Исход

Буревестнику казалось: вицы под кирасой и под кафтаном жгли ему грудь. Этот день наступил! Он замер перед ступенями Дворца, перед тем, как шагнуть на них во второй раз за свою жизнь. Сильный ветер дул с реки, черные волосы Аскеронского герцога и полы такого же черного, с багряным подбоем плаща трепетали под порывами мощного шквала. Темные обрывки туч то и дело закрывали собой закатное солнце. Восемь пополудни — такое время назначили для голосования. Почему не полдень? Почему не раннее утро?

Рем качнулся с пятки на носок, не решаясь шагнуть на первую ступень. Он шел в ловушку — и знал это. Но не идти не мог. Когда практически в одиночку собираешься повернуть историю всего человечества в другое русло — не грех и промедлить несколько лишних мгновений…

— Живый в помощи Вышнего, в крове Бога Небесного водворится… — проговорил Аркан и тяжко ступил на мрамор дворцовой лестницы. — Речет Господу: "Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!'

Он вбивал ноги в ступени так, будто снова выводил ритм на барабане комита на рабской галере, задавая темп для сотен гребцов-невольников. Тогда он управлял их движениями, вел огромный корабль, хотя и гёзы, и их бесноватый капитан считали себя хозяевами положения.

— Он избавит от сети ловчей и от слова мятежного, светом Своим осенит тебя, и на волю Его надеешься; оружием будет тебе истина Его… — Аркан шагал вверх.

Лестница была пуста: наверняка каждый из принцепс электор, бывших в Кесарии, уже находился в Большом зале и готовился отдать свой голос за своего кандидата. Никакого отдельного выдвижения претендентов не предусматривалось: провозгласить можно было любое имя, главное — чтобы возможный император имел благородное происхождение и являлся человеком.

Нередко многие из принцепс электор провозглашали сами себя, когда хотели заявить протест. Однако чаще всего — основные фавориты были заранее известны. Вот и теперь высший свет Кесарии и всей Империи полнился слухами о четырех владетелях, имеющих императорские амбиции, их имена называли уже громко, не таясь: герцог Карл Вильгельм фон Краузе — могучий и властный, барон Антуан дю Массакр — молодой герой войны с ортодоксальными еретиками из Аскерона, курфюрст Вермаллен — богатейший из популярских владетелей, князь Первой Гавани Люциан Фрагонар — самый влиятельный и авторитетный из ортодоксальных баннеретов.

— Не убоишься страха ночного, стрелы летящей во дни, вещи во тьме приходящей, сряща, и беса полуденного… — герцогские ботфорты тяжко ступали по древним мраморным плитам.

Ровно на середине пути ступени замерцали, и Аркан увидел фиолетовое марево. Точно такое же, какое возникало в момент активации Сибиллой портала! Так явно? Здесь? На ступенях дворца? Так откровенно? Буревестник прищурился, но шагов не замедлил: его правая ладонь уже лежала на рукояти скимитара, которым сегодня он был вооружен вместо церемониального меча, левая же — уже шарила в одном из многочисленных потайных карманов герцогского плаща.

— Падут подле тебя тысяча и тьма одесную тебя; к тебе же не приблизятся: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым! — порталов было два, и оба исторгли из себя отвратительных бестий, которые, казалось, сошли прямо с фресок оптиматских соборов, где изображался ад.

Это были самые настоящие демоны: рогатые, с оскаленными пастями, покрытые красноватой чешуей великаны в полтора человеческих роста. Таких Аркан уже видел: во время войны за Низац Роск!

— ГРА-А-А-А! — свирепый рев двух чудищ прогремел над Дворцовой стороной.

Стражники на вершине лестницы увидели угрозу и, стоит отдать им должное — заторопились вниз, перехватив алебарды в атакующую позицию. Слишком медленно торопились. Полыхающие тьмой глаза монстров уже увидели Аркана, их когтистые лапы поднялись угрожающе, раздвоенные языки показались из пастей…

Вдруг на лестнице ослепительно полыхнуло, в воздухе распространился аромат церковных благовоний и почему-то — кузницы, ошеломленные стражи дворца в следующее мгновение увидели аскеронского герцога в клубах густого дыма, с пылающим мечом в руках, который страшными ударами рубил одного из явившихся из преисподней монстров, в то время как второй пытался сбить с себя некую горящую субстанцию, катаясь по ступеням.

— Ибо ангелам Своим заповедал: на руках возьмут тебя, да никогда преткнеши о камень ногу твою! — страху не было места в сердце Аркана — он знал, что должен совершить, и даже если бы все легионы Ада явились сюда и попытались помешать ему — он сделал бы Божью работу до конца. — На аспида и василиска наступишь, и попирать будешь льва и змея!

Мощный прыжок вознес Аскеронского герцога вверх, и широким взмахом он отсек голову демона, туловище твари рухнуло на белый мрамор, из обрубка шеи потекла густая черная кровь, рогатая голова со стуком покатилась вниз.

— За то, что он возлюбил Меня, избавлю его; защищу его, потому что он познал имя Мое… — рана на лице Аркана разошлась и лицо его теперь заливала кровь, но Буревестник в четыре шага подошел ко второму монстру, пытающемуся сбить с себя горючую смесь, и с размаху вонзил скимитар ему в сердце, и еще одним коротким ударом отделил голову от туловища. — Воззовет ко Мне, и услышу его; с ним Я в скорби; избавлю его и прославлю его, долготою дней преисполню его, и явлю ему спасение Мое!

Стражники — их было уже не меньше пяти десятков — замерли в страхе, наблюдая за содеянным. То, что они видели, было не в силах человеческих. Являлся ли тот, кто поднимался по ступеням древнего Императорского Дворца человеком в этот момент? Какая сила вела его? Воины переглядывались, расступаясь и давая дорогу ортодоксу. Они не могли и не хотели препятствовать ему…

Часы били восемь.

* * *

Бургграф Штадлер, только что закончил подсчитывать голоса и теперь зачитывал список неявившихся принцепс электор. Среди них были Фрагонар, Бергандаль, Корнелий, а также — Монтрей, дю Пюс Лабуанский, кунингас Севера, наместник Юга, ректор Смарагды, герцог Аскеронский и еще кое-кто из гнилых местечек — они всех интересовали в гораздо меньшей степенью.

— Итак, поскольку более никто на выборы не явился, хотя и пробило восемь часов пополудни, голосование можно считать…

Вообще-то это было подло. Грязная и глупая уловка, недостойная такого значимого события. Сообщить о необходимости прибыть в восемь одним, и о начале голосования в восемь — другим. Разница — существенная. Когда Штадлер пытался спорить с кардиналом и консулом, те отвергли всяческие возражения: история всё спишет. Кровь смоет все следы. И бургграф знал, что они имеют в виду. И поэтому — торопился.