Искры на воде (сборник)

— Фёдор, мы приедем через несколько дней. Будь хозяином.

— Буду, — кивнул сын.

И было непонятно, шутит он или говорит серьёзно.

— Сына, покушать не забывай, — как маленькому, наказывала Настя.

Фёдор кивал головой, соглашаясь. Мать он любил очень, как и отца, старался не огорчать её, но не всегда получалось. Очень любил ходить в кузню. Мог часами молча смотреть, как огонь и молоток справляются с крепким железом.

— Ты все гляделки просмотришь, — иной раз по-доброму ворчал Антип. — Подсоби-ка лучше, покачай меха.

Кузнецу нравился этот любознательный парнишка. Плохо, что стеснялся спрашивать, но если Антип начинал рассказывать, то слушал, боясь упустить хоть одно слово. А покачать меха — это запросто.

Но не только в кузнице обитал Фёдор, мог зайти к Захаровым и целый день смотреть, как Кузьма собирает кадушки или мастерит табуретки. Тоже внимательно слушал, когда рассказывали, но сам не спрашивал. Стеснялся. И ещё у Фёдора была страсть к чтению. Читал он много, но в основном зимой, летом не находил на это времени. Особенно любил книги про путешествия и историю. Достаточно много знал для своего возраста. Иногда у костра, когда попросят сверстники, рассказывал разные истории из книг. Деревенские мальчишки слушали, не перебивали, только в конце рассказа иногда вздыхали, иногда что-то уточняли.

Егор с женой ехал в Тайшет провожать друга: Илью Ильича переводили в Иркутск. К отъезду всё было готово: вещи собраны и уложены в коробки и узлы. Осталось самое малое — попрощаться с друзьями. Был накрыт стол специально для Егора с Настей. Это были самые лучшие друзья, с которыми можно было говорить обо всём.

— Егор, может, и вы за нами, в Иркутск? Там перспектив больше, — спросил Ручкин.

За последнее время он стал сдавать. Больше обозначились морщины, стало много седины, а вот Екатерину Павловну время щадило. Она не менялась, была всё такой же приветливой, весёлой.

— Чем я там буду заниматься? К тем перспективам нужны хорошие деньги или, на крайний случай, большая удача. А у меня здесь помаленьку дела идут, но просьба к вам есть. Хотелось бы Федора пристроить учиться куда-нибудь, там доступней. Просьба присмотреть там что- нибудь подходящее да весточку дать. На первое время Настя поехала бы с ним, а потом видно будет. Возможно, и дом придётся купить.

— Мы с Катей уже об этом говорили. Мне дают дом, там будет место и Фёдору, и Насте. Город большой, не Тайшет, так что там надо держаться вместе. К этой осени и посмотрим, куда вашего сына определить, возможно, придётся привезти пораньше, подготовиться надо. Про жильё и не думай, я тебе письма буду писать на почту, а ты спрашивай каждый раз.

Настя с Екатериной Павловной уже вытирали слёзы. Прощание без слёз — это не прощание. Сидели долго, вспоминали, как познакомились.

И вот приходится расставаться.

Утром Ручкины уехали. Егор отправил Настю посмотреть товары в лавках, а сам заехал к Зюзенцеву. Дела у них складывались хорошо, договоры исполнялись. Купец был всегда рад Егору.

— Егор, ты мой свет, Петрович, каким ветром тебя занесло, вроде бы не к сроку ты подоспел?

Егор рассказал об отъезде Ручкина.

— Хороший человек — твой Ручкин, но совести в нём с избытком. Жалко, съедят его в Иркутске.

— Почему съедят? — спросил Егор.

— Большой город — это тебе не твоя деревня. В городе, как в своре собак, поймал кость — это ещё не значит, что она твоя, а уж если не поймал да не подрался за неё — сгинешь.

— Он и здесь жил на жалованье, неплохо жил.

— Это как посмотреть. Неплохо относительно тебя, а вот супротив некоторых других, так очень даже мелковато. Даже некоторых чиновников возьми. Бумажная душа, а гонору сколько, и берёт — не подавится.

— Не давай, — улыбнулся Егор.

— Наивный ты человек, Петрович, добрая душа. Вы с Ручкиным одного поля ягода, хотя ты торговый человек. Всё не пойму, как ты ещё не разорился.

— Хорошие компаньоны.

— Ох, льстишь ты мне, Егор, ох, льстишь, но приятно слушать.

Оба весело рассмеялись. Переговорив по делу, Егор поехал искать жену. Настя уже успела купить всё, что было нужно, и ждала Егора недалеко от церкви. После обеда они отправились домой. Ночевать им предстояло в Конторке, там жил земляк из Федино. Вечер проговорили, вспомнили всех своих родных и деревню, а наутро отправились домой.

Тимофей Ожёгов скучал на берегу. Сегодня работы было мало. Паром работал исправно, возил повозки да верховых. Народу в этих краях прибавилось.

— Чего скучаешь? — спросил Егор, подъезжая.

— От безделья. И работы нет, и не уйдёшь.

— Чего не уйдёшь? Крикнут, кому надо, услышишь — дом-то рядом.

— Недовольных много стало, выговаривают. А ты знаешь мой ответ. Вниз головой с парома — и все дела. Жалобы есть, от урядника предупреждение было. Скинул так одного, а он оказался какой-то большой чин — шуму было много. Дело чуть до кутузки не дошло, слава богу, обошлось.

— У тебя тоже деревня растёт.

— Всё, некуда больше. Поля сеем и то на другой стороне, и покосы там же, а теперь надо всё дальше уходить. А с той стороны бедокурить стали: то хлеб потравят, то сено скосят, бывало, что и готовое увозили. Поехали по следам — не нашли, следы ушли до Конторки, а там и затерялись. Деревня большая, ни у кого не спросишь. Никто и не скажет: за воровство спрос особый, за донос тоже.

Приятно подъезжать к дому: здесь тишина, покой, отдых. Спустившись с горы, конь зафыркал, Егор приостановил коня — пусть попьёт. Но конь пить не стал, он просто не хотел идти домой. Егор понял: что-то произошло. Он быстро вытащил из телеги карабин.

— Настя, держи вожжи, я сейчас.

С карабином в руках он быстро направился к дому. На крыльце сидели Фёдор и работник Никола, у сына в руках было ружьё. Посреди двора лежал огромный медведь, рядом — растерзанная собачонка. Егор молча присел рядом и спросил сына:

— Ты?

Тот кивнул.

— Опять нос к носу встретились?

— Сам припёрся, похоже, подранок. Собачку поймал, больше ничего не успел. Я дома услышал собачий лай, понял, что зверь пришёл, стрелял прямо с крыльца.

— Не говорил ему, что матери слово дадено с медведями не встречаться.

— Не успел.

— А ты где был? — спросил Егор Николу.

— У себя, во времянке. Прилёг немного, что-то недомогаю. Слышу: выстрелы, выскочил — а он и не дёрнулся даже.

— Давно?

— С полчаса.

— Что матери скажешь?

— Помолчу, — ответил сын.

— Никола, приведи лошадь, у реки стоит. Насте ничего не говори, сама увидит.

Когда Никола ушёл, Егор спросил:

— Страшно было?