Искры на воде (сборник)
Шрифт:
Чумы собрали утром в последнюю очередь, погрузились на оленей и направились к реке. Перешли Бирюсу по мелководью и пошагали прямо по ручью вверх к большому распадку. Густой лес по краям распадка поднимался от ручья в стороны, мельчал, а потом и совсем исчезал. Лишь высокие травы на фоне синего неба зеленели и под ветром волнами плескались в разные стороны. Там далеко-далеко горы подпирали небо и становились белыми, сверкая на солнце самоцветами. Только туда род Эликана не пойдёт, они остановятся раньше, где среди трав прячется озеро. У этого озера и останутся они до конца лета.
Вскоре пришли на место. Быстро по кругу поставили чумы, развели костры и стали печь лепёшки. Ели их с остатками мяса и рыбы. Завтра будет день, и все мужчины пойдут ловить рыбу в озере, только Оробак отправится промышлять мясо.
Рыбы поймали много, но годной оказалось мало. В озере водились только щуки и караси. Если щук карагасы ели, то карасей выбрасывали собакам,
«Умный старик Эликан, в хорошее место привёл: много мяса есть у людей, не надо купаться в озере и ловить рыбу, которая провоняла тиной. Если так будет и дальше, то и до зимы можно тут просидеть. Мошкара и пауты остались внизу у реки. Здесь тихо, спокойно, олени мирно пасутся на склоне распадка, за озером кончается лес, а дальше в горы идёт разнотравье — рай для оленей».
Старик сидел у озера и смотрел вдаль, куда неспешно уходили олени, поднимаясь в горы. Сколько раз он смотрел на пасущихся животных и удивлялся им. Никто из карагасов не знает, когда были приручены олени. Многие и многие годы они находились рядом с карагасом, служили ему верой и правдой. Без оленей карагасы — ничто. Кочуют на оленях, охотятся на оленях, перевозят грузы тоже на оленях. Даже у самого бедного карагаса есть около пятнадцати оленей, только у немногих их по сотне голов. Случится так, что карагас потеряет оленей — это равносильно потерять свободу. Идёт карагас к родственнику и просит оленей для переезда, да только едет и живёт рядом с родственником. Про охоту говорить не приходится: без оленя далеко не пойдёшь, а рядом с домом что добудешь? Только подростки охотятся рядом со стойбищем: стреляют белок да птицу. Иногда нанимается карагас к бурятам или русским косить сено, ловить рыбу, а то идёт проводником золотоискателей. Оторвавшись от стойбища и своего рода, карагасы терялись бесследно. Нет, без оленя карагасу никак нельзя. На охоте карагас на олене всегда добудет больше, чем русский на лошади. Лошадь приходится оставлять там, где есть подножный корм, а олень легко добывает корм и из-под глубокого снега. Если нет травы под снегом, то достаточно карагасу свалить старый, заросший мохом кедр, и олень будет сыт этим мохом. Тропа, не годная для лошади, вполне проходима для оленя.
Эликан набил новую трубку, раскурил:
Здесь в предгорьях — самое хорошее место для выпаса оленей. В этих местах много разных трав и мха, который очень любят эти животные. За оленями особо не присматривают: выбирают место, где достаточно корма, и следят, чтобы они не разбрелись далеко по сторонам. Олени неприхотливы, хорошо переносят холод, только во время отёла им нужно тепло, иначе молодняк может погибнуть. Отёл происходит обычно в мае, когда уже сходит снег, ночи становятся тёплыми, телятам хорошо, уютно. Но бывало, что весна запаздывала, или возвращались холода, тогда молодое поголовье гибло. С рождения телята находились рядом с матерью, только когда оленуху доили, оленёнка привязывали, но всё молоко не выдаивали, оставляли и ему. Когда телёнок подрастал и мог питаться самостоятельно травами и мхом, тогда на телят надевали специальные намордники, которые кололи матку, и она не подпускала к себе оленёнка. Редко, но бывало, что резали оленей и на свои нужды: мясо съедалось, камусы шли на шитьё обуви, из шкур молодых телят шили детские шубки — больше оленьи шкуры нигде не использовались. Правда, ещё брали сухожилья, которые использовали вместо ниток для шитья шкур. Чумы покрывали лосиными шкурами, одеяла из овчины покупали у бурят.
«Эх, рушатся устои, — горевал старик. — Даже на суглане не стало порядка: раньше за порядком следили специальные люди, теперь никому ничего не нужно, кроме шкурок да жёлтых камней — их спрашивают всё чаще. Да и как порядок навести, когда в стойбище никто не хочет работать. Только олени и спасают, а если сейчас забрать оленей у карага- сов — всё, смерть. Олень — это не лошадь, конь и копытом может ударить и укусить, а оленю люльку с ребёнком доверяют, пронесёт — не уронит. На хозяина рога не поднимет, терпит всё тихо и смиренно. Бывало, что карагас загуляет где-нибудь у русских: день-два пьёт, а олень стоит привязанный и ждёт, есть не просит, пить не просит, только льются по морде тонкие ручейки слёз. Безропотно ждёт, когда хозяин появится. Бывали случаи, что забивали до смерти молчаливое животное. Вот и выходит — карагас всю свою жизнь рядом с оленем, а олени рядом с карагасами».
Пришёл Оробак, он оставался внизу, недалеко от стойбища.
— Пришли русские? — спросил старик.
— Пришли. Встали на ночёвку в стойбище, уйдут завтра дальше.
— Знали, что мы стояли там, или сказал кто-то. Плохие люди появились в тайге, не подходи к ним близко,
Оробак.— Я знаю.
— Завтра сходи туда ещё, посмотри, куда пойдут они.
— Схожу.
— Не пришёл Евсейка нынче, — сказал Эликан. — Чум себе строит.
— Евсей — хороший русский.
— Мало таких. Когда они придут, а они точно придут, я знаю, ты не убегай от них, если спросят, расскажи им про жёлтые камни. Другим не говори.
— А ты?
— Меня может и не быть, а ты будешь знать, что делать. Ещё я тебе скажу, Оробак: наши предки много раз уходили от власти Белого Шамана, уходили на восход солнца, а теперь больше некуда уходить — везде они, русские. Теперь придётся жить рядом. Теперь ты сам должен уживаться с ними. Шуленга — верховный вождь карагасов, послушен Белому Шаману — русскому царю. Шуленгой выбирают человека, обязательно говорящего на русском языке, чтобы он защищал интересы карагасов, но слабый стал Шуленга, не может защитить свой народ. Теперь каждый род сам за себя отвечает, только все должны исправно сдавать Шуленге шкурки для царя. Самые лучшие шкурки идут Белому Шаману.
— Почему Шуленга слабый стал? — спросил Оробак.
— Старики говорили, что в давние времена, когда русскими правила царица, ходил Шуленга к ней с подарками, просил для своего народа защиты. Только напуганы были карагасы грозным голосом придворных да роскошью замков, побоялся Шуленга подойти к царице — подали подарки на длинной палке. Но царица не разгневалась, поговорила с ним и дала силу Шуленге над своим народом. После этой поездки Шуленга ещё больше стал покорным Белому Шаману и во всём слушался русского исправника. Раньше обязательно каждая семья должна была приезжать на суглан, тратить большие деньги. Сейчас кто желает, тот едет, кто не хочет, сидит в стойбище, старейшина рода отдаст ясак Шуленге — и всё. Рушатся устои, скоро не будет порядка. Русские захватывают карагасские земли, где предки охотились, покажут бумажку и скажут, чтобы уходили. Теперь мы стоим на самой границе нашей земли. На заход солнца, где охотились наши деды — хода нет, там канские купцы охотятся, нас вытесняют всё дальше в горы, а там какая охота, только летние пастбища для оленей. Не сближайся с русскими, Оробак, особенно с теми, кого не знаешь. Обманут. Не верь их словам: напоят водкой и обманут.
Молодой охотник согласно кивнул. Многое, что он сейчас услышал от старика, было ему неведомо, много ночей будет думать Оробак о наказе старика.
21
Весна 1906 года взбунтовалась и долго не хотела вступать в свои права. Пашня едва проглядывала из сугробов, медленно проседавших под ленивыми солнечными лучами. Потом подули тёплые ветры, и снег сошёл, быстрее просыхала на пригорках почва. Пахоту крестьяне начали позже обычного, когда земля была готова, и ничего не мешало поднять её да дать ей вздохнуть весенней свежести. Большой компанией за один день новосёлы посеяли и заборонили поля, а там принялись и за огороды. До Троицы все хозяева отсеялись и отсажались, осталось только ждать, когда благодатная земля даст силу семенам.
Жители новой деревушки Тальники потихоньку строились, обживались. Вот уже семь домов выстроились в ряд. Решил Евсей Цыганков построить отдельный дом Родиону. Парень взрослеет, не успеешь оглянуться, как он надумает жениться. А жену надо будет приводить в свой дом.
Дома братьев Никитиных, словно дети-близнецы у хорошей матери, уже были украшены диковинными ставенками с резьбой на наличниках и выделялись среди остальных. Братья женились в прошлом году в один день. Свадьбу гуляли одну, чтобы не тратиться зря. Невест нашли в соседнем Туманшете, две сродные сестры: Мария, что пошла за Ивана, да Степанида, Семёна жена, были непоследними невестами в деревне. В приданое молодые получили нетелей да овец, кур да гусей, ещё и поросят. Невелико приданое, но за ним никто и не гнался. Жёны взялись за хозяйство всерьёз, и зажили братья, потихоньку радуясь своей удаче, а по весне сёстры с разницей в полмесяца родили братьям сыновей. Тут уж у Ивана с Семёном глаза засветились от счастья: отмечали братья сыновей усердно, гуляли целую неделю. Перед посевной съездили в Туманшет и окрестили новорождённых, Иван назвал своего сына Захаром, а Семён — Василием. Обмывали вместе со сватами, да так, что чуть было весну не прогуляли — жёны остановили.
У Дроновых зимой тоже было прибавление — Настасья родила дочку. Сын Ваня, которому шёл третий год, с сестрой сидеть не хотел, а ходил по двору, помогал отцу или просто гонял живность по ограде. За свои проказы получал подзатыльники и от отца, и от матери, но сносил наказание стойко, не плакал. Бросив одно своё дело, принимался за другое, которое чаще всего тоже оканчивалось подзатыльником. Мало того, он ещё и захаживал к соседям и там успевал навести порядок. Сам Маркел работал по хозяйству усердно: много чего было сделано, а сколько надо ещё поделать… Мужикам было не до гулянок. Каждая гулянка оканчивалась для Маркела семейным скандалом с рукоприкладством, после которого он ходил, почёсывался и говорил: