Искатели счастья

А еще несколько раз закрывались магазины и рушились банки, в которых меня не желали обслуживать или мне грубили, добавил я.

– Об этом тоже отцу Марку расскажи. Интересно, что он ответит. Только я уже подозреваю что. Думаю, что и тебе все понятно.

Только поговорить об этих невероятных событиях в тот день не удалось. Мы приехали на отпевание Павла. Сергей мне рассказал, что после отчитки Павел заболел раком, который меньше, чем за месяц, сожрал его тело. Всё время болезни он находился при храме. За него молился отец Марк, жена Марина, его друг Игорь и все, кто жил там в то время. Павел несколько раз исповедался, его каждый день причащали, три раза соборовали. Но болезнь не отступала. Отец Марк сказал, что Павел скоро преставится и предложил постричь его в монахи. Тот согласился. Вот почему его лицо в гробу, поставленном в центре храма, закрывала черная материя.

После отпевания и погребения мы собрались в трапезной. Там отец Марк объявил последнюю волю усопшего: Марина и Игорь должны обвенчаться и жить в любви и верности до самой смерти. И снова мне довелось увидеть эту замечательную пару. На этот раз Игорь с Мариной показались мне еще красивей. В их глазах, как в зеркалах, отражался тот тихий свет, который я видел у моего монаха, моего духовного отца Марка. Видимо, страдания и любовь, посетившие этих троих в последние месяцы, так преобразили их. Один перешел в Царствие Небесное в равноангельском чине, другие два обрели праведность чистой земной любви.

В тот вечер и в ту ночь я много молился и благодарил Спасителя и Пресвятую Богородицу за то преображение наших душ, которое мы получаем даром, ни за что…

Евгенич, добрый мой приятель

Лёва грустил. Мой институтский друг Лёва сидел в полутысяче километров от Москвы, говорил со мной по телефону и рассказывал, как ему одиноко и грустно. Лев Евгеньевич попал после института в один заводов засекреченного НПО «Фрегат», где почти все его изобретения попадали в стол руководства и пылились там без дела. От нечего делать он закончил еще физмат университета, но и это развлекло его лишь ненадолго. На любовном фронте он также не добился успехов. Он просто не знал, о чем говорить с женщинами, а они его воспринимали несерьезным малым, чудаком, деревенские - «несамостоятельным».

– Знаешь, Юра, если бы ты сейчас не поднял трубку и не поговорил со мной… Я бы… Страшно сказать, что со мной бы случилось.

– А ты приезжай, - сказал я.
– Брось всё и беги на поезд, а я тебя встречу. Ты еще успеешь на десятичасовой.

– Да?
– отозвался он и мощно засопел.
– А что! Сейчас поднимусь - и на вокзал. А?..

– Давай, Лёвушка. Жду.

Рано утром я стоял на первой платформе Курского вокзала, ежился от недосыпа и наблюдал, как медленно подъезжает горьковский поезд. Пошел следом за четвертым вагоном - там в окне махал мне растопыренной рукой друг. Видно мы стали стареть - обнялись, отшлепали друг друга по спине и… отвернулись, безуспешно скрывая мокрые глаза.

– Ну, ладно, что ты как девчонка, в самом деле!

– На себя посмотри, старый ты хрыч…

– Ну всё, всё…

– Ну и всё! …Слышал анекдот о гордости и смирении? Летит красивый гордый орел. Высоко забрался. Над ним фиолетовое небо, под ним проплывают крошечные города, поля, леса, моря, горы. «Я выше всех!
– ликует он мысленно.
– Я сильнее и мудрее всех! Я самый-самый!» …Вдруг чувствует, на его крыле что-то зашевелилось. Повернул он туда свою красивую голову и зорким глазом увидел воробышка. Тот снял кроссовки, натянул веревку и развесил носки просушиться. Пьет пиво, покуривает сигаретку и разглядывает пролетаемые пейзажи. Увидел воробей, что на него орел смотрит и небрежно бросает: «Ну и что?» - «Ничего…» - отвечает обескураженный орел. - «Ну и всё!»

Мы съездили ко мне домой. Я познакомил Лёву с Юлей, детьми, бабушками-няньками, позавтракали, часок поспали и отправились на прогулку по Москве. Юля почему-то всё время жалась ко мне, настороженно поглядывая на Лёву. А тот размахивал руками и восторгался всем и вся. Прошлись по Кузнецкому, заглянули в галерею, где была выставка отечественного сюрреализма, минут десять задумчиво стояли у полотна с рублями в нарезку. В букинистическом Лёва купил дореволюционное издание «Толкование Евангелия»:

– Буду изучать. Первоисточник больше озадачил, чем объяснил.

Потом он попробовал блеснуть знанием столицы.

– Вон там, за углом будет пивбар с демократическим пивом и посетителями.
– На указанном месте оказался весьма дорогой ресторан со швейцаром при входе.

– А вон там книжный!
– На месте бывшего книжного магазина сверкал бриллиантами ювелирный салон.

– А вот сюда со всего Союза в семидесятые годы съезжались модники за широкими галстуками… - Вместо галстуков на витрине тикали часы престижных марок, под ними - ценники с немыслимым количеством нулей.
– И покупает же кто-то!
– Растерянно скреб затылок Лёва. - Нет прежней Москвы, - вздохнул гость столицы. Потом улыбнулся и сказал: - Но есть другая - новая, незнакомая! И еще не известно, какая лучше.

С чужой и надменной Тверской свернули в сторону Патриаршего пруда. На пустой Малой Бронной увидели Александра Ширвиндта. Он подошел к белой машине, приоткрыл дверцу, вальяжно облокотился на крышу и, попыхивая трубкой, долго смотрел в нашу сторону. Мы с Лёвой одновременно оглянулись, но на улице кроме нас троих и артиста - никого. Тогда мы остановились и вежливо открыли в изумлении рты. Артист удовлетворенно улыбнулся и взмахом левой брови спросил:

– Ну и как я вам?

– Отлично, Александр Анатольевич! Вос-хи-ти-тель-но! - подтвердили мы, уважитель­но округлив глаза.

– Раз так, я, пожалуй, поеду. Простите, меня ждут! - сообщил он, ироничным прищуром правого глаза.
– Без меня никак - всё искусство на моих плечах. Такая обуза!..

– Ах, как мы вас понимаем, - сочувственно засопели мы.
– Счастливого пути, мэтр, и до встреч на сцене и экранах мира!
– восхищенно крякнули мы, провожая уезжающую вдаль машину.

Потом вернулись в начало Тверского бульвара и встали в длинную очередь в «Макдоналдс». Я вспомнил своё посещение кафе «Лиры», которое стояло на месте этой канадской бутербродной, а Лёва рассказал о своем последнем неудачном блиц-романе:

– Иду как-то из гостей по кривым улочкам Кузнечихи. Под ногами грязь по колено, кошки шипят, крысы пищат, на цепях «лают псы до рвоты» - словом, вы уже оценили всю мрачную мистику ситуации.
– Мы с Юлей понятливо кивнули.
– За маленькими подслеповатыми оконцами по телевизорам демонстрируют триллер «Кошмар на улице Вязов», из-за чего местное население старательно охает и вопит в сладострастном ужасе…

– Лёва, - вклинился я с размаху, - у меня появилось чувство, что нам с тобой нужно попробовать вместе что-нибудь такое изобразить.

– Обещаю вернуться к этому вопросу чуть позже, - согласно кивнул рассказчик. Потом обвел повернутые к нему уши соседей по очереди и сказал: - А сейчас продолжим, господа. Итак, лунная ночь, притоны Кузнечихи, вой собак и вопли сограждан. А я один, утомленный после гостей, а до остановки троллейбуса топать и топать. Дай, думаю, попробую достучаться до чьего-нибудь отзывчивого сердца. Стучу в первую же дверь. Мне сразу открывает женщина в байковом халате с петухами, присматривается и распахивает объятья, куда и я падаю ввиду вышеобозначенной усталости. Просыпаюсь на рассвете и первое, что слышу: «Я из тебя человека-то сделаю!» Осторожно, эдак, приоткрываю глаз и вижу: стоит надо мной монументальная женщина с ручищами мясника дяди Жоры и точит огромный разделочный нож. Я от страха весь в комок сжался и затих. Как женщина отошла на кухню, я в секунду собрался, открыл окно и - дёру оттуда. За мной только воздушные вихри захлопали, как за болидом формулы номер один. Так из меня человека и не сделали!..
– печально завершил свой рассказ Лёва под участливые улыбки окружающих очередников. А тут с криком «свободная касса!» подошла и наша очередь.