам себя и заговорил с другими интонациями: - У нас сегодня половина города!

Граждане резко повернули головы к верхним рядам полупустого зала, с ужасом собираясь увидеть там половину города со всеми кавказскими гостями столицы. «А он попросту соврал!» - поняли они, поймав на себе взгляд соседа, в котором читались те же самые чувства.

... Итак, выступят знаменитые иностранные артисты, э-э-э... ансамбль Iron Maiden! Иностранные артисты выражают свое восхищение Россией, выросшей в демократическом отношении, а также москвичами. Ну, мы-то с вами понимаем, - тут Бенгальский улыбнулся мудрой улыбкой, - что ее вовсе не существует на свете и что она не что иное, как суеверие.

Поделиться с друзьями: