Искатель, 2000 №2

Рядом стояла Аида. Она улыбалась, а глаза при этом плакали.

— Не утомился, сынок?

Он вдруг понял, что она его старше. Не намного, но старше. Ей лет двадцать. Может, от этого он так струсил? А может, потому что разоблачен?

— Что, язык проглотил? Или от рождения нем?

Она по-прежнему улыбалась, но глаза сверкали ненавистью.

— Я просто… — робко начал он.

— Просто, мой миленький, ничего не бывает. Сколько ты за мной ходишь? Три дня? Четыре?

— Ровно неделю…

— Вот как?

— Вы мне нравитесь, — еле выдавил он из себя.

Она захохотала точно так же, как сегодня утром в лесопарке. Что-то фальшивое было в этом смехе. И она уже совсем ему не нравилась, хотя унижение продолжалось.

— Что ж, пойдем погуляем, если я тебе нравлюсь, — предложила она, когда автобус остановился на конечной.

Она сразу повернула к лесу, а он замер в нерешительности. В. июне довольно светлые ночи, но над лесом стоял непроглядный мрак. И парня опять пробрал холод, как неделю назад.

— Смелее, сынок, — подбадривала Аида, заливаясь фальшивым смехом.

Сколько раз он рисовал в своей фантазии этот миг, какие только ухищрения не выдумывал, чтобы заманить ее в лес. И вот эта наглая девка сама взяла в руки инициативу, и он плетется за ней, как домашний скот на заклание, без воли, без желания, с трусливым сердцем.

Они пересекли автостраду и вошли в ворота лесопарка. Веселые деревянные медведи в темноте выглядели зловеще. Аида явно держала курс на кинологическую площадку. В лесу она стала серьезней. Не проронила ни слова. И шла уже не так быстро.

Он все время озирался по сторонам. Ему даже показалось, что за ними кто-то идет следом. Он видел в свете фонарей с автострады мелькнувшую тень, но потом все исчезло. А впереди, за соснами, в голубоватой дымке, угадывалась луна. И больше никаких свидетелей.

Молчание Аиды придало ему смелости, и он решил действовать. Он схватил ее за руку, выше локтя, и дернул на себя.

— А по морде не хочешь? — мягко спросила она. И снова улыбка и голос ласкали, а глаза ненавидели. И он не знал, чему верить. Ее тонкие, легкие пальцы нежно пригладили его взлохмаченные волосы. — Погоди немного. Не здесь, — прошептала она и, высвободив руку, продолжила путь.

Теперь ему каждый шаг давался с трудом, потому что позвоночник не отпускал.

Поравнявшись с площадкой, Аида резко повернулась к нему и спросила:

— Так, значит, я тебе нравлюсь? И что дальше? Что ты хотел от меня?

— Я… — неуверенно начал он, — заманить сюда… ночью…

— Зачем?

Вместо ответа он набросился на нее, но получил сильный пинок в область паха и застонал, согнувшись в три погибели.

— Вот мудил о! — воскликнула она. — Кого ты хочешь надеть? Я слежу за тобой три дня. Ты не похож на маньяка, сынок. Кто тебя «приставил» ко мне?

— Никто… Я сам… — Он услышал, как щелкнул замок ее сумочки, и поднял голову, чтобы посмотреть, чего она там еще придумала. На ее расположение он больше не рассчитывал, и все же…

Лес огласился диким воплем, когда из балончика ему в глаза выстрелила струя. Глаза горели на медленном огне. Он больше не видел ни леса, ни луны, ни Аиды.

— Кто тебя «приставил» ко мне? — требовала мучительница. — Бампер? Мадьяр? Или этот хрен в рясе? Говори, а то будет хуже.

Он не знал, что ей ответить. И не понимал, что может быть хуже слепоты.

— Ты будешь говорить?

— Я не знаю…

Откуда-то налетел ветер, тот самый, пронзающий до костей. Где-то хрустнули ветки и каркнула ворона.

«Скорей бы проснуться!» — подумал он.

И в тот же миг прогремел выстрел.

1

Утро выдалось зябкое. Солнце еще не взошло, но было довольно светло. Во всяком случае, фары он не включил.

Проселочная дорога славилась рытвинами и ухабами, но главное — не угодить с моста в речку. После ночных возлияний на даче у друга был бы вполне закономерный исход.

Ее он увидел, когда она переходила мост, и сначала решил, что ему показалось. Из предметов туалета на девушке имелась только юбка, длинная, с вырезами по бокам. Спина же абсолютно голая. В предрассветный час кожа девушки отливала голубым. Или она замерзла?

Он нагнал ее уже за мостом. Она шла с гордо поднятой головой, скрестив руки на груди. И не обращала никакого внимания на его развалюху «Волгу». Появись на проселочной дороге танк, она бы не среагировала. «Может, не в себе?» — подумал он и крикнул:

— Эй, малышка, может, тебе совсем раздеться?

Она встрепенулась, будто сбросив сон, и воскликнула:

— Эдьэ мэг а фэнэ!^[1]

— Что ты сказала? Ну-ка, повтори! — Он до такой степени обалдел, что даже высунулся наполовину из своей трахомы. — Эдьэ мэг а фэнэ? Вот это новость! До сих пор я считался единственным носителем венгерского языка в области!

— Как видишь, появился еще один носитель, — усмехнулась девушка. Она смерила его долгим взглядом, после чего спокойно сообщила: — Ты меня разбудил.

— Прости, не знал, что можно спать в таком положении. — Он бы попрощался и продолжил путь, но незнакомка завораживала. Мимо такой не проедет даже закоренелый женоненавистник. — У меня есть запасная рубаха. Примерь!

— Очень кстати! — вдруг обрадовалась она. — А ты — в город?

— Ну, конечно!

— Подвезешь?

— Какие могут быть сомнения? — Он пригладил свои черные, гуцульские усы, и в его темных, глубоко посаженных глазах сверкнули озорные огоньки.

Она утонула в его белой, нейлоновой рубахе. Пришлось закатать рукава.

— Держишь для торжественного случая? — поинтересовалась она.

— Считай, что он представился.

Девушка снова смерила его долгим взглядом, отчего парню стало не по себе. Но он был человеком веселого нрава и при любых обстоятельствах улыбался.

— Иван, — протянул он ей руку, — можно Иштван, можно просто Мадьяр.

Она пожала плечами, хмыкнула и вложила свою узенькую ладонь в его широкую и грубую.

— Аида…

Когда девушка уселась на заднее сиденье и вновь затарахтел мотор, Иван заговорил, время от времени посматривая на Аиду в зеркало: