Искры на воде (сборник)

— Да, точно сказал, что мутный.

— Знаю я его, да и Евсей знает, это Чирей. Гнилой мужик, пакостный.

— Вот в том-то и дело, что пристроился он к власти, а сам свои делишки обделывает. Я потихоньку вызнал, что никто никого не посылал его ко мне, сам пришёл, поживиться решил. Может и у вас появиться, раз такое дело.

— Будем знать.

Через неделю деревня гуляла на крестинах у Родиона Цыганкова. После церемонии крещения батюшку усадили за стол почётным гостем, подливая ему спиртного. Батюшка был доволен отношением к нему, а также оплатой своей работы. Уже вечером, совсем пьяненького, его усадили в телегу, сложили все его вещи и подарки, и Мишка повёз его домой в Туманшет.

— Мишка, ты аккуратней, не растряси батюшку, доставь во здравии.

— Доставлю, — смеялся Мишка.

— Трогай, отрок, — скомандовал батюшка, завалился на сено и захрапел так, что лошадь испугалась.

Через два дня гулянка понемногу утихла. Евсей с Хрустовым поехали на перевоз встречать обоз. Родион остался дома разбирать столы и скамейки, таская их в сарай. Племянник Мишка, как только узнал, что его дядя Родион берёт с собой в тайгу, помогал ему во всём, старался угодить.

Уже вечером Родион увидел, как к калитке подъехали двое в кожаных куртках, перетянутых ремнями, в фуражках, с наганами на боку. Родион сразу узнал одного из них. Это был Чирей. Он подозвал Мишку, что-то спросил, а потом направился к дому Родиона.

— Лиза, ты не выходи из дома, — сказал он жене.

— Что случилось?

— Потом расскажу.

Родион встретил посетителя на крыльце. Чирей представился уполномоченным власти и предложил сдать золото и ценности.

— С чего бы вдруг? — спросил Родион.

— Мне известно, что ты со своим братом мыли незаконно золото — нужно всё сдать.

— Было дело, мыли золото, только когда это было?

— Наверняка осталось что-то.

— Может, и осталось. А ты своё золото сдал? — спросил Родион.

— Какое моё, я не мыл песок. — Голос у представителя власти дрогнул.

— Верно, ты старателей стрелял, а потом грабил их, или не так? — холодно спросил Родион.

— Ты видел? — Чирей весь напрягся.

— Видел, как ты, переодетый карагасом, промышлял золото.

Чирей медленно поднимал глаза, рука его потянулась к оружию.

Медленно отстёгивая кобуру, он взглянул на Родиона — и замер. Прямо в лоб ему смотрел чёрный зрачок нагана.

— И не думай — не успеешь, — тихо сказал Родион. — А теперь собирайся и поезжай куда подальше. Дорогу сюда забудь, здесь все про тебя знают: встретят как надо.

— Мы ещё встретимся, — прошипел Чирей и быстро пошёл на улицу.

Через несколько минут уже затих цокот копыт и улеглась пыль на дороге.

— Дядя Родя, чего он хотел? — спросил Мишка.

— Дорогу до Благодатской спрашивал. — Родион пошёл в дом.

— Кто это был? — спросила Лиза.

— Да, заблудились, дорогу спрашивали.

— До Благодатской? — передразнила мужа Лиза.

— Да, — улыбнулся он.

— Настеньку домовой не любит — опять искать нужно по деревне.

— Куда она денется?

— Вы когда пойдёте?

— Думаю, что через неделю. Ты управишься одна?

— Нюшка хоть сейчас готова сюда перебраться. А по хозяйству помогут.

На следующий день вечером пришёл обоз, а ещё через три дня Родион с Мишкой ушли в верховье Бирюсы.

41

В середине апреля 1926 года небольшой обоз из пяти подвод последний раз шёл вверх по Бирюсе. Ещё до встречи с друзьями братья Цыганковы уже знали, что принято правительственное решение сделать карагасов оседлыми, расселив их в трёх посёлках. Теперь заставят охотников разводить коров и лошадей, отнимут у карагасов исконный промысел — охоту. Не все охотники подчинятся такому указу, но со временем у них отберут участки тайги, где они промышляют сегодня.

И теперь обоз шёл в неизвестность: никто не знал, будет ли кто ждать их на стойбище.

— Мишка обиделся, что его не взяли, — сказал Родион брату.

— Мишка ещё находится, какие его годы, а я вот в последний раз пошёл. Помнишь, Лаврен просился с нами, душа, видно, просила проститься с карагасами. А ведь пришло и моё время, и меня просто потянуло в те края, да так потянуло — душу вынимает. А дома без мужика никак нельзя, сам знаешь, да и твоим помогать надо.

— Да, знаю я, просто думаю, как быстро привыкаешь к такой жизни. Вот скажи мне, мол, давай живи там, так ведь отказался бы, а иногда приходить — милое дело. Вроде как в жару водички испить.

— Всё думаю: как получится в этот раз. Круто новая власть взялась за карагасов: хотят посадить на месте, сделать для них райскую жизнь, отняв привычную.

— Тебя из Тальников никуда не пускай, так и ты взвоешь, а они без тайги и вовсе не проживут. А кормиться чем будут? Без охоты у них и работы нету. Охота — и та без оленей у них не получается.

— Не приживутся они на одном месте, разбегутся. Они же, как дети, за ними глаз да глаз нужен. Для себя рыбы поймать не хотят, а другую работу делать и вовсе не пожелают.

— Жалко их. Люди хорошие.

— Жалко. Считай, полжизни с ними в дружбе, а ничего сделать нельзя — не старое время. Там, если деньги есть, то решить всё можно было, а сейчас и деньги есть, только купить на них нечего. Ладно, не рви душу.

— Чирей-то пропал тогда, — сказал Родион. — Нынче с мужиками в Благодатской разговаривал. В тот раз прискакал он от нас к Никодиму, давай у него перед носом наганом махать и требовать денег, да только Никодим и сам не промах. Говорили, будто пальба была, а потом кто-то видел, как ночью мешки в реке топили. С тех пор и не видно Чирья. Никодим тоже вскорости уехал — и с концами. Вроде бы в Суетиху переселился, а уже три года о нём ни слуху ни духу.

— Тебе какая забота?

— Нет, ничего. Просто вспомнилось.

— Я тебе еще когда говорил, что Бог сам накажет его — вот и свершилось.

— Теперь в Благодатской и остановиться не у кого.

— А более и ни к чему. Тесть твой говорил, что с товаром в другой раз не выгорит, его дружка попёрли с должности, а больше взять негде.

Стойбище стояло на месте: горели костры, валялись полуголодные собаки. Ребятишки, завидев обоз, бегом кинулись навстречу.

— Ну, здравствуй, Оробак, — сказал Евсей, обнимая друга — Где Эликан?

— Эликан стал, как кобель, уже днём спит, сейчас выползет из чума.

— Какой ты старый стал, — шутя, сказал Родион. — На охоту бегаешь?

— Мало-мало бегаю, — улыбнулся Оробак.

Вышел и Эликан. За последний год он сильно сдал: согнулся, глаза слезились. Старик обрадовался гостям.

— Думал, что уже не придёте, совсем худые времена стали. — Старик присел на валёжину у костра.

— Как поживаешь, Эликан? — спросил Евсей, присаживаясь рядом.

— Мне немного осталось, а вот им плохо придётся, — сказал старик.