Ищу жену с прицепом
Шрифт:
– Нет. Удаляй.
– Почему??? Ты даже не читал.
– Тут все женатые "в процессе". Фоток нет даже в личку. И у тебя не попросил. Значит, глубоко женат. А жена его пасёт наверняка на этих сайтах.
– Ладно, он мне все равно не очень… А это вот Константин. У него двое детей.
Пробегается взглядом по переписке.
– Удаляй.
– Да почему???
– Неделю облизывает тебя, ни разу в реал не пригласил. Только фотки выпрашивает. Дрочер какой-то.
– Ну, а если он просто занят?
– Для чашки
– Это - Валерий.
– Да я его знаю! Это же механик с шиномонтажки.
– Нет! Он работает финансовым консультантом.
– Чалкина.... Он мне колесо вчера чинил. У него жена работает там же, кассиром.
– Боже.... Как красочно врёт, гад!
– Атож... Дальше давай.
– Ну, этого мы уже забраковали, - перелистываю я.
– Вот. Павел ещё. Мне больше всех импонирует пока.
– Ну-ка...
Читает, морщась как от кислятины. Улыбаясь, изображает "рука лицо".
– Стихи? Серьезно?
– Что в этом такого?!
– Это диагноз, Чалкина!
Отбираю телефон.
– Нормально это. Вот про минет вопросы женщине задавать - это диагноз!
– шиплю на него, пытаясь защитить хоть одну версию будущего.
И вообще, зачем я ему эту переписку показала?? Там уже вообще-то не привет-пока, есть и личные моменты.
– Чалкина, но это же откровенно плохие стихи!
– Ну... Это творчество, оно не может всем нравиться, - развожу руками.
– Ну-ка, дай-ка сюда! Может он правда охуительный, а я не понял, - отбирает телефон.
– Свет!
– Давай, говорю.
Копирует стих, вставляет в поисковик.
– Да он их ещё и спиздил на форуме начинающих поэтов!
– Может он там его и выложил.
– Антонина Уточкина? Ха-ха... Всех в бан, Чалкина. Осуждаю.
Закатываю глаза, падая на подушки на спину.
– Бань... Ну их к черту.
– Да не расстраивайся. Хочешь, я тебе стихи почитаю?
– "Я достаю из широких штанин"?
– скептически уточняю я.
– Владимир Владимирович - это, конечно, классика.
– А ты знаешь что-то ещё?
– Конечно! "Чайки стонут перед бурей, — стонут, мечутся над морем... И гагары тоже стонут...." - с выражением.
– Аха-ха-ха.... Тихомиров! Все у тебя стонут!
– Плохо?
– усмехается.
– Я ещё один знаю. "Вдох поглубже, ноги - шире. Не спешите, три-четыре..."
– Руки! Там были руки!
– Это Владимир Семёнович просто опечатался.
– Лирику давай!
– "Груди плавно качнутся в ночи... Слышишь, как моё сердце стучит?..." - напевает он "Сектор газа".
– Ой, всё!
– Ну это же "Лирика". Чё опять не так?
Поднимаюсь, засовываю в рот ещё веточку хвороста.
– Ладно, теперь ты рассказывай, что там у тебя со смотринами?
– Глухо как в танке.
– Ой, ладно! Полно же женщин
с детьми. И хороших. И красивых.– Полно....
– И что тебе не так?
– Не влюбляюсь....
– Ну, здесь или шашечки или ехать! В нашем с тобой случае, - развожу руками.
– Чувства могут прийти и позже. Главное, чтобы человек хороший был.
– У мужчин не могут. Или сразу вштырило или уже не вштырит. Члену про уважение к хорошему человеку не объяснишь, - разводит руками.
– Влюбляются не членом, а сердцем!
– дёргаю надменно бровями.
– Но.... с его благословения, - ведёт пальцами по моей шее, трогая серьгу в мочке.
Оглушенно вздрагиваю от того, как сжимается между бедер.
Уворачиваюсь.
– Руки!
– выдыхаю я, стараясь строго и категорично.
– "Шире"?
– смеётся он.
– Так, всё!...
Ещё одну хворостинку в рот. Отряхиваю руки. Запиваю чаем.
– Поехали домой.
Провокатор….
Глава 10 - Незамутненность
Сегодня я волонтёрю у слепой старушки. Олимпиады Ивановны. Она ослепла совсем недавно, видит только свет. И сама пока не справляется.
Социальные службы к ней приезжают очень редко. А единственный внук живёт в Москве. И, судя по всему, просто ждет квартирку в наследство.
Я иду с ней за продуктами, потом мою полы, протираю пыль. Закидываю стирку в старенькую, но ещё рабочую стиральную машинку, которую нашла для нее Зоя.
Готовлю ей простенькую еду на неделю в заморозку. Холодильник у нее крутой! ЗИЛ из прошлого века. Надёжный как швейцарские часы. Правда шумный.
Старушка хорошая... Болтаем с ней.
– В общем, не будет у меня деток, - жалуюсь я.
– Тю!
– взмахивает она руками.
– Вот сегодня Крещение, сходи в прорубь окунись. Смоешь грех. Может и даст тебе Бог.
– Разве же его водой смоешь?
– А вот монахи молятся, пост держат, тело свое усмиряют. Тоже скажешь зря?
– Нет. Не скажу. Там есть смысл. Они уходят на более тонкие вибрации.
– Вибрации-херобрации....
– ворчит на меня.
– Смирения в тебе нет. Придумала "грех" и носится с ним. Надо же! Грех у нее. Да если бы бабы после такого греха рожать переставали, то вымерли бы уже все поди. Не от лени же ты его того... А от сострадания!
– От малодушия!
Хотя я до сих пор не могу договориться с собой, как надо было сделать правильно.
– Иди в прорубь, говорю! У Храма каждую зиму прорубают. Хуже то точно не будет.
– Наверное, не будет.... Ладно. Схожу.
Кладу ее руки на пакеты, давая потрогать.
– Здесь тефтели. Здесь курица. Здесь овощи. Здесь гречка, здесь рис. Нужно только разогреть. В шершавом кувшине - пакет с кефиром, в гладком - с молоком. Хлеб порезала, положила в пакетик. Суп вот в этой кастрюле.