Искатель, 1998 №7

— Ну, на этих. Каббала и прочее. А что?

— Профессор предполагает, что именно это увлечение и оказалось причиной смерти, — сказал после паузы Розовски.

— Увлечение? А разве это не… не сердечный приступ?

— Но он был спровоцирован, — медленно произнес сыщик. — Так, во всяком случае, полагает профессор Гофман.

Габи недоверчиво посмотрел на сыщика, перевел взгляд на Давида Гофмана. Тот кивнул. Лаборант неуверенно улыбнулся.

— А вы могли бы объяснить мне… — начал было он, но Розовски перебил:

— Увы, нет, мы еще сами ничего не знаем. О проклятии Давида Сеньора вам расскажет ваш профессор. А мне пора, — он поднялся. — Давид, я бы хотел взять на денек эту книгу.

Гофман отрицательно качнул головой.

— Я оставлю расписку.

— Ты прекрасно понимаешь, что дело вовсе не в этом! — вспылил Давид.

— А в чем? — Розовски удивленно посмотрел на друга. — А, вот в чем дело… Но ты ведь слышишь, — он указал на лаборанта, все еще стоявшего у двери. — С ним ничего не случилось.

— А что со мной должно было случиться? — спросил тот.

— По мнению профессора Гофмана, ты должен был скончаться от сердечной недостаточности, — объяснил сыщик. — Сразу по прочтении книги.

— Ну и шуточки у вас… — пробормотал Гольдберг.

— Это не шуточки, — сказал Натаниэль. — Профессор предполагает, что с этой книгой связана какая-то довольно мрачная история… Кстати, как у вас складывались отношения?

— С кем?

— С Михаэлем Корном.

Гольдберг немного подумал.

— Какие могут сложиться отношения за такое короткое время? — спросил он. — Только познакомились. Ты же знаешь, Натан.

— А раньше вы не были знакомы? — спросил Розовски.

— Откуда? Ни разу не встречались. И с чего ты решил, что все репатрианты знакомы друг с другом?

— Страна маленькая, — ответил Розовски. — Мы, по-моему, вообще все знакомы друг с другом, разве нет?

Вопрос был риторическим, Габи так его и воспринял. То есть промолчал. Розовски побарабанил пальцами по столу.

— Н-да-а… Ну, а за эти дни что — не повздорили ни разу? — спросил он.

Гольдберг обиделся.

— Да ну тебя, Натан, ты что же думаешь, я его… — Он насупился и отвернулся.

— Ты его — что?

— Сам знаешь, — буркнул Габи. — Я могу идти? — Он демонстративно повернулся к Гофману. Профессор, смотревший на все это с неодобрением, сказал:

— Да-да, конечно… У тебя ведь больше нет вопросов, Натаниэль?

Розовски кивнул.

— Хорошо, Габи, иди, — сказал он. — Мне тут еще надо переговорить с вашим шефом. Только не убегай, ладно? Я хотел задать тебе еще пару вопросов.

И вновь во взгляде Габи появилась настороженность. Он явно хотел о чем-то спросить, но выражение лица Розовски не располагало его к этому, он молча повернулся и вышел. Когда лаборант покинул кабинет шефа, Давид спросил:

— Ты его подозреваешь в чем-то?

Розовски отрицательно качнул головой.

— Я не могу никого ни в чем подозревать, — сказал он. — Пока что я все-таки не уверен в том, что имело место преступление.

— Но ты так говорил, будто…

— Я никого не подозреваю, — перебил Розовски. — Или всех подозреваю. Может быть, всю историю выдумал ты сам. Может быть, тебе захотелось создать грандиозную мистификацию.

— Ну, знаешь! — возмутился Гофман.

— Ладно, успокойся. А вопросы… — Розовски улыбнулся. — Я всегда задаю вопросы неприятные и неудобные. Издержки профессии. — Он снова раскрыл старинную книгу. — Что-то мне это напоминает… — пробормотал он.

— Текст?

— Да нет… Какая-то мысль мелькнула, когда я раскрыл книгу. Что-то такое, на краю сознания… — он задумался. — Знаешь, как будто краем глаза что-то заметил. Что-то любопытное…

— В кабинете? Или в книге?

Натаниэль неопределенно пожал плечами.

— Н-не знаю… — сказал он неуверенным голосом. — Не могу понять. Что-то незаметное, но важное… — Он немного помолчал. — Нет, уже не вспомню.

— Послушай, — сказал Розовски, окидывая взглядом тесное помещение лаборантской, — по-моему, здесь не очень уютно, ты не находишь?

— Да нет, нормально, — пробормотал Габи.

— Давай-ка мы сделаем так, — предложил Натаниэль. — Ты меня немного проводишь — до автобусной остановки. А я у тебя кое-что спрошу. Хорошо? Твой начальник не возражает.

Габи зачем-то посмотрел на закрытую дверь профессорского кабинета, сделал неопределенное движение головой. Жест, при желании, можно было понять как согласие. Что Розовски и сделал.

— Вот и отлично, — сказал он. — Пойдем.

На остановке не было ни одного человека. Розовски сел на лавочку и указал Габи на место рядом.

— Скажи, Габи, ты так и не вспомнил, каким образом появилась в нашем агентстве фамилия Розенфельд? — спросил Розовски. — Если нет, мне придется смириться с мыслью о том, что я страдаю галлюцинациями.

— Н-ну… — Габи вздохнул. — Вспомнил. А что, ты продолжаешь заниматься этим делом? Офра сказала, что расследование прекращено.

— Ну и что? Я просто хочу знать. Это как пустая клеточка в почти решенном кроссворде. Итак?

Габи помолчал некоторое время, собираясь с мыслями.

— Ну, тебя не было тогда, — нехотя сказал он.

— Когда?

— В конце весны. В мае, кажется.

Розовски вспомнил, что в мае он устроил себе пятидневный отпуск.

— Верно, — сказал он и досадливо поморщился. — Надо же! В конто веки раз устроил себе отпуск — и обязательно не вовремя.

— Да нет, — возразил Габи. — Ничего же не произошло.

— Ты рассказывай, рассказывай, — проворчал Натаниэль. — Я сам разберусь — произошло или нет.

Габи пожал плечами.

— Позвонила одна женщина, — продолжил он. — Сказала, что у нее появились подозрения относительно мужа. Ну, ты знаешь, о чем речь. Будто муж ей изменяет и все такое.

— Дальше.

— Сказала, что не может прийти в агентство. Боится, что ее узнают. Хочет, чтобы мы проследили… — Чувствовалось, что Габи ожидал разговора. Его речь, чуть нервная вначале, стала спокойной и последовательной. — Объяснила, что муж все субботы проводит один, на вилле. Потому, дескать, у нее и возникли подозрения. Спросила, можем ли мы за это взяться и сколько это будет стоить. Я объяснил. Она сказала, что пришлет фотографию мужа и чек.